Говоря о смертности в России, следует учитывать обширность её территории, большую численность ее населения и преобладающий аграрный характер его деятельности. Сравнивать ситуацию с уровнем смертности и рождаемости в России, например с Великобританией, очень сложно. Естественно, что здравоохранение 41,5 млн англичан (на 1900 г.), из которых большинство было горожанами{158}, проживавших на территории площадью 240 579 км², осуществлять было несравненно легче, чем здравоохранение 94,244 млн россиян даже только Европейской России площадью 3 960 000 км², живущих в основном в деревнях. Кроме того, совершенно не учитывается уровень рождаемости и смертности в Индии, коронной территории Британской империи, не говоря уже о других доминионах и колониях. В той же самой Индии только от эпидемий чумы в 1865–1917 гг. умерло 23 млн человек.
Ещё одной спекуляцией в отношении детской смертности в Императорской России последнего царствования является сравнение ее с ситуацией с детской смертностью в СССР в пользу последнего. Во-первых, следует отметить, что детская смертность при Николае II неуклонно снижалась, хотя может быть и не такими быстрыми темпами, как хотелось. Если в Европейской России в 1895 г. из 100 родившихся в возрасте от 0 до 1 года умерло 27,9 детей, то в 1911 г. – 23,7. Если в среднем по 50 губерниям Европейской России в 1886–1897 гг. на 1000 родившихся умирало 274 ребёнка, то в 1908–1913 гг. – 253{159}. Что касается СССР, то в нем детская смертность, несмотря на все усилия и постепенную урбанизацию населения, продолжала оставаться высокой и мало отличалась от детской смертности в Российской Империи. Так, если в Императорской России в 1913 г. на 1000 родившихся детей до 1 года умерло 273, то в 1926 г. (спустя 13 лет) эта цифра составила 174, в 1927 – 192, в 1928 – 158, в 1929 – 184, в 1933 – 191, в 1936 – 183, в 1940-м – 184{160}. Так что никакого «прорыва» в деле борьбы с детской смертностью с крушением Императорской России в государстве «рабочих и крестьян» не произошло. Конечно, причины заключались и в общем упадке здравоохранения в ходе Гражданской войны, большевистской разрухи 20-х гг., преступной коллективизации, организованном голоде в Поволжье, чудовищном голоде 1931 г. Не надо также забывать о легализации абортов в 1960-х гг., когда советские женщины убивали в своей утробе от 150 до 250 детей на каждую тысячу рожденных, то есть то число, что умирало до революции из-за антисанитарии сельской местности{161}. Но все-таки высокие показатели младенческой и детской смертности в СССР в 20–40-х гг. определялись главными образом иной причиной. Доказательством этому служит резкое и качественное снижение цифры умерших детей в Советском Союзе, начиная с 1948 г., когда на 1000 родившихся детей до 1 года умерло всего 84, в 1950 г. – 81, в 1952 – 75{162}. Объяснение этому простое: «Именно в годы войны в СССР началась эпоха антибиотиков – был создан первый отечественный пенициллин из плесневого грибка рода Penicillium. Работы по созданию советского пенициллина начались еще в первый год войны во Всесоюзном институте экспериментальной медицины»{163}. Появление антибиотиков коренным образом изменило ситуацию с детской смертностью, причем во всем мире. Российский демограф кандидат соц. наук Е. А. Кваша пишет: «Новое принципиальное снижение младенческой смертности в России произошло к концу Второй мировой войны в результате действия ряда факторов. В основном – это внедрение в медицинскую практику антибиотиков и сульфаниламидов, что привело к сокращению младенческой смертности от болезней органов дыхания, большинства инфекционных болезней, а также снижение рождаемости в совокупности с реализацией мер, направленных на восстановление и улучшение системы обслуживания матери и ребенка. В 1946 г. уровень младенческой смертности в России достиг 92 на 1000, что на 74 % ниже, чем был в 1940 г.»{164}
Не вызывает сомнений, что если бы при Императоре Николае II существовали антибиотики, то и картина с детской смертностью выглядела бы совсем иной.
Большую роль уделял Император Николай II борьбе с пьянством. Тема пьянства, якобы процветавшего в России испокон веков, давно уже набила оскомину. На самом деле это не более чем очередной лживый миф, одинаково популярный как у русофобов, так и у алкоголиков. В действительности Россия была одной из самых малопьющих стран мира. С. А. Новосельский утверждал в своем исследовании: «По душевому употреблению алкоголя Россия, как известно, занимает одно из последних мест среди других государств, причём это душевое потребление весьма неравномерно, и, например, в городах в 3–4 раза выше, чем среди сельского населения. <…> Сколько-нибудь массовое пьянство в деревне связано преимущественно с какими-то чрезвычайными событиями, как свадьба, крестины, праздники и т. п. и потребление алкоголя в русской деревне носит характер спорадических алкогольных процессов, вне сомнения, гораздо менее вредных, чем ежедневное регулярное потребление алкоголя, носящее характер хронического отравления, как оно распространено в Западной Европе»{165}.
Об этом же писал и другой исследователь проблемы пьянства в России, С. А. Первушин: «1) Потребление спиртных напитков больших городов в 4–4,5 раза больше крестьянского потребления. 2) Потребление спиртных напитков в рабочих кварталах города в 3–4 раза выше душевого потребления в кварталах состоятельных классов»{166}.
Однако Государь, да и русское общество, считали ситуацию с пьянством в России удручающей. С. С. Ольденбург писал, что в 1913 г. «Государь при своей поездке по великорусским губерниям видел светлые проявления даровитого творчества и трудовой мощи; но рядом с этим с глубокой скорбью приходилось видеть печальные картины народной немощи, семейной нищеты и заброшенных хозяйств – неизбежных последствий нетрезвой жизни»{167}. В год 300-летия Династии Император Николай II заявил, что он «пришёл к твёрдому убеждению, что нельзя ставить в зависимость благосостояние казны от разорения множества моих верноподданных»{168}. Но, перед тем как Николай II повелел установить ограничения на продажу спирта, в России велась огромная просветительская работа.
В 1905 г. в пригороде Петербурга, на станции Сергиева Пустынь Балтийской железной дороги, близ монастыря преподобного Сергия, иеромонахом этого монастыря Павлом (Горшковым) была организована 1-я Российская Сергиевская школа трезвости. Главной заботой школы являлось преподавание трезвости с целью охранения подрастающего поколения от порока пьянства. Специальные «Уроки трезвости» давала старшая учительница школы с использованием наглядных пособий. Заведующий школой иеромонах Павел вел уроки трезвости на темы по Закону Божию{169}. Учитывая положительный опыт работы этой школы и многих других, в 1910 г. Святейший Синод своим указом ввел преподавание науки трезвости во всех церковно-приходских школах. В Санкт-Петербурге издавались журналы: «Трезвая жизнь», «Трезвые всходы», «Отдых христианина», «Деятель», «Царицынский трезвенник», «Трезвые всходы», газета «Трезвость». Троице-Сергиева лавра выпускала Троицкие листки: «В чём корень пьянства», «Всем пьющим и непьющим». Велась кропотливая работа по всей стране, которая дала весьма ощутимые результаты: к 1915 г. потребление алкоголя упало до 0,2 литра, число «новых» алкоголиков сократилось в 70 раз, преступность – втрое, нищенство – вчетверо{170}.
С 1914 г. в школах министерства народного просвещения предписывалось преподавать учащимся старших классов курс гигиены с обязательным сообщением сведений о вреде алкоголя по одному часу еженедельно в течение года. Определением Святейшего Синода от 13–31 марта 1914 г. было постановлено: «Установить на будущее время повсеместно в России ежегодный 29 августа, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, церковный праздник трезвости, с производством в этот день сбора пожертвований на дело борьбы с пьянством, с соблюдением того порядка сих праздника»{171}. К 1913 г. в России насчитывалось около 1800 обществ трезвости с общим числом членов более полумиллиона.
В результате важного решения Государя в стране произошли серьезные изменения, отразившиеся как на частной жизни людей и их здоровье, так и на экономике России. Профессор И. Н. Введенский, активный участник трезвенного движения, писал: «Исчезли с улиц пьяные, не видно стало попрошаек, нищих. Перемену почувствовали прежде всего учреждения, так или иначе обслуживающие жертв алкоголизма. Опустели камеры для вытрезвления при 22 участках, и сразу сократилось число алкоголиков, как в специальных амбулаториях, так и в психиатрических и общих больницах, резко снизилось число самоубийств. Уменьшилось количество случаев хулиганства, т. к. оно обусловлено в основном алкоголем, констатировалось резкое уменьшение преступлений против личности, собственности и порядка, а вместе с тем заметное ослабление таких зол, как проституция, профессиональное нищенство, бродяжничество и т. п. По данным канцелярии Главноначальствующего Москвы, число мелких краж понизилось до 40 %, такие же преступления, как нанесение ранений, нарушение тишины и порядка в публичных местах, оскорбление полиции сократились на 74 %. Таким образом, количество преступлений, совершаемых в большинстве случаев в состоянии опьянения, понизилось в среднем более чем на 70 %. Снижение преступности привело к тому, что одна из петербургских тюрем пустовала, другая была обращена в лазарет для раненых»{172}. Повышение производительности труда (от 30 до 60 %) констатировалось во всех отраслях промышленности, как мелкой, так и крупной. Улучшение качества работы, уменьшение брака, отсутствие прогулов, сокращение заболеваемости рабочих, заметное повышение материального благосостояния засвидетельствованы и отдельными лицами, и организациями. «О росте благосостояния трудового населения можно судить по тому, что с июля по октябрь 1913 года было внесено в московские сберегательные кассы 3 250 000 руб., тогда как за этот же период в 1914 году внесено 6 000 000 руб.»{173} Сбывались слова Императора Николая II: «Трезвость – основа благосостояния народа».
Военная реформа 1905–1912 гг.
Необходимость в коренных преобразованиях вооруженных сил Империи была осознана Государем ещё в ходе Русско-японской войны. Причем речь шла не просто об увеличении их численности и воссоздании погибшего в Цусимском сражении флота. С 1905 г. под руководством Николая II начала осуществляться программа коренного реформирования Российских вооруженных сил. Генерал-лейтенант Б. А. Штейфон писал: «В армии не было области, которая не подвергалась бы реформам на основании опыта войны. Это были годы яркого горения армейской души, годы воистину великих реформ. Реформ, столь идейно возвышенных, как военные реформы Императора Александра II, но по творческому масштабу и по результатам значительно их превосходящие»{174}.
25 июня 1905 г. Император Николай II принял в Петергофе нового управляющего военным министерством генерала А. Ф. Редигера, которого меньше чем через месяц, 15 июля, он утвердил в должности военного министра. При первом Всеподданнейшем докладе А. Ф. Редигера Николай II дал ему несколько руководящих указаний, которыми министр, по его собственным словам, «мог лишь радоваться»{175}. Государь указал на необходимость увеличить пенсии по выслуге лет, что позволило бы «не делать из армии богадельню», увольняя из ее рядов пожилых генералов и офицеров. Также Николай II указал на необходимость создания Комитета по образованию войск и контингент хороших офицеров запаса. Государь согласился с Редигером о необходимости омолаживания армии, за счёт сокращения сроков службы{176}. После достаточного обеспечения войск сверхсрочнослужащими в 1906 г. Указом Императора Николая II были сокращены сроки воинской службы: в пехоте и полевой артиллерии – с 5 до 3 лет, в других войсках – с 5 до 4, на флоте – с 7 до 5. Вместе с тем увеличен контингент новобранцев, с 1908 г. он составлял ежегодно 450 тыс. человек вместо 300–320 тыс. до войны с Японией{177}. Накануне Первой мировой войны Россия обладала самой многочисленной армией мирного времени относительно других европейских государств: 1 млн 423 тыс. человек{178}.
К 1905 г. особо насущным стал вопрос о реорганизации управления Военного ведомства. Наличие двух центральных органов руководства вооруженными силами, сухопутного и морского, приводило к тому, что они зачастую действовали нескоординировано и их планы противоречили друг другу. Эти разногласия приходилось решать созывом Особых совещаний, на которых принимались решения, обязательные для всего Ведомства. Ещё в 1898 г. генерал-лейтенант К. К. Случевский в своем докладе предлагал Императору Николаю II создать Верховный военный совет под Высочайшим руководством. Аналогичное предложение поступило Государю в 1904 г. от генерал-майора графа А. А. Бобринского, предлагавшего создать Совет Государственной обороны{179}. Однако Государь опасался создания мощного военного органа, который потенциально мог нести угрозу вмешательства военных в дела государственного управления. Тем не менее Русско-японская война, осветившая все недостатки высшего военного управления вооруженными силами, заставила Государя непосредственно обратиться к его реформированию. На секретном совещании высших руководителей армии и флота, которое имело место 28 февраля 1905 г., большинство его участников указали на отсутствие руководящего органа как на одну из главных причин военных неудач{180}. Мнение Великого Князя было поддержано всеми военными и специалистами, присутствовавшими на совещании. Николай Николаевич представил Государю проект Положения о Совете Государственной обороны, который был доработан к началу лета и 8 июня 1905 г. Высочайше утвержден{181}. В Положении о нем говорилось: «В видах обеспечения соответственного государственным потребностями средствам развития вооруженных сил Империи объединения деятельности высшего военного и морского управления и согласования ее с деятельностью других правительственных учреждений, по вопросам, относящимся к безопасности государства, учреждается Совет Государственной Обороны. Непосредственно подчиняется Его Императорскому Величеству»{182}. По планам реформы СГО должен был стать центром объединения управления армией и флотом и их взаимодействия со всеми ведомствами, работающими на оборону{183}. Совет обороны наделялся правами надведомственного органа. Председателем СГО был назначен Великий Князь Николай Николаевич. В Совет также вошли военный и морской министры, инспекторы всех родов войск, члены Государственного Совета, сенаторы и т. д. Одним из первых и важнейших мероприятий, проведенных СГО, стало обновление старшего командного состава армии, то, о чем Государь говорил с Редигером 25 июня. С этой целью 6 апреля 1906 г. при СГО была создана Высшая Аттестационная комиссия, которая рассматривала представленные кандидатуры на должность командующих армиями, корпусами, дивизиями и отдельными бригадами. Кроме того, Комиссия обсуждала кандидатуры на все генеральские должности{184}. По свидетельству генерала А. Ф. Редигера, Государь весьма внимательно читал журналы Высшей аттестационной комиссии{185}.