– Да, Евдокия Матвеевна, у вас тут и пить не надо – только дыши да закусывай, – уважительно заметил Костя Костанов. Он стоял возле огромной ёмкости агрегата водонагрева (коротко – АГВ), тщетно пытаясь обсохнуть и согреться. В своём стильном сером свитере с воротом под самую шею и чёрном коротком демисезонном плаще следователь напоминал несчастного принца Гамлета, который всю ночь рыскал в поисках папашки-призрака, а наткнулся на вполне реальный чурбан в тельняшке.
– Закуси нету, – тревожно отозвалась Дуся. – Закусь свою надо приносить.
– В следующий раз принесём, – пообещал Костя. – Как нового покойничка выудите.
– Свят, свят… – испуганно перекрестилась баба. – В другой раз я уж не попрусь утром мусор высыпать.
– Ты, видать, сильно перебрала-то, Евдокия, – встрял в беседу человечек Бабайкин. – Литра полтора, небось, выжрала, и пошла из себя мастера чистоты строить. Тверёзая ты и за драный веник не схватишься.
– Молчи, козёл старый! – огрызнулась гостеприимная хозяйка.
– А вот молчать как раз не надо, – возразил следак Полторак. – У нас как раз есть повод для дружеской беседы. Костя, у тебя к гражданину вопросы имеются?
– Если позволит старший товарищ, – учтиво расшаркался Костанов, как и положено следователю районной прокуратуры перед вышестоящим начальством.
– Давай-давай, – подбодрил следак Полторак. – Или думаешь, я этим делом буду заниматься?
– Ну понятно, не вы. Вот если бы мэра хлопнули… – мечтательно протянул Костя. И, увидев, как передёрнуло коллегу, тут же перешёл на человечка Бабайкина: – Вы, Валерий Никанорович, что-то насчёт моста упомянули…
– Так я ж говорю: ночью дело было, где-то в пол-второго, – встрепенулась головёнка на манер отогревшегося воробушка. – Мой дом первый от моста, на углу, как налево поворачивать. Ну, проснулся я…
– Чего вдруг? – поинтересовался Костя.
– Прижало, понимаешь ты, по большой нужде. Видать, что-то тревожное на ночь сожрал. А отхожее место на дворе.
– Ну да, ну да, – закивал Костя. – Поближе к природе, подальше от цивилизации. И что же вы узрели в один час тридцать минут по полуночи?
– Узреть ничего не узрел, – сокрушённо дёрнула ушами головёнка. – Сортир у нас в глуби двора, а до забора не добраться, там кушери крапивные. Зато слыхал. Вроде как мужики ругались.
– Много мужиков-то? – уточнил Костя.
– Штуки три, надо думать. Не меньше.
– Разобрали чего?
– Откуда я знаю, чего они разобрали? – удивился Бабайкин. – Да и чего разбирать? Баню нашу, что ли? Так её уж до них разобрали. Говорят, будут строить гостиницу или ещё что.
– Повторяю для особо одарённых, – терпеливо вздохнул Костя. – Вы сами разобрали, про что они между собой говорили?
– Тьфу ты, пропасть! Так бы и спрашивали. Первый хотел кекса, что ли, отведать. Другой кричит чё-то типа – налево начирикал… Тут меня совсем допекло, я и побежал на очко. А как воротился, уже тишина была.
Костя переглянулся с Полтораком и другими.
– Игорь Сергеевич, вы что-нибудь понимаете? – спросил он городского прокурора. – Что значит на фене «кекс»?
– Отродясь не слыхал, – признался следак Полторак. – Может, «кокс»? Наркоманы так кокаин называют. Наверно, кокаин они не поделили.
– Валерий Никанорыч, вы не попутали? – уточнил Костя у человечка. – Может, они про кокс говорили?
– Шут его знает, – пожал плечами тот. – Может, и про кокс. Спросонья разве разберёшь.
– Слушайте! – хлопнул себя по лбу следак Полторак. – Я знаю! Сейчас у молодёжи типа всяких тинейджеров «кекс» значит – «секс»!
– А вы что, Игорь Сергеевич, в ночных клубах оттягиваетесь? – с подозрением поинтересовался Гольдман.
– Если родина прикажет – в гарем евнухом пойду! – сурово отрезал следак Полторак. – А насчёт кекса-секса – не велика тайна. Вы вечером музыкальный канал включите, там внизу показывают, как малолетки в чате общаются.
– Иде общаются? – вмешалась баба Дуся.
– Не берите в голову, Евдокия Матвевна, – успокоил хозяйку дома Костя. – Туда в галошах не пускают.
– Ну вот, – продолжал следак Полторак, – там пацаны девок часто приглашают на посиделки с «кексом». Это у них юмор такой. Или – «безопасный кекс».
– Я не понял, – решил уточнить въедливый Гольдман. – Эти бандиты что, перед тем как Коляна в речку сбросить, с ним ещё и кексом занимались?
– А кто их знает, – пожал плечами следак Полторак. – Может, они извращенцы. Напихали ему кекса – и с моста скинули. Чтобы концы в воду.
– Конец, – уточнил Костя.
– Почему – «конец»? – не понял Полторак.
– Потому что у Коляна – один конец. А концы его убийц в речке не обнаружены.
– Ночью, грязь, в антисанитарной обстановке… – засомневался судебный медик Зуб.
– Охота – пуще неволи, – пояснил следак Полторак.
– А как насчёт «налево начирикал»? – спросил Костанов. – Кто куда начирикал? И почему налево?
Насчёт левого чириканья ни Полторак, ни Гольдман, ни Зуб ничего прояснить не смогли. Зато криминалист неожиданно изрёк:
– А вчера, между прочим, родился Адольф Гитлер…
И многозначительно поднял указательный пальчик.
– Извините, Семён Давидович, не успел вас поздравить, – повинился Костя и уточнил: – Дата круглая?
– Вроде нет, – неуверенно сказал Гольдман. – А вот насчёт поздравлений, это, знаете ли, шутка дурного толка…
– А к чему вы вообще Гитлера приплели? – поинтересовался Костя. – Какая связь между вашим Гитлером и нашим Коляном?
– Может, и есть связь, если как следует поискать! – обиделся Гольдман.
– Семён Давидович намекает, что эти гопники занялись кексом со жмуриком, чтобы отпраздновать знаменательное событие! – радостно предположил следак Полторак.
Хата содрогнулась от громового хохота. Смеялись все, даже Дуся и Бабайкин. Один лишь Гольдман мрачно и сурово безмолвствовал.
Повеселевший и взбодрившийся Костя занёс странные цитаты про кекс и чириканье в блокнот. Тщательно была зафиксирована и печальная повесть Бабайкина о ночном походе на «толчок». После чего человечек растворился во мгле, которая неумолимо таяла, как бледнеет крепко заваренный чай, когда в него бросают ломтик лимона. Видимо, ломтик Бабайкина обладал такой же магической силой.
СПУСТЯ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА после растворения человечка к бабе Дусе ввалились опер Серёга Степцов и вечно сонный участковый. Выглядели они плачевно. Хлебосольное население пополнило словарный запас промокших пинкертонов несколькими занятными фольклорными выражениями, но к таинственной гибели Коляна они отношения не имели.
– Кой-чего раскопать удалось, – утешил следака Серёга. – В доме рядом с развилкой живёт молодая пара. То есть жена молодая, а мужику лет под сорок. Так вот, она его ночью разбудила, тоже крики слышала. Но, видно, под самый занавес драмы. Затихло всё вскоре. Дядька этот здоровый, но всё равно бы не вылез. Зачем, говорит, искать на своё седалище приключений? Хотя в конце решился было. Взял огромный дрын…
– Ага, в заду геройство заиграло, – удовлетворённо констатировал Костя. – Не всё ещё пропало, когда такие люди в стране Советской есть.
– Он подумал, на ночных прохожих собаки напали, вот и решил помочь, – уточнил Серёга.
– Почему собаки? – не понял Костя. – Лаяли, что ли?
– В том-то и дело, что лая как раз не было.
– С чего же он ляпнул про собак? – не понял Костанов.
– Да, говорит, крикнул кто-то типа – кусается, гад, – подал голос сонный участковый и в очередной раз зевнул. – Вот мужик и решил помочь. Это потом до него дошло – странно как-то: ни лая, ни скулежа…
– Значит, гад, кусается… – задумчиво протянул Костя.
– Вот именно, – поддакнул Серёга Степцов. – Я думаю, этот наш, в тельняшке, кого-то из бандюков тяпнул.
– Этот наш? – удивлённо вскинул брови следак Полторак. – Он уже и нашим стал… Ты что, почуял родственную душу? И за что же он тяпнул?
– А хрен его знает. За руку, наверно. За что ещё?
– Ну, всякое бывает, – наставительно пояснил Полторак. – Я по молодости на вызов выезжал. Супружница своего мужа умудрилась за мошонку зубами цапнуть, когда тот раздухарился.
– Ух, мать моя… – охнул впечатлённый Серёга Степцов и инстинктивно прикрыл ладонью гульфик.
– С мошонкой – маловероятно, – засомневался криминалист Гольдман. – Хотя как версию отработать можно.
Затем вся компания отправилась к мосту, но ровным счётом ничего там не обнаружила. Редкие прохожие уже шлёпали по своим утренним делам, старательно обходя огромную глубокую лужу на проезжей части. Когда-то в школах были чернильницы-«непроливайки»: переворачиваешь вверх дном – а чернила остаются внутри. Лужа у моста вполне заслужила славу «непросыхайки». Правда, старожилы говаривали, будто бы в иные дни засушливого лета лично видели, как вода из лужи испарялась. Можно было якобы даже узреть её дно в колдобинах, изрытое колёсами грузовиков, рефрижераторов и трудяг-внедорожников (другая техника не рисковала переть через неизведанное болото). Но стоит ли доверять старожилам, пропитанным спиртом, как матросы – солью моря, это ещё вопрос…
Обогнуть лужу было непросто. Природное явление расплескалось во всю ширину дороги, по сторонам оставались лишь узенькие бетонные бордюрчики. Аборигены балансировали на них, как опытные канатоходцы, которым каждую секунду грозила опасность свалиться либо в лужу, либо под откос. Впрочем, долгая практика научила людей так ловко держать равновесие, что они могли дать сто очков форы цирковым канатоходцам с шестами, бегающим под куполом шапито. С шестом каждый дурак может! А ты без шеста рискни… К тому же полоску бордюра приходилось преодолевать бегом. Замешкаешься – пролетающий грузовик обольёт грязью с ног до головы. Или с головы до ног – кому как нравится.
Когда один из рефрижераторов выплеснул из-под колёс такое цунами, что чуть не смыл оперативно-следственную группу в пучины мутного потока, Костя Костанов подытожил:
– Пора кончать водные процедуры. Отосплюсь немного – и к медэкспертам в дуборезку. А вы, Семён Давидович, когда этого типа по информационному центру пробьёте?
– Как только, так сразу, – пообещал многоопытный Гольдман.
На том и порешили.
ГЛАВА ВТОРАЯ
которая начинается за несколько дней до событий на речке Безымянке и за несколько тысяч километров от неё
18 апреля того же года, Климск, раннее утро
– «ЛЕКСУС» – ТАЧКА ЦЕНТРОВАЯ… Зверь. – Серёга Исайченко, он же – Исай, от полноты чувств вдавил сигнал до упора. Внедорожник протяжно завыл басом Шаляпина в глубоком подпитии.
– Долго думал? – поинтересовался у водителя верзила Боря Грачёв, более известный в кругах толстолобой бандитской богемы погонялом Грач. – А я-то всю жизнь считал, что круче ишака на свете зверя нету.
– Кончай стебаться, – отмахнулся Исай. – Я на полном серьёзе. Если раскручусь, себе только такую буду брать. Или вещь, или лучше всю жизнь пешедралом.
Исай подвизался в холдинге «Русский мир» уже пятый год, ещё с тех пор, когда холдинг носил гордое импортное название «Пасифик Раша». Затем повеяло ветром перемен с посконным славянским душком. Пошла тема насчёт отсутствия у российского бизнеса сермяжного патриотизма. «Пасифик Раша» пожарными темпами перекрестился.
Грач пришёл года через полтора. К тому времени компания уже крепко стояла на ногах. От вульгарного мочилова конкурентов народ стал постепенно переходить к культурному мордобою. Сейчас и вовсе, как утверждает шеф, наступает эпоха цивилизованного бизнеса. Конечно, нет-нет да и подпалишь кого-нибудь. Но чисто чтоб не расслабляться.
С Грачом Исай закорешевал сразу. Оба были конкретными пацанами: предпочитали действовать, а не сопли жевать. Но, с другой стороны, не какие-нибудь быковатые отморозки. Могли при случае соображалку включить, проявить разумную инициативу. За это их особо выделял сам Аркаша Деловой, он же Аркадий Игоревич Драбкин – генеральный директор «Русского мира».
– А у вас какая тачка, мистер Лоусон? – спросил Исай пассажира, который расположился на заднем сиденье. – Мерин?
– Мерин? – удивлённо вскинул брови тот. – Мерина у меня нет. У меня есть несколько жеребцов. Граффит недавно выиграл дерби. Но в основном я использую их для конных прогулок.
Исай и Грач хором гыкнули.
– «Мерин» – это «мерс», – снисходительно разъяснил верзила.
– А! – понял Лоусон. – «Бумер» – это БМВ. А «мерин», значит, мерседес…
Он вынул блокнот, что-то чиркнул «Паркером», откинулся на светлую кожаную спинку сиденья и задумался над тонкостями русского языка.
Генри Лоусон был партнёром компании Драбкина по туристическому бизнесу: обеспечивал отдых богатеньким русским буратинам в странах Старого и Нового Света, а сам возил в Россию состоятельных пиноккио из-за кордона. Правда, для забугорных пузатиков приходилось постоянно выдумывать экзотические маршруты. В смысле туризма страна недалеко ушла от той Московии и Татарии, карту которой изобразил когда-то немецкий путешественник Абрахам Артелиус – с густыми лесами, юртами, верблюдами и дикими всадниками. Эта ландкарта шестнадцатого века во всю стену украшала кабинет Лоусона в Москве и вызывала восхищение посетителей.
А по основной специальности Генри Лоусон был шпионом. Или разведчиком. В России это – разные понятия. Шпион – тот, кто работает против русских. «Разведчик» – тот, кто работает на них. Приходится считаться с национальными особенностями. Хотя Генри никак не мог к ним привыкнуть. Например, он поражался странной способности русских превращать элементарное дело в дикий балаган. Вот сейчас надо мчаться за сотни вёрст от Москвы – и зачем? Куда легче было провернуть всё не в Климске, а в столице. Он так и рассчитывал, когда обсуждал детали операции. И вот пожалуйста! Как в дурном детективе. «Шпион Джонс хмуро посмотрел в тёмный овал иллюминатора»…
Шпион Лоусон хмуро посмотрел в грязное окно «лексуса». Мимо проносились голые поля и жидко зеленеющие рощицы. Конечно, дело стоило риска. С предложением к Генри обратился Аркадий Драбкин. Во время отдыха в Адлере он познакомился с неким Валерианом Владимировичем Востриковым. Тот оказался химиком из Климска. У «Русского мира» в Климске были свои интересы. Здесь холдинг в доле с местным коммерсантом – корейцем Михаилом Паком создал развлекательный комплекс «Малая Орда»: гостиничные домики в виде степных шатров со всеми благами цивилизации, прекрасная охота, реконструкция боёв русичей и кочевых племён, а также прочий джентльменский набор экзотической мишуры.
Идею с Ордой подал в своё время Лоусон. Почему Орда? – спросил ошарашенный Аркаша Деловой. Да у вас везде Орда, пожал плечами Генри. Придумайте какую-нибудь легенду – и вперёд. Легенду сляпали быстро: про неясного хана Урюка и его любовь к новгородской полонянке Марфе: как полагается, с драматическими деталями и трагическим концом.
Итак, химик Востриков тоже жил и работал в Климске. По этому поводу выпили, разговорились «за жизнь». Приняв на грудь лишнего, химик пожаловался на судьбу-злодейку: давно пора ему, талантливому и работящему, валить в сторону, где солнце закатывается. Драбкин возразил в смысле того, что за буграми не всякого ждут. Ну и что, что доктор наук? Там этих докторов, как пыли среди звёзд. Нужны перспективные разработки. Они у тебя, Валерик, есть? Оказалось, разработки у Валерика имеются. То есть не совсем у него, но зато какие… Тут-то Аркадий Игоревич и вспомнил про Лоусона, которому несколько раз оказывал незначительные услуги, тянувшие на значительные сроки. Ничего личного, бизнес. Химик повёлся с пол-оборота.
Когда Лоусон услышал про Вострикова, он даже не поверил. Фамилия ему ни о чём не говорила, но Валериан Владимирович числился ближайшим ассистентом профессора Горбаня. А Горбань – величина, в Климске возглавляет секретную лабораторию. Если удастся получить копии технической документации и образцы этого самого… Впрочем, далее – молчание, как говаривал принц Гамлет. Если удастся принести то – не знаю что, можно считать, жизнь прожита так – не знаю как.
Судьба связала Лоусона с Россией ещё в раннем детстве, когда он вместе с родителями попал на приём в советское посольство. После приёма показывали русские фильмы. Один из них оказался очень забавным: три болвана бегали от собаки, которая держала в зубах динамит с горящим шнуром.