– А ты че видел-то, кроме Кремля? – усмехался Грачев.
Вертолет медленно спускался на склон.
– Давай, Ваня, давай! – заорал министр обороны. – На плацу его подхвачу! На плацу возьму суку! Ванька, вперед!..
Шеф-пилот Иван Шорохов расплылся в улыбке: командующий и сам орел, и полет у него орлиный!
Тур задрал морду – смотрел в небо. Люди слабее, чем тори, но у людей ружья.
– Су-ка-а! – завопил Грачев. – На, гад, возьми, возьми!..
Вертолет крутился в горах как сумасшедший, не понимая, что хотят от него эти люди.
Охота для Грачева была как сражение – ему не хватало крови. Без войны Павел Сергеевич был как сирота.
Тур упал на снег. Он, кажется, так и не понял, что его убили.
Тушу не взяли (вся в крови), оставили шакалам. Грачев торопился на танцы: в Красной Поляне, на том самом склоне, где стоит с конца прошлого века просторная деревенская изба, построенная для императора Николая Александровича Романова, расположилась – поблизости – турбаза Министерства обороны.
От скуки (отдых всегда скука) Павел Сергеевич заходил по вечерам на танцплощадку.
Офицерские жены не терялись:
– Разрешите пригласить, товарищ генерал армии?
– Разрешаю, – кивал Грачев, если женщина была в теле.
Танцевал он скверно, как умел.
И плевать, что где-то там, у батареи, прилип к лавке муж-подполковник, ногти кусает. Павел Сергеевич бывал так добр, что разрешал чужим женам иметь и фотку на память. Жалко, что ли?
Нет зверя страшнее взбесившейся овцы.
Барсуков не понимал, куда летит этот вертолет – куда и зачем?
Вокруг Грачева хлопотал Азат Казарович Ассатуров, мэр Адлера; Грачев любил Азата и всегда брал его с собой.
– Слышь, Казарович, у тебя фантазия есть?
Грачев сидел в кресле, закинув ноги на соседний ряд.
– Конечно, есть, – вздохнул Азат. – С моей работой, товарищ министр обороны, у меня че только нет… а фантазии этой… просто до хрена, я извиняюсь, Диснейленд отдыхает…
– Вот, – удовлетворенно кивнул Грачев, – это радует. А ты, Михал Иваныч, – он повернулся к коменданту Кремля, – на Памире водку пил?
– Где? – вздрогнул Барсуков.
– На Памире. Гора такая. Пил, спрашиваю?
– Скажи, Паша, а что, здесь, что ли… выпить нельзя?.. На хрена нам Памир?
– Во! – подскочил Грачев. – А ты метла, генерал! На горе возьмем и здесь тоже возьмем. Шорохов, помчались! Кружки тащи.
– А где Памир-то? – не понимал Барсуков.
– Майор, где тут Памир? А?.. Ты охренел?.. Какая Туркмения? Таджикистан? Погоди, а тут что? Я помню, что Кавказ, ты из меня дурака не делай! Какая Ушба? Такой не знаю! Ско-ка? Метров скока? Какие еще три часа, ты соображай! Во, это… что надо! Пять тыш-щ – хорошо! Поехали.
Летчики встрепенулись: министр определился и поставил боевую задачу.
– На Эльбрус идем, – радостно сообщил Грачев. – Ты ща шестьсот над уровнем моря. По чарке примем – и сразу вниз, греться. Баб привезут.
Девушек доставляли из Адлера. Адъютанты (один или двое) пропускали сначала их через себя, отбирая самых умелых, теплых и колоритных. Ну а потом – руководителе.
Лично министр. Такую «схему» придумала в свое время Екатерина Великая. У императрицы, говорят, была даже особо доверенная дама, некто Перекусихина; ей было торжественно даровано «право первой ночи» – с гренадерами.
Граф Орлов тоже прошел сначала через Перекусихину Министр обороны России всего лишь повторял опыт императорского двора.
– Какая разница, где напиться? – удивлялся Барсуков. – Объясни, командир?
Грачев мечтательно улыбнулся:
– Не понимаешь! Русскому человеку всегда подручная 49 радость нужна. Ты когда-нибудь портвейн крымский… пил?
– Кажется, да, – напряг лоб Барсуков.
– Кислиночку… помнишь? А?!
– Тебе, министр, не Памир, нет, тебе врач… нужен.
Психологическая помощь… на дому, на даче, в кабинете… Далее везде…
– Портит, портит власть людей… – Грачев мечтательно откинулся в кресле. – Ее ж… Массандру эту… если грамотно употребить, кислиночка всегда во рту остается… Закуски не надо. Выпил – и вроде как закусил…
– Ты это на Памире понял? А, командир?
– В Афгане, брат. Водка в горах не так идет, как у вас… на земле. Там, в горах, кислород другой. Аура другая.
– Тебе, чтоб нажраться, аура нужна?
– Дурак ты, Миша… – надул губы Грачев. – Я ж десантник, понял? Я впечатление ищу.
– И как?
– Скучно. Сейчас все скучно. Пил я намедни с немцем одним…
– С кем?
– Министр обороны. Ихний. Я когда третью бутылку «Столичной» вытащил, он мертвым притворился.
В глубине вертолета, у бака с горючим, сидели – плечом к плечу – офицеры в черной морской форме. Один из них, капитан первого ранга, держал на коленях небольшой кейс – ядерный чемоданчик.
Проститутка Машенька, шестнадцатилетняя девочка из Адлера (Грачев употреблял ее чаще других), категорически не желала оставаться у Павла Сергеевича на ночь. Машеньке сразу, пока она трезвая, показали, где на даче туалеты, но она так хорошо покурила травку, что сразу забыла, сердечная, о всех рекомендациях. Рано утром Машенька забрела в ту самую комнату, где офицеры в черной морской форме хранили ядерный кейс. Увидев постороннего человека (голую девку), офицеры выхватили пистолеты: по инструкции им предписано стрелять на поражение. Когда Машеньке объяснили, что этот кейс – ключ к ядерным ракетам Российской Федерации, она разрыдалась.
На ракеты, конечно, Машенька плевать хотела, но лежать, извините, личиком вниз на деревянных досках (девочке, как водится, заломили руки), во-первых, страшно, во-вторых, очень холодно.
Утром хмурый Грачев поблагодарил дрожащих от страха офицеров за службу Родине: молодцы, ребята, не добили ребенка.
Барсуков знал: если офицер, тем более генерал, министр обороны… обманывает – на каждом шагу – свою семью, свою жену, он рано или поздно обманет кого угодно, в том числе и Президента. Грачев везде говорит, что обожает супругу, своих детей… и не отпускает от себя гражданку Агапову, пресс-секретаря. О Тане Митковой и Арине Шараповой распространяется как о своих любовницах (врет), из-за Шараповой, был случай, Грачев в «Чкаловском» два с лишним часа держал министерский «борт» (его ждали в Брюсселе). Картина – чудо! Взмыленный Попцов, руководитель российского телевидения, носился в поисках Шараповой – по буфетам, кабинетам и коридорам огромного здания на Ямском поле, Агапова (она не ревнива) и адъютанты министра (трое) висели на телефонах, а Шарапова, оказывается, укатила с подружкой в Тунис, «уступив» Грачева корреспонденту РТР в Париже – старому чекисту.
…У Президента Ельцина – собачий нюх на подлость. Павел Сергеевич – простолюдин, человек войны, герой гор. Ельцину нравились простолюдины. Грачев так эффектно (и так часто) складывал локоть со стаканом коньяка, чтобы провозгласить тост за «здоровье Верховного главнокомандующего», что Ельцин наконец насторожился.
А тут еще и Полторанин подлил масла в огонь: на саммите в Ташкенте Ельцин и Грачев (одиннадцать часов дня!) вдруг переглянулись, вышли из-за столов и скрылись в соседней комнате.
«Главное – успеть», – смекнул Полторанин.
Точно! Локти углом, водка до края. На улице – тридцать два градуса жары, у Ельцина расписан каждый час: поездка в район к чабанам, авиационный полк, встреча с офицерами, затем – переговоры с Каримовым, и так – до ночи. «Умереть хотите? – заорал Полторанин. – Вгонят, вгонят… прохвосты Президента в гроб!..»
Грачев размахнулся и кинул (именно кинул) стакан на стол, причем водка не расплескалась.
– Борис Николаевич, че он… привязался, а?! Придирается… Борис Николаевич! Хоть вы ему, петуху, скажите… ладно? Презервуар!
«Взаимное раздражение, – уговаривал себя Барсуков, – не повод для ссоры! Президент велел «дружить», значит, будем дружить».
– А прикажет говно жрать – значит, сожрем, – заяви Полторанин, и Барсукову это очень понравилось. Не в том смысле, конечно, что он, генерал-лейтенант, был готов съесть все, что угодно, а как твердая гражданская позиция.
Барсуков понимал: люди, окружающие Ельцина, порох не изобретут… ну и ладно, продержимся, бог даст, сохраним власть… а вот приказ Президента они выполнят? В час икс? Это самое… жрать будут?
Да выскочки, самозванцы, негодяи – все так, но ведь там, где деньги, власть, там вечно подонки крутятся. Брежнев, вон, из Молдавии тоже привез в Кремль черт знает кого – и что? Страна-то жила! Работала! Развивалась!
Всадник может быть без головы. А лошадь – нет.
Между прочим, регулярная практика пофигизма существенно снижает риск сердечно-сосудистых заболеваний.
– Слышь, генерал, ты о Грише… о Явлинском… как думаешь?
Водка клонила Павла Сергеевича в сон, но он держался.
– Лай из подворотни! – отмахнулся Барсуков.
– Он меня дебилом назвал.
– Не обращай внимания.
– А в морду дать? Не лучше?
– Какой ты грубый все-таки! Неделикатный.
– Я? Слушай, я, может, художник в душе. Но я – художник фиганутый. Как все художники. У меня конфликт души и тела.
– Да ну?
– Ага. Душа, представь, просит ананасы в шампанском. А организм требует водки. И как мне быть?
– Тяжело, – вздохнул Барсуков.
– Жуть какой афедрон. В жизни, брат, все имеет свой поворот. А на повороте главное – не свалиться. Но вообще – то я до жопы счастлив своим образом жизни. Значит, в морду, короче, не лучше?
– Не-а. Гриша обидится и ничего не поймет. Он обидчивый, потому и упрямый по жизни… баранчик… Гений, бл, которому нечего сказать! Его и оглоблей не перешибешь. Он же как русская баба, слушай! Только у бабы на все есть ответ.
Настоящий десантник держит беседу даже во сне.
Ради Ельцина министр обороны готов на все. Просто на все – даже грохнуть Христа. Как Власик ради Сталина! А, может… врет? – Эх, служба государева… – ну куда, куда она Пашу несет? На какие склоны он посадит сейчас свой вертолет?
…Кремль часто терял Ельцина из виду, обычно – после обеда. Но если Ельцин после обеда все-таки шел сам, его выводили через пожарный выход и – сразу на дачу.
«Коржаков, двери! – орал Ельцин, раскачиваясь на стуле. – П-принесите двери, я хочу выйти!..»
Функции руководителя страны незамедлительно принимал на себя генерал-майор Александр Васильевич Коржаков. Он садился за рабочий стол Президента и отвечал на телефонные звонки.
«А что? Нормально, – рассуждал Барсуков, – с утра Ельцин, потом Коржаков, курс-то один, все нормально. А главные решения, если Президент занемог, не грех и на следующий день отложить. Утро вечера мудренее, как говорится! Справляется Коржаков. И не хуже, чем Президент, между прочим. Особенно – по наведению порядка. Ну и ладно, что он еще недавно майором был. Не боги горшки 53 обжигают! Мышление-то у Александра Васильевича государственное… А ему все майором тычут… Растут люди. У Александра Васильевича волчья хватка, он знает: чтобы узнать человека, его надо сначала схватить за грудки. А Президенту – огромная благодарность, он хорошо людей видит. Да и Александр Васильевич – человек отзывчивый, на гармошке играет, танцует, поет. Сам Борис Штоколов послабже будет, это все отмечают…. А если по мордам даст, так ведь извинится потом, отходчив, зла на людей никогда не держит…
– Может, здесь примешь, а? – через силу Барсуков улыбнулся и подтолкнул Грачева локтем.
– Чего? – вздрогнул, не просыпаясь, министр обороны – Я тут.
– Машину вертай.
– Чего?
– Машину вертай… устал я, ясно?
Вдруг стало слышно, как ноет мотор.
– Беспокойный ты… – раззевался Грачев. – Вроде бы русский, а отдыхать не умеешь…
И он опять закрыл глаза.
– Куда тебя дьявол несет, Паша? Генерал армии Грачев как счастье и гордость безумной России! Ты ж не птица – тройка, черт возьми, чтоб скакать хрен знает куда, ты ж у нас министр, ты ж… Фрунзе сегодня! Жуков! Рокоссовский! А куда ты несешься, мать твою за ногу? Водки хочешь? Здесь жри! Сколько влезет жри! Надо будет – цистерну подгоним. Зачем нам на Эльбрус-то лезть, объясни!
– С-час возьмем, и там возьмем… – Грачев с удовольствием вытянул ноги. – На снегу!
– Скучно ему, понимаете? – веселился Азат. – Не в себе он вроде как… без фейерверка… На горе-то, Михал Иваныч, мы были… на той… Пал Сергеич запамятовали. Так что не волнуйтесь уж, чудненько все будет, мигом обернемся… туда-сюда… как на ковре-самолете… Ребята адлерские – боги, а не ребята, куда хошь рванут, керосин на неделю схвачен, опытные, значит… Если Пал Сергеич еще что сфантазирует… мы мигом!
Барсуков вздрогнул.
– Погоди!.. Вертолет… что? Не из Москвы? Не федеральный?..
Азат расплылся в улыбке.
– А че ж следы-то следить? На кой хрен, прости господи? Местная машина, газпромовская… за их счет, можно сказать, живем. Мы гоняем, они платят, у них денег как газа…
– Без связи? Без спецсвязи?..
– Ага, налегке идем.
– Как без с-связи… Вы что? А случись война? В-в войсках что?..
– Да какая война… – протянул Азат. – Пауза у нас. Отпуск.
Свобода, короче говоря.
– Президент?! Президент тоже, бл, ждать будет?! Пока вы тут… настреляетесь?!
Барсуков вроде бы говорил, но его слова уже были мало похожи на человеческую речь, он лишь разбрызгивал во круг себя какие-то буквы.
– Э, Михал Иваныч… отличненько все будет, – ласково, как умеют только армяне, протянул Азат. – Какая вой на? С какой такой дурки? С кем воевать-то? С хохлами, что ли?..
– Па-а-авлик, – Барсуков завис над спящим Грачевым, – П-павлик… открой глазки, открой!
– Открыл. Дальше что? – Грачев стоял перед Барсуковым. – Говори, генерал.
Они стояли лоб в лоб, как звери.
«Вертолет, суки, перевернут», – догадался Азат.
– Говори, генерал, – повторил министр обороны Российской Федерации. – Я когда маленьким был, тоже ссал против ветра.
– Ты… дурак? Скажи, Паша, ты дурак? – выпалил Барсуков.
Грачев задумался.
– А сам как считаешь?
– Теряюсь в догадках, товарищ генерал армии!
– Все мужики России, Миша, делятся на две категории, чтоб ты знал! Долбоебы и мудозвоны. Других мужиков у нас мет, извини, конечно. Ты, генерал, в первом батальоне. До веку, так сказать. Я – во втором.
– Кончай, знаешь…
– Не кончай, а заканчивай, – Грачев поднял указательный палец. – А ты нервный, слушай! Нервный, Миша, это не тот, кто стучит пальцами по столу, а тот, кого это раздражает, понял?.. Вот так. Да, я негодяй, генерал, но тебя об этом предупреждали! А еще, Миша, я прагматик: лучше хер в руке, чем п…да на горизонте, – понял? Вот моя философия. И Борис Николаевич… ты башкой, генерал, не крути, сюда, значит, слушай… спокойно и благодарно: Борис Николаевич наш… я ж при Борис Николаиче в люди вышел! Поднялся при нем!
– Послушай, Пал Сергеич! Когда со всех сторон меня обступает лицемерие… – начал было Барсуков, но министр обороны остановил его, резко подняв руку:
– А главное, Миша, вот что: те парни, которые Бориса Николаевича… нашего… в России продвинули, они не ошиблись в нем, однозначно! Точный ход. На таком уровне ошибок уже не бывает. Да я всю грязь уличную готов вылакать как водку, чтобы лежать у его ног. Стесняться я не буду, мой ум любит простор, а с таким государем никому не будет тесно. Все поднимемся. Наш круг, я имею в виду! Вон, Москва, хватай что хочешь, любо объект. Это ж он дает – он, Ельцин!
Так что ты, Миша, когда в Кремль…свой поганый помчишься, чтобы меня там обосрать злонамеренно, ты всем говори: Пашка-афганец, что бы я, сука, о нем лично не думал, Пашка за Борис Николаича нашего жизнь отдаст! Жизнь, как Сусанин в песне!
А почему? А? Знаешь почему, сволочь паркетная?! Пашка при нем, при царе… нашем, Пашка… он же – полководец! Он человек: Павел Грачев! Ельцин ему армию дал. Во 56 как! И не одну армию. Все войска России! Я ж теперь как Барклай-де-Толли! Ты понимаешь, Миша, что такое Барклай-де-Толли! – Грачев обдал его перегаром. – Это, брат, не хухры-мухры, Кутузов, он же никогда министром не был, я проверял. Не дотянулся. А я – министр. Куда мне больше?