Что ж, так и должно быть.
Он медленно прошел через комнату, ступая мягко, как кошка, несмотря на огромный вес, и Хомер ощутил, как он движется, ощутил дружелюбие и доброту этого металлического существа, ощутил заключенную в могучей силе надежную защиту.
Дженкинс присел на корточки перед ним.
– У вас неприятности, – сказал он.
Хомер молча смотрел на него.
– Муравьи, – продолжал Дженкинс. – Арчи рассказал мне. Рассказал, что вам досаждают муравьи.
– Я хотел спрятаться в усадьбе Вебстеров, – объяснил Арчи. – Я боялся, что вы меня опять настигнете, и я подумал, что усадьба Вебстеров…
– Помолчи, Арчи, – остановил его Дженкинс. – Ты ничего не знаешь об усадьбе. Ты сам сказал мне, что не знаешь. Ты просто рассказал, что у псов неприятности с муравьями, и все.
Он снова перевел взгляд на Хомера.
– Я подозреваю, что это муравьи Джо, – сказал он.
– Значит, тебе известно про Джо? – отозвался Хомер. – Значит, на самом деле был человек по имени Джо?
– Да, был такой смутьян, – рассмеялся Дженкинс. – Хотя временами ничего парень. С огоньком.
– Они строят, – сказал Хомер. – Заставляют работать на себя роботов и воздвигают Здание.
– Ну и что, – ответил Дженкинс, – у муравьев тоже есть право строить.
– Но они строят чересчур быстро. Они вытеснят нас с Земли. Еще тысяча лет – и они всю Землю займут, если и дальше будут строить в таком духе.
– А вам некуда деться? Вот что вас заботит.
– Почему же, нам есть куда деться. Места много. Все остальные миры. Миры гоблинов.
Дженкинс важно кивнул:
– Я был в мире гоблинов. Первый мир после этого. Переправил туда нескольких вебстеров пять тысяч лет назад. И только сегодня ночью вернулся оттуда. Я понимаю, что вы чувствуете. Никакой другой мир не заменит родного. Я тосковал по Земле все эти пять тысяч лет. Я вернулся в усадьбу Вебстеров и застал там Арчи. Он рассказал мне про муравьев, и тогда я пришел сюда. Надеюсь, вы не против?
– Мы рады тебе, – мягко произнес Хомер.
– Эти муравьи, – продолжал Дженкинс. – Очевидно, вам хотелось бы их остановить.
Хомер кивнул.
– Способ есть, – сказал Дженкинс. – Я знаю, что способ есть. У вебстеров был способ, надо только вспомнить. Но это было так давно. Я помню только, что простой способ. Очень простой способ.
Рука его поднялась и поскребла подбородок.
– Почему ты так делаешь? – спросил Арчи.
– Что?
– Лицо вот так трешь. Почему ты это делаешь?
Дженкинс опустил руку:
– Просто привычка, Арчи. Вебстерская манера. У них был такой способ думать. Я у них перенял.
– И тебе это помогает думать?
– Не знаю, может быть. А может быть, нет. Вебстерам как будто помогало. Ну хорошо, как поступил бы Вебстер в таком случае? Вебстеры могли бы нас выручить. Я знаю, что могли бы…
– Те вебстеры, которые в мире гоблинов? – сказал Хомер.
Дженкинс покачал головой.
– Но ведь ты сказал, что переправил туда…
– Верно. Но теперь их там нет. Я почти четыре тысячи лет как живу один в мире гоблинов.
– Но тогда вебстеров совсем нигде нет. Остальные отправились на Юпитер. Так мне Эндрю сказал. Дженкинс, где находится Юпитер?
– Как же, есть, – ответил Дженкинс. – Я хочу сказать, есть здесь вебстеры. Во всяком случае, были. Те, которые остались в Женеве.
– А дело-то непростое, – заметил Хомер. – Даже для вебстера. Эти муравьи хитрющие. Арчи ведь рассказал тебе про блоху, которую он поймал?
– Это была вовсе не блоха, – возразил Арчи.
– Да, он мне рассказал, – подтвердил Дженкинс. – Сказал, что она залезла на Хезикайю.
– Не совсем так, – сказал Хомер. – Она внутрь залезла. Это была не блоха… это был робот, крохотный робот. Он просверлил дырочку в черепе Хезикайи и забрался в его мозг. А дырочку за собой заделал.
– И чем же теперь занят Хезикайя?
– Ничем, – ответил Хомер. – Но мы наперед знаем, что он сделает, как только робот-муравей изменит настройку. Его позовет Голос. Он услышит призыв и отправится строить Здание.
Дженкинс кивнул:
– Берут управление на себя. Самим такая работа не по силам, поэтому они подчиняют себе тех, кому она по силам.
Он опять поднял руку и поскреб подбородок.
– Интересно, Джо это предвидел? – пробормотал он. – Предвидел, когда выступал в роли бога для муравьев?
Да нет, ерунда. Джо не мог это предвидеть. Даже такой гигант, как Джо, не мог заглянуть на двенадцать тысяч лет вперед.
«Так давно это было, – подумал Дженкинс. – Так много всего произошло с тех пор. Тогда Брюс Вебстер только-только начинал опыты с псами, только начал осуществлять свою мечту о говорящих, мыслящих псах, которые будут идти по дорогам судьбы лапа об руку с человеком… И не подозревал, что всего через несколько столетий человечество разбредется по Вселенной и оставит Землю роботам и псам. Не знал, что само имя «человек» утонет в прахе веков. Что все племя будут называть фамилией одного рода.
Что же, род Вебстеров того заслуживал. Помню их, словно это было вчера. И ведь было время, когда я о себе самом думал как о Вебстере.
Видит бог, я старался быть Вебстером. Изо всех сил старался. Продолжал помогать вебстерским псам, когда род людской исчез, и наконец переправил последних суматошных представителей этого племени сорвиголов в другой мир, чтобы расчистить путь для псов, чтобы псы могли преобразить Землю по своему разумению.
А теперь и эти последние непоседы исчезли… исчезли куда-то… невесть куда. Нашли убежище в какой-то из причуд человеческой мысли. Что до людей на Юпитере, так они ведь не люди, а что-то другое. И Женева закрыта… отгорожена от всего мира.
А впрочем, вряд ли она более далека или более надежно отгорожена, чем мир, из которого я пришел. Мне бы только разобраться, как это у меня вышло, что я из отшельничества в мире гоблинов вернулся в усадьбу Вебстеров. Тогда, может быть, я так или иначе нашел бы способ проникнуть в Женеву.
Новое свойство, сказал себе Дженкинс. Новая способность. Которая постепенно развивалась незаметно для меня самого. Которой любой человек, любой робот… возможно, даже любой пес… мог бы воспользоваться, суметь бы только разгадать, в чем тут хитрость.
Хотя, может быть, все дело в моем туловище, этом самом туловище, которое псы подарили мне в день семитысячелетия. Туловище, с которым никакая плоть и кровь не сравнятся, которому открыты мысли медведя, и мечты лисы, и снующая в траве крохотная мышиная радость.
Исполнение желаний. Возможно. Реализация странного, нелогичного стремления во что бы то ни стало получить то, чего вовсе нет или редко бывает и что вполне достижимо, если взлелеешь, или разовьешь, или привьешь себе новую способность, которая направляет тело и дух на исполнение желаний.
Я каждый день ходил через этот холм, вспоминал он. Ходил, потому что не мог удержаться, потому что меня неодолимо влекло к нему, но я старался не приглядываться, не хотел видеть всех различий.
Я ходил через него миллион раз, пока сокровенная способность не достигла нужной силы.
Ведь я был в западне. Слово, мысль, образ, которые перенесли меня в мир гоблинов, оказались билетом в один конец, формула доставила меня туда, а в обратную сторону она не работала. Но был еще другой способ, которого я не знал. Да я и теперь его не понимаю».
– Ты сказал что-то про способ, – нетерпеливо произнес Хомер.
– Способ?
– Да, способ остановить муравьев.
Дженкинс кивнул:
– Я выясню. Я отправлюсь в Женеву.
Джон Вебстер проснулся.
«Странно, – подумал он, – ведь я сказал – вечно. Сказал, что хочу спать бесконечно, а у бесконечности нет конца».
Все остальное тонуло в серой мгле сонного забытья, но эта мысль четко отпечаталась в сознании: вечно, а это не вечность.
Какое-то слово стучалось в мозг, словно кто-то далеко-далеко стучался в дверь.
Он лежал, прислушиваясь к стуку, и слово превратилось в два слова… два слова, имя и фамилия, его имя и его фамилия.
– Джон Вебстер, Джон Вебстер.
Снова и снова, снова и снова два слова стучались в его мозг:
– Джон Вебстер, Джон Вебстер.
– Да, – сказал мозг Вебстера, и слова перестали звучать.
Безмолвие и редеющая мгла забытья. И струйка воспоминаний. Капля за каплей.
Был некогда город, и назывался он Женева.
В городе жили люди, но люди без идеалов.
За пределами города жили псы… Они населяли весь мир за его пределами. У псов был идеал и была мечта.
Сара поднялась на холм, чтобы на сто лет перенестись в мир мечты.
А я… Я поднялся на холм и сказал: вечно. Это не вечность.
– Это Дженкинс, Джон Вебстер.
– Слушаю, Дженкинс, – сказал Джон Вебстер, но сказал не ртом, и не языком, и не губами, потому что чувствовал, как его тело в капсуле облегает жидкость, которая питала его и не давала ему обезвоживаться. Жидкость, которая запечатала его губы, и уши, и глаза.
– Слушаю, Дженкинс, – мысленно ответил Вебстер. – Я тебя помню. Теперь вспомнил. Ты был с нами с самого начала. Ты помогал нам обучать псов. Ты остался с ними, когда кончился наш род.
– Я и теперь с ними, – ответил Дженкинс.
– Я укрылся в вечность, – сказал Вебстер. – Закрыл город и укрылся в вечность.
– Мы часто думали об этом, – сказал Дженкинс. – Зачем вы закрыли город?
– Псы, – отозвался мозг Вебстера. – Чтобы псы использовали возможность.
– Псы развернулись вовсю, – сообщил Дженкинс.
– А город теперь открыт?
– Нет, город по-прежнему закрыт.
– Но ведь ты здесь.
– Да, но я один знаю путь. И других не будет. Во всяком случае, до тех пор еще много времени пройдет.
– Время, – произнес Вебстер. – Я уже забыл про время. Сколько времени прошло, Дженкинс?
– С тех пор как вы закрыли город? Около десяти тысяч лет.
– А здесь еще кто-нибудь есть?
– Есть, но они спят.
– А роботы? Роботы по-прежнему бдят?
– Роботы по-прежнему бдят.
Вебстер лежал спокойно, и в душе его воцарился покой. Город по-прежнему закрыт, и последние люди спят. Псы развернулись, и роботы бдят.
– Напрасно ты меня разбудил, – сказал он. – Напрасно прервал сон.
– Мне нужно узнать одну вещь. Я знал когда-то, но забыл, а дело совсем простое. Простое, но страшно важное.
Вебстер мысленно рассмеялся:
– Ну что у тебя за дело, Дженкинс?
– Это насчет муравьев, – сказал Дженкинс. – Муравьи, бывало, досаждали людям. Как вы тогда поступали?
– Очень просто: мы их травили, – ответил Вебстер.
Дженкинс ахнул:
– Травили?!
– Ну да, – сказал Вебстер. – Это очень просто. Мы приманивали муравьев на сироп, сладкий сироп. А в сироп был добавлен яд, смертельный яд для муравьев. Но яд добавляли в меру, чтобы не сразу убивал. Он действовал медленно, понимаешь, так что они успевали его донести до муравейника. Таким способом мы убивали сразу много муравьев, а не двух или трех.
В голове Вебстера жужжала тишина… ни мыслей, ни слов.
– Дженкинс, – окликнул он, – Дженкинс, ты…
– Да, Джон Вебстер, я здесь.
– Это все, что тебе надо?
– Да, это все, что мне надо.
– Мне можно снова уснуть?
– Да, Джон Вебстер. Можете снова уснуть.
Стоя на холме, Дженкинс ощутил летящее над краем первое суровое дыхание зимы. Склон спадал к реке, черными и серыми штрихами торчали скелеты оголившихся деревьев.
На северо-востоке возвышался призрачный силуэт, зловещее предзнаменование, нареченное Зданием. Неуклонно растущее порождение муравьиного мозга, и никто, кроме муравьев, даже представить не может, для чего и зачем оно строится.
Но с муравьями можно бороться, есть способ.
Человеческий способ.
Способ, про который Джон Вебстер рассказал ему, проспав десять тысяч лет. Простой и надежный способ, жестокий, но действенный способ. Взять сиропа, сладкого сиропа, чтобы пришелся по вкусу муравьям, и добавить в него яду… Такого яду, чтобы не сразу подействовал.
«Простой способ – яд, – сказал себе Дженкинс. – Простейший способ».
Да только тут нужна химия, а химия псам не известна.
Да только тут нужно убивать, а убийства прекращены.
Даже блох не убивают, а блохи отчаянно донимают псов. Даже муравьев… и муравьи грозят отнять у зверей их родной мир.
Уже пять тысяч лет, если не больше, как не было убийства. Сама мысль об убийстве искоренена из сознания тварей.
«И так-то оно лучше, – сказал себе Дженкинс. – Лучше потерять этот мир, чем снова убивать».
Он медленно повернулся и пошел вниз по склону.
Хомер огорчится.
Страшно огорчится, когда услышит, что вебстеры не знали способа борьбы с муравьями…
Комментарий автора
«Эпилог» – это история, которую я писать не собирался. Будь моя воля, «Город» завершился бы рассказом «Простой способ».
Когда в 1971 году умер Джон У. Кэмпбелл, группа писателей, сотрудничавших с ним в сороковые и пятидесятые годы, решила выпустить в его честь мемориальный сборник. В книгу должны были войти новые произведения, написанные авторами, которые публиковали свои работы в журнале «Эстаундинг», несколько лет назад переименованном в «Аналог». Памятный сборник призван был воссоздать и дух, и внешний вид тогдашнего журнала «Эстаундинг».
Поскольку все рассказы «Города», за одним исключением, впервые появились в журнале «Эстаундинг», издаваемом Кэмпбеллом, Гарри Гаррисон, ответственный редактор мемориального сборника, попросил меня написать еще одну историю из цикла «Город». Просьба привела меня в замешательство. Я считал свою сагу законченным целым и сомневался, что смогу написать девятое предание через двадцать с лишним лет после первых восьми. В конце концов, я теперь уже совсем другой писатель и у меня мало общего с молодым человеком, придумавшим эти рассказы. Но мне очень хотелось написать историю в память Джона, и я понимал, что если уж писать ее, то нужно писать продолжение «Города». Так появился «Эпилог». Главное действующее лицо в нем – Дженкинс, поскольку из всех созданных мною персонажей только он один и остался. Вебстеры давно уже сошли со сцены.
По-моему, «Эпилог» у меня получился. И все же я не вполне уверен, что «Город» выиграл от такого дополнения. Я, конечно, могу понять желание издателей включить в сборник последний, девятый, рассказ хотя бы ради полноты издания. Что же до меня лично – мне кажется, он вносит в сагу, которую я вообще не собирался трогать, ноту печали и безысходности.
Эпилог
Дженкинс шел по лугу пообщаться с луговыми мышками – поиграть с ними, побегать наперегонки по туннелям, проложенным ими в траве. Конечно, это не ахти какое удовольствие. Мыши – глупый народ, бестолковый и бесчувственный. И все же от них исходит какое-то тепло – скорее всего, от их уверенности в собственной безопасности и благополучии: ведь они одни живут на лугу, никто и ничто им не угрожает. Некому угрожать: никого, кроме них, не осталось, если не считать насекомых да червей, которыми питаются мыши.
Раньше, вспомнил Дженкинс, он частенько задумывался о том, почему мыши остались, когда все звери ушли за псами в один из миров гоблинов. Разумеется, они тоже могли уйти. Псы взяли бы их с собой, но мыши не захотели: то ли были вполне довольны жизнью здесь, то ли слишком привязаны к родному миру.
Мыши и я, подумал Дженкинс. Он ведь тоже мог уйти, даже сейчас, было бы желание. Он мог уйти в любую минуту. Но, как и мыши, остался. Не смог бросить усадьбу Вебстеров. Это же все равно что разрезать себя пополам.
Поэтому он остался, и дом Вебстеров по-прежнему стоял. Стоял исключительно благодаря заботе Дженкинса. Он поддерживал в доме чистоту и порядок, тщательно латал прорехи. Когда какой-то камень начинал крошиться, Дженкинс подыскивал ему замену, подгонял по размеру и втискивал на место. Пусть даже поначалу новый камень выглядел чужеродным, время брало свое – время, ветер, солнце, непогода и ползучие мхи да лишайники.
Дженкинс подстригал траву на лужайке, ухаживал за кустами и клумбами, подрезал живую изгородь. На деревянной мебели ни пылинки, полы и стенные панели выскоблены до блеска – усадьба была жива, как прежде. В таком доме не стыдно принять хозяев, с некоторой даже гордостью сказал себе Дженкинс. Если, конечно, кто-то из них когда-нибудь здесь объявится. Правда, надежды на это мало. Вебстеры, улетевшие на Юпитер, перестали быть Вебстерами, а те, что в Женеве, по-прежнему спят. Если только Женева и Вебстеры вообще еще существуют.