Русские до истории - Пересвет Александр Анатольевич 6 стр.


Когда H. sapiens отправился расселяться по миру, его приход в тот или иной регион означал быстрое исчезновение всех прочих человеческих видов. В течение какого-то времени сосуществование и даже культурный обмен оказались возможными лишь с H. neanderthalensis. Например, укладывать в могилы соплеменников венки из хвойных ветвей, куда были вплетены цветы, первыми начали неандертальцы (интересно, что традиция актуальна и поныне). Вероятно, обитая в одних регионах, два вида вели разный образ жизни, из-за чего меньше конкурировали. Увы, со временем и неандерталец (имевший, кстати, мозг крупнее, чем у человека) ушёл в небытие. Может, это было обычное конкурентное вытеснение, а может, мы попросту съели всех чужаков. Ксенофобия, характерная для нашего вида, вероятно, уходит корнями еще в те времена.

То есть путь к сапиенсу был пройдён разными, независимыми друг от друга потомками эректуса. Из одного черенка развились разные побеги, которые затем снова сплелись в один ствол.

Хотя не исключено – и даже скорее всего – уже на уровне эректуса в самом его таксоне появились разные ветви, от которых и пошли разные человечества. А что удивительного при таком регулярном разбегании масс эректусов друг от друга и от самих себя? У них, поди, тоже без мутаций не обходилось…

Так и появился один «дядя» – денисовец, так появился и второй – неандерталец.

Глава 4. Неандертальцы: опережающая цивилизация

Этот вид зарождался в период 250–300 тысяч лет назад. То есть тоже развивался параллельно и денисовцу, и восточным потомкам эректуса, и человеку современного типа, который для простоты будем называть прежним именем – кроманьонец. Хотя на самом деле вернее было бы вслед за Анатолием Деревянко назвать его Homo sapiens africaniensis.

Наиболее принятая ныне точка зрения: неандертальцы произошли из некоей развитой формации эректусов – так называемого человека гейдельбергского. Этот прогрессивный по отношению к эректусу парень поделился надвое. Одна его ветвь осталась в Африке – из неё в конечном итоге и вышел кроманьонец, или человек современного анатомического типа. А вторая передвинулась в Европу в период с немаленьким таким разбросом в 350–600 тысяч лет назад.

Этот период соотносится с Миндельским оледенением 600–300 тысяч лет назад. И в таком случае гейдельбергские наследники эректусов из Северной Африки были вытеснены в Европу через обнажившиеся (из-за концентрации значительной части вод Мирового океана в ледяном щите на севере) сухопутные перешейки в районе современного Гибралтара, Туниса – Сицилии и Эгейского тогда-не-моря.

Вот там под влиянием холодного климата гейдельбергцы и копили в себе мутации, каковые и «выстрелили» новым видом во время некоторого смягчения климата в период Миндель-рисского межледниковья. Вполне логично вообще-то: условия среды поменялись, прежняя форма к ним приспособлялась хуже, нежели та, что среди них появилась, вот и…

Впрочем, рассуждения досужие: никто до сих пор так и не ведает, как именно и при каких условиях появляются новые виды. Что животных, что человека. Они просто берут – и появляются. А потом одни исчезают под давлением среды, а другие… нет, не приспосабливаются. Остаются неизменными. Вот как акулы – одно и то же на протяжении 400 млн лет.

Это так, но в то же время как раз на примере неандертальца мы можем проследить, как развивался этот вид от эректуса к тому, что принято считать классическим хомо неандерталенсис. Великолепный обзор этого проделал в своей книге «Неандертальцы: история несостоявшегося человечества» ведущий научный сотрудник Отдела археологии палеолита Института истории материальной культуры РАН Леонид Вишняцкий.

Древнейшим антропологическим свидетельством пребывания людей на территории Европы является фрагмент нижней челюсти гоминида неопределимого вида из пещеры Сима дель Элефанте. Возраст упомянутого фрагмента, а также найденных в одном с ним слое каменных артефактов составляет около 1,2 млн лет (Carbonell et al. 2008). Других достоверно человеческих костей, которые бы можно было с уверенностью отнести к эпохе нижнего плейстоцена, в Европе пока неизвестно. Нет здесь и бесспорных останков гомо эректус. Почти все древнейшие палеоантропологические материалы с этого континента, предшествующие по возрасту костям классических неандертальцев и анатомически современных людей, относят сейчас к виду человека гейдельбергского.

…Многочисленны человеческие останки из пещеры Сима де лос Уэсос, находящейся, как и Гран-Долина, в Атапуэрке. Останки принадлежат как минимум 28 индивидам. Их древность, согласно результатам торий-уранового датирования, составляет не менее 530 тысяч лет, а скорее даже около 600 тысяч (Bischoff et al. 2007). Среди костей есть несколько неплохо сохранившихся черепов (рис. 3.6) и нижних челюстей, и все они убедительно свидетельствуют о том, что уже в то время в анатомии обитателей Европы имелись многие из особенностей, которые являются важными составляющими типично неандертальского комплекса признаков (Bermúdez de Castro et al. 2004)…Первые решительные шаги на пути «неандертализации», похоже, были сделаны аборигенами Европы ещё в первой половине среднего плейстоцена, более полумиллиона лет назад.

…Среднеплейстоценовые европейцы и неандертальцы, как полагают исследователи антропологических материалов из Сима де лос Уэсос, «представляют один и тот же «эволюционный» вид: череду популяций, находящихся в отношении «предки – потомки» и без каких-либо разрывов репродуктивной преемственности между ними». Тем не менее, продолжают они, «морфологически европейские ископаемые среднего плейстоцена и неандертальцы достаточно различаются между собой, чтобы именовать их по-разному» и среднеплейстоценовую группу обозначать как гомо гейдельбергенсис (Arsuaga et al. 1996: 48).

Например, черепа из французской пещеры Араго (рис. 3.8) или греческой пещеры Петралона (рис. 3.9), возраст которых сопоставим с возрастом черепа из Сванскомба, неандертальскими можно назвать лишь с очень большой натяжкой. Вместе с тем есть довольно веские основания, чтобы рассматривать их обладателей в качестве вероятных предков гомо неандерталенсис. С одной стороны, они сохраняют ещё немало черт, сближающих их с гомо эректус (было время, когда их даже и зачисляли в этот вид), но, с другой стороны, и некоторые неандертальские признаки тоже просматриваются уже довольно отчётливо. Так, если по ширине основания и форме затылка череп из Петралоны вполне подошёл бы для любого эректуса, то по объёму мозговой полости (свыше 1200 куб. см), конфигурации носового отверстия и строению надглазничного валика он ближе к неандертальскому «канону».

И лишь в конце среднего плейстоцена, около 200 тысяч лет назад или, может быть, чуть раньше, появляются наконец те, кого уже почти без всякой натяжки можно называть неандертальцами.

Таким образом, как бы мы их ни называли и к какому бы виду ни относили, все европейские гоминиды среднего плейстоцена, следующие во времени за черепом из Чепрано, обладают признаками, позволяющими рассматривать их как вероятных предков неандертальцев. Они могут быть выстроены в единую филетическую линию протяжённостью не менее полумиллиона лет. (Эту точку зрения в той или иной степени разделяет сейчас большинство антропологов, но есть у неё и оппоненты. По их мнению, эволюция европейских гоминид в среднем плейстоцене шла по нескольким независимым линиям и неандертальцы – лишь одна из них, просуществовавшая дольше всех (см. напр.: Tattersall 2006: 273).)

Итак, мы видим, что, каковы бы ни был споры среди антропологов по поводу таксономизации неандертальских предков, сама по себе линеечка постепенного биологического становления этого вида прослеживается примерно от 600 тысяч лет назад. Примечательно, что именно к этому времени относят разделение предков будущих сапиенсов и будущих неандерталенсисов и генетики. По их данным, последний общий предок этих человечеств жил как раз в районе 600 тысяч лет назад – и это с очевидностью был эректус.

Эволюционные ветви неандертальцев и современных людей разошлись около 500–700 тысяч лет назад. По данным изучения ядерной ДНК обитателей испанской пещеры Сима де лос Уэсос в Сьерра-де-Атапуэрка, денисовцы и неандертальцы разделились около 500 тысяч лет назад, а их общий предок отделился от Homo sapiens 700–765 тысяч лет назад. По Y-хромосоме время разделения линий неандертальцев и современного человека оценили в 588 тысяч лет назад (95 % доверительный интервал: 447–806 тысяч лет назад). /356/

Как бы то ни было, где-то тогда в Европе и появились неандертальцы. Зажили, приспособились, распространились… и попали на оледенение Рисс I, которое от Минделя отделяли 50 тысяч лет.

Тогда граница постоянной ледяной шапки доходила до устья Рейна. А тундра добиралась вплоть до нынешней Сахары. Средние летние (!) температуры для Центральной Европы колебались в это время около точки замерзания. То есть нуля градусов. Это такой вечный московский ноябрь в июле. Или, если для зримости, сегодня это климат выше 70-й параллели, иначе называемый полярным. В общем, это Таймыр, остров Врангеля, архипелаг Новая Земля…

Что было делать неандертальцам?

Во-первых, уйти им было некуда: в Африке взаимоотталкивание эректусов (к которому уже присоединились первые сапиенсы-африканенсисы) вовсю бурлило так, что выдавливало всё новые волны «свободных нейтронов» враждебных всему окружающему родов, порождая настоящую цепную реакцию по всей Ойкумене. Тогда, кстати, и дошла та, вторая, по академику Деревянко, группа переселенцев в Денисовскую пещеру, которая там и поселилась уже на ПМЖ.

Места находок стоянок и останков неандертальцев

Во-вторых, старики гейдельбергцы вымерли. Или их подъели «детки»-неандертальцы – кстати, не исключено, что как раз в связи с новым ухудшением климата и, значит, сокращением прежних охотничьих ареалов.

А сами неандертальцы были ещё молодой биологической формацией и для приспособления к изменившимся условиям имели гораздо более значительный генный и биологический потенциал. И… они приспособились.

Во всяком случае, твёрдо установлено, что в одной из пещер у самого подножия Пиренеев люди жили и в условиях Рисса. А в слоях позднего Рисса во Франции были найдены остатки построек палаточного типа, делавшихся из шкур животных. /394/

Кстати, ничего удивительного – ведь первые подобные «палатки» мы видели ещё у эректусов…

Не надо думать, что эти люди были мазохистами и любили поваляться в снегу и подышать морозным воздухом. Нет. В принципе для приспособленных особей и их сообществ жизнь на севере была не так уж и плоха. И в почти историческое время масса народу продвинулась с беспокойного юга на север, где вполне нашла себя в образе таёжных охотников или тундровых оленеводов. А тогдашняя приполярная фауна была не чета нынешней.

Тундростепь голодным краем не была, раз оказалась – по факту – в состоянии прокормить многочисленных мамонтов и шерстистых носорогов. Не говоря уже о соответствующих хищниках и более мелком зверье. А значит, она могла прокормить и людей. Ведь и для первобытного охотника мамонт – добыча вполне по плечу. Это ведь только на картинках в музеях древние люди заманивают мамонта в яму и там отчаянно закидывают его булыжниками. На самом деле такого, конечно же, никогда не бывало. Неэкономично! Это сколько же времени надо рыть яму, чтобы из неё не мог выбраться мамонт? Да не лопатами даже, а каменными скребками! А как потом туда зверя загнать? А как его оттуда вытащить, когда в нём веса тонн восемь?

Нет, конечно же, и загонная охота была широко распространена. Например, у подножия обрыва неподалёку от верхнепалеолитической стоянки Солютре во Франции археологи обнаружили костные останки до 100 тысяч диких лошадей. Животных явно сгоняли к этому обрыву, падая с которого они и калечились. Или есть описание так называемого Амвросиевского костища, где были обнаружены костные останки до 1000 зубров. Но, во-первых, это использование естественных ландшафтных условий, которые в таком виде не везде наличествовали. А во-вторых, это работа совсем разного уровня сложности – загнать табун лошадей на обрыв и загнать туда же стадо мамонтов…

Так что всё происходило гораздо проще. И увидеть ту охоту вполне можно и сегодня. Правда, на месте мамонта будет слон, а вместо Сибири – Африка. Но всё остальное пигмеи – охотники в джунглях, до сих пор живущие по законам первобытного времени и даже до сих пор ведущие вечную наследственную войну… с обезьянами, – делают наверняка так же, как те же неандертальцы.

А пигмеи делают так: подобрался к гигантскому зверю сзади и – рубилом по сухожилиям. И падает слон, даже не сообразив, отчего ноги перестали слушаться. И мамонт так же падал, надо полагать. Мы ещё увидим, как позднее эти большие, но беспомощные против изощрённой человеческой хитрости великаны будут вообще основой меню целого племени!

Словом, представления о трудности выживания первобытных людей в тундростепи сильно преувеличены. Конечно, иметь дело с волосатыми носорогами среди мхов и снегов – это совсем иные требования к выживаемости, нежели в краю постоянного лета с непугаными кенгуру. Но находки большого количества костей животных возле стоянок людей каменного века не свидетельствуют о том, что эти люди только и думали, что об охоте.

Не удержусь от того, чтобы вновь привести описание профессора Новгородского университета Петра Золина, которое он сделал по стоянке верхнего палеолита в Костёнках, в Воронежской области. И хотя картина обрисовывает быт наших предков, сапиенсов, но, во-первых, повторюсь, по всем цивилизационным признакам неандертальцы от нас в каменном веке ничем не отличались, если не превосходили, а во-вторых, не придётся возвращаться к этому эпизоду позже.

Были найдены древнейшие на территории Восточной Европы украшения – пронизки с орнаментом, изготовленные из трубчатых костей птицы, и подвески из раковин. Эти находки были найдены в слое вулканического пепла, принесённого на территорию Русской равнины с территории современной Италии около 33–38 тысяч лет назад. <…>

В 2001 году на той же стоянке был обнаружен целый скелет молодого мамонта, в том числе всегда плохо сохраняющийся череп животного.

Это, кстати, подтверждение того, что охотились на мамонта – и на шерстистого носорога, ибо как его шкуру и пробить-то каменным наконечником на палке? – способом, о котором говорилось выше. Ибо именно так скелет животного в целом виде как раз и сохраняется.

Хватало времени и для удовлетворения эстетических нужд: была найдена голова человеческой статуэтки из бивня мамонта возраста 35–37 тысяч лет назад по радиоуглеродной системе датирования и по палеомагнитным данным – древнее 42 тысяч лет. /404/

Аналогичная картина – и по далёкой Северной Якутии:

…В процессе раскопок на реке Яна на севере Якутии… среди найденных учёными предметов есть наконечники для копий, сделанные из бивней мамонтов, и один очень необычный – из рога шерстистого носорога. /405/

То есть у древних вполне хватало и сил, и времени, чтобы не только охотиться на гигантских волосатых слонов, но и мастерить поделки и скульптурки из их костей.

Но вернёмся к неандертальцам.

С ходом времени они адаптировались к суровым климатическим условиям северных широт. Это были коренастые ребята, обладавшие большой физической силой. Объём их головного мозга составлял 1400 куб. см и не уступал среднему объёму мозга современных людей, а вернее – даже превосходил его, достигая 1740 куб. см. Рельеф внутренней поверхности черепа таков же, как у современного человека.

Только учтите: при всем сходстве с обычным человеком и вполне человеческом уме эти девушки обладали силой гориллы и легко сломали бы вам руку.

Назад Дальше