– Алё, – раздался его дребезжащий голосок. – Обувь? Да к бабке ходить не надо. Я её хрррпррр… лил. Отпечбрррхххх… хрррпрр… ливые.
– Чего? – не понял Костя. – Семён Давидович, вы чем там хрумкаете?
– Костя, хрры хрры пххх пххх… ваешь? Пххх гррых… грибок, а втоххххр шаламандр…хрррр…ззз…
– Чего?! – ошалело переспросил следак. – Повторите!
– Хррр… – снова захрипела трубка. – …мандр… Извини, время закпхххгрррбзд…
Костя смахнул со стола ключи в карман:
– У Давыдыча белая горячка. Может, придётся даже изолировать.
Мотнувшись до экспертно-криминалистического отдела, Костанов ворвался к Гольдману.
– Семён Давидович, какая у вас пентература? – сочувственно поинтересовался он у криминалиста. – До ветру давно ходили? Родители не шимашедши?
– Родителей попрошу не трогать, – обиделся Гольдман. – У вас, Костя, шутки идиотские. В чём проблема?
– Проблема в том, Семён Давидович, что не надо на ночь грибками объедаться, – объяснил Костя. – Тем более запивать шлымандриками. Кстати, что это такое?
– Вы и растолкуйте, что это такое, – Гольдман вопросительно взглянул на Костанова.
– Я? Это же вы мне о них только что сообщили!
– Ну, извините, – покаялся криминалист и вытер лысинку засаленной замшей. – Надо оператора менять. Или телефон. Замучился уже.
– Не понял, – удивился Костя. – Опять менять? Значит, израильские соплемённики впарили вам голимый дерибас?!
– Шо вы радуетесь? – возмутился Гольдман. – Шо вы ликуете? И во-вторых, где ваша культура языка? А шоб вас окончательно успокоить, так моя Ирочка подарила мне вполне отличную трубку. Даже с этими знаменитыми кристаллами. Ну, типа сворованными…
– О! – сурово покачал головой Костя. – Дожили. Еврейская мафия в святая святых правоохранительных органов. Значит, теперь ко всем своим смертным грехам вы добавили грех скупки краденого?
– Ай, бросьте! – отмахнулся Семён Давидович от Костанова, как от назойливой осетинской мухи. – Вы же ж понимаете, об чём я. Оно только звучит как сворованное. Фамилия такая. Известная фирма!
– Кристаллы Сваровски, – смилостивился Костя. – Я вот только одного не пойму. Если труба отличная, чего она так хрипит и плюётся? У меня всё ухо взмокло!
– Да это не она плюётся, – пояснил эксперт-криминалист. – Это вот что плюётся.
Он продемонстрировал следователю треснувший, видавший виды мобильный телефон с истёртыми клавишами. При одном взгляде на него создавалось впечатление, что «мобила» прошла через умелые ноги многочисленных прохожих и проезжих, а затем её немного прокрутили в бетономешалке и подержали в серной кислоте.
– Я подумал – зачем менять ещё вполне приличный телефон? – жалобным голосом затянул Гольдман. – Просто сунул в старый новую сим-карту. А Ирочкин мобильник может полежать. Он же ж не говядина, не протухнет. Но, видно, всё равно новый покупать придётся. Эта лошадка своё отбегала.
И Семён Давидович печально приголубил истоптанную трубку. Так гладит загнанного скакуна бывалый ковбой и стряхивает скупую пастушью слезу перед тем, как пристрелить верного друга.
– Зачем вам новый? – не понял Костя. – Берите дочкин, с кристаллами!
– Лучше не надо, – замахал ручками Гольдман. – С этими ворОвскими хрусталиками страшно трубку на улице вынимать. Не хочу оказаться на месте наших клиентов.
– На кой же шут вы тогда сим-карту меняли? – не понял Костя, утомлённый сложной еврейской логикой. – Оставили бы старый телефон – и голову людям приличным не морочили. А то запоминай теперь новые цифирки…
– Пусть Ирочка думает, шо я с её телефоном хожу! А то обидится, скажет, что я гребую подарком. А с Израиля всё равно не видно.
– Ладно, – отмахнулся Костанов. – Так что с обувкой?
– Определил я обувь, – бойко доложил Семён Давидович, довольный, что беседа соскочила с неприятной темы. – Там и слепка не надо. По фоткам даже видно. Хороший суглинок, я же говорил. И погода помогла. В смысле того, что дождик закончился ещё утречком, когда мы с вами первый раз у моста топтались. А сейчас уже солнышко. Плюс фонарь торчит на обочине, так что следы никто не затоптал. Там, значит, два следа…
– Я в курсе. Арбузов просветил.
– Очень славно, – закивал криминалист. – Тот гражданин, что сорок седьмого размера, носил кроссовки. Что-то вроде «РибОк»…
– Да не «РибОк», а «РИбок»! – поморщился Костанов. – Что вы как из тайги вчера выскочили? А я-то голову ломаю: что там Семён Давидович про какой-то грибок лепечет?
– Плевать я хотел на ваши ударения, – надулся Гольдман. – От них суть дела не меняется. Тот, что помельче, – размер сорок второй, туфли фирмы «Саламандер».
– Ага. Шаламандрик, значит. Так мы их и окрестим – грибок и шаламандрик. А помимо суглинка – другие отпечатки есть? Ну, может, к речке спускались или ещё что. Куда дальше-то они направились?
– Побойтесь бога, Костя! После дождя хоть какой-нибудь след снять – уже удача. А вам ещё подробную трасологию подавай… По обуви могу сказать ещё вот что. Кроссовки уже хорошо ношеные. Судя по скосу каблука и положению следа – владелец немного косолапит. Типичный русский медведь…
– Вы и его национальность определили? – радостно удивился следователь.
– Не ловите меня на слове! – растоптал надежды Костанова Гольдман. – Я ж в фигуральном смысле. А то ещё припишете, шо этот гопник – член «Единой России»…
– А что по Коляну?
– Записывайте про своего Коляна, – сказал Гольдман. – Разведка доложила точно. Вот данные информбюро. В смысле – информационного центра. Бушуев Николай Иванович, 17 апреля 1952 года, город Елец. Значится под кличкой «Лешак». Семнадцатого апреля сего года освободился из колонии номер девять города Климска. Пять судимостей – 144-я, опять 144-я, 145-я, 158-я…
– Крадун, значит, – отметил Костя, перечитывая запись. – И немножко разбойник. Хороший букет. О! Глядите, освободили его прямо в день рождения. Интересно, как он его отметил…
– А мне интересно, как вы отметите мой доблестный труд, – встрял в рассуждения следака Гольдман.
– Семён Давидович, вы забыли лозунг перестройки?
– Про социализм с нечеловеческим лицом? – догадался эксперт.
– Про нечеловеческую трезвость с нормой жизни, – опроверг его домыслы Костя. – Или вы продолжаете пить тазиками? Вот так и рушатся наши крепкие семьи…
Вообще-то Гольдман почти не пил. А если и пил, то какую-нибудь дрянь типа белого десертного. И жену, которую так опрометчиво обещал подарить Косте Костанову, Семён Давидович тоже любил. Прожили супруги вместе почти пять десятков лет и ни разу толком не поссорились. Разве что однажды, когда Семён Давидович неудачно оставил у порога тазик с водой, Клара Львовна угодила в него ногой и звонко шлёпнулась. После чего села рядом с тазиком и проплакала больше часа. Несмотря на клятвенные заверения Гольдмана в том, что тазик он оставил не нарочно, а по рассеянности, супруга до сих пор была убеждена в обратном. И это камнем лежало на душе Семёна Давидовича. Когда-то он поделился своей тайной с Костей. С тех пор следователь время от времени не упускал случая ввернуть в разговор злополучный тазик. Что очень Гольдмана обижало.
– Константин Константинович, вы бы лучше занялись делом, – сухо отрезал криминалист.
– Ухожу, ухожу, – поднял Костя ладони, защищаясь от Гольдмана. – Мне ещё про кекс надо выяснить. Который чирикает…
И он исчез.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
которая на пальцах повествует о бригаде жуликов имени французской эскадрильи, а также знакомит с языком «отвёрточников» и камерными развлечениями малолеток
18 апреля, Климск, с раннего утра до полудня
– ЕСЕНИНА ЖАЛЬ, – вздохнул Шашель, когда они с Салфеткиным наконец поставили привезённые им колёса и выбрались на трассу. – Хороший парень. Будет теперь гнить – ни креста, ни могилы.
– Да ладно, – угрюмо буркнул Салфеткин. – Мертвецу всё равно. Мне другого жаль. Бабок моих мне жаль.
– Я же сказал – займу! – раздражённо отрезал Шашель. – Не ной.
– Да что «займу»! – огрызнулся Салфеткин. – Твоё «займу» всё равно отдавать надо. Нет, я хочу эту тварь найти. И глотку ей перегрызть.
– Ну ты Дракула… – насмешливо протянул Шашель. – Где его искать, этого козла? Он давно укатил, даже рукой не помахал.
– Не знаю где, – опять буркнул Салфеткин. И вдруг хлопнул себя по лбу: – Нет, знаю!
– За дорогой следи! – подскочил Шашель. – Чё ты колесо бросаешь? А то не одного козла придётся искать, а двух баранов. К тому же на кладбище. Ну? Чего ты там надумал? – И Шашель ткнул пальцем почему-то в свой лоб.
– По чернушникам надо пробежаться! – предложил Салфеткин. – У нас в округе сколько их?
– Какие ещё, на хрен, чернушники? – удивился Шашель. – Чернушники на зоне нарды мастерят. – Но тут же до него дошло: – А, ты про «мастерил», которые угнанные тачки рихтуют… Ну, ям пять я знаю. Трое под ворами, один, я так думаю, с ментами в доле. Плюс неманы, те гуляют сами по себе. Хотя ворам, наверно, отстёгивают на общее. От сумы да от тюрьмы… За «колючкой»-то всё равно бродяги рулят.
– Давай всех этих подпольщиков пошерстим! – завёлся Салфеткин. – Вдруг им кто-то нашу «шестёру» скинет…
– Вряд ли, – засомневался Шашель. – Наверно, малолетки развлеклись. Сейчас ссутся от радости. Им главное – что лавэ по-лёгкому срубили. А тачку уже давно бросили.
– Может, и так, – грустно согласился Салфеткин. – Но недомерки, скорее, наш «чероки» угнали бы. Чего им с «жигулём» возиться?
– Это верно, – кивнул Шашель. – У меня всё время это в башке вертится. Наверное, тот, кто угонял, прикинул, что за таким джипом стоит суровый народ. Лучше не связываться.
– Чего ж они тогда бабки насунули?! – взвизгнул Салфеткин. – Не забздели…
– Непонятка, – опять согласился Шашель. – Пожадничали. А жадность, как известно, фраера губит… Ну что ж, для верности можно пробежаться. Если эти чурбаны такие отмороженные, у них хватит дури и тачку на выкуп скинуть. Только кто же это такой крутыш? Местные весь автопарк Мао знают, как «Отче наш». А гастролёры откуда в курсах, где угнанную тачку пристроить?
– Не забивай голову, – махнул рукой Салфеткин. – Поехали.
НА ПЕРВЫХ ДВУХ ТОЧКАХ приятелям не повезло: свежих поступлений там вовсе не было. Правда, у дагестанца Бодруди «шестёрка» имелась, но доставили её месяц назад. Лишь когда Шашель с Салфеткиным сунулись в Посёлок Грибной, километрах в двенадцати от Климска, им крупно повезло.
Место это славилось тем, что обитали здесь в основном глухонемые, на жаргоне – «неманы». Любопытно, что сами аборигены нормально реагировали, когда их кликали неманами, зато многих оскорбляло слово «глухонемой». Немыми они себя не признавали. Как это – немые? Да у них целых два языка – язык жестов и азбука на пальцах, которую учёные люди зовут диковинным словом «дактильная». Обитатели посёлка считали себя только глухими. А многие вообще были лишь тугоухими, поэтому даже разговаривать умели – медленно, тягуче, по слогам и необычайно громко, как будто боялись, что собеседник их не услышит.
В посёлке располагался небольшой механический завод, где человеку с нормальным слухом работать было совершенно невозможно из-за чудовищного шума старых станков, грохота конвейеров и прочих пролетарских прелестей. Трудились неманы необычайно добросовестно, тщательно и со знанием дела. Это вообще отличительная черта глухонемых, за что бы они ни взялись. И, конечно, неманская среда обитания была перенасыщена криминалом. Неразговорчивые поселяне на всю катушку торговали наркотой, «бегали» по карманам и творили прочие уголовно наказуемые чудеса. «Перековка» угнанных машин считалась здесь делом чистым и за малым не богоугодным.
«Яму» в посёлке Грибном в незаконном мире называли «Нормандия» – в честь знаменитой интернациональной эскадрильи «Нормандия-Неман». Держали её несколько глухонемых и казах Карл Григорьевич Исламбеков, которого в шутку прозвали Шарль де Голльевич – в честь покойного президента Франции. «Нормандию» окружал высокий кирпичный забор. Шашель нажал на кнопку звонка слева от массивных кованых дверей.
– Зачем звонок? – удивился Салфеткин. – Они же глухие!
– Во-первых, не все, – пояснил Шашель. – Шарль же нормальный. И ещё парочка ребят. А во-вторых, там, кроме звука, лампочки начинают мигать.
Ворота медленно раскрылись, и бандиты въехали во двор.
Встретил их глухонемой Боря – бригадир здешних умельцев. Он что-то начал объяснять, быстро размахивая руками, но Шашель прервал пустую болтовню:
– Да глохни ты, щебетун! Ты же знаешь, я по-вашему ни бум-бум. К Шарлю нас проводи.
Боря замычал и отрицательно замотал головой, а потом вдруг перекрестился.
– В церкви, что ли? – догадался Шашель.
Боря утвердительно закивал.
– У Пирата? – уточнил Шашель.
Боря снова подтвердил.
– Ну, пошли в гараж, – сказал бандит. – Там-то есть кто говорящий?
Немой опять радостно затряс кудлатой головой.
– Какая ещё церковь? – удивлённо спросил у Шашеля Салфеткин.
– Нормальная, – сказал Шашель. – Что ж им, нехристями ходить, раз неманы?
– Да как же они молятся? – продолжал выпытывать Салфеткин. – Они ж не слышат ни фига!
– Нормально молятся, – пожал плечами Шашель. – А как именно, не знаю – я к ним туда не заглядывал. Может, по губам у попа читают.
Церковь Иоанна Златоуста открылась в посёлке год назад. Вернее, она и прежде была, но когда неманы помаленьку стали вытеснять местную паству, захирела церквушка, а настоятель отец Феофан помаленьку спился. Так бы и сгинуть ей безвозвратно, кабы не новый настоятель – иеромонах Паисий.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.