Уле снова мотнул головой.
– Душа не лежит с цветочками возиться, – объяснил он. – Как-никак двадцать лет с лишком кукурузе отдал.
– А может, и нам вертолет завести, какой поменьше? – сказала Марта. – И провести воду в дом? И ванну поставить, чем в старом корыте на кухне мыться?
– Не справлюсь я с вертолетом, – возразил Уле.
– Еще как справишься. Невелика хитрость. Вон погляди на андерсеновских ребятишек: от горшка два вершка, а уже летают почем зря. Правда, один из них тут затеял дурачиться и вывалился из кабины, но…
– Ладно, я подумаю, – перебил Уле с отчаянием в голосе. – Подумаю.
Он повернулся, перемахнул через ограду и зашагал в поле. Марта стояла у машины и глядела ему вслед. По припорошенной пылью щеке скатилась слеза.
– Мистер Тайлер ждет вас, – сказала девушка.
Джон Дж. Вебстер опешил:
– Но ведь я у вас еще не бывал. И не договаривался с ним о встрече.
– Мистер Тайлер ждет вас, – настойчиво повторила она и указала кивком на дверь с надписью:
«ОТДЕЛ ПЕРЕСТРОЙКИ»
– Но я пришел сюда узнать насчет работы, – возразил Вебстер. – А не затем, чтобы меня перестраивали. Здесь ведь бюро найма Всемирного комитета или я ошибся?
– Нет, не ошиблись, – ответила девушка. – Так доложить о вас мистеру Тайлеру?
– Если вы так настаиваете…
Девушка нажала рычажок и сказала в микрофон:
– Мистер Вебстер здесь, сэр.
– Пусть войдет, – ответил мужской голос.
Вебстер вошел в кабинет, держа шляпу в руке.
Седой мужчина с молодым лицом жестом предложил ему сесть.
– Вы хотите устроиться на работу?
– Да, – подтвердил Вебстер, – но я…
– Да вы садитесь, – продолжал Тайлер. – Если вас смутила надпись на двери, забудьте о ней. Мы отнюдь не собираемся вас перестраивать.
– Я никак не могу найти себе место, – объяснил Вебстер. – Которую неделю хожу – и всюду отказ. Вот и пришел сюда к вам.
– Не хотелось к нам обращаться?
– Откровенно говоря, не хотелось. Бюро найма… В этом есть что-то… В общем, что-то неприятное.
Тайлер улыбнулся:
– Возможно, название не совсем удачное. Вы думали, это нечто вроде бывшей биржи труда, куда обращались отчаявшиеся люди. Государственное учреждение, которое старается определить людей на работу, чтобы они не были в тягость обществу…
– Ну что ж, я тоже отчаялся, – признался Вебстер. – Но гордость еще сохранил, оттого и трудно было заставить себя прийти к вам. Но что поделаешь, другого выхода нет. Понимаете, я оказался изменником…
– Другими словами, – перебил его Тайлер, – вы предпочитали говорить правду. Хотя бы это стоило вам места. Деловые круги, и не только здесь, во всем мире, еще не доросли до вашей правды. Бизнесмен еще цепляется за миф о городе, миф о коммерческой хватке. Придет время – и он поймет, что можно обойтись без города, что честное служение обществу даст ему куда больше, чем всякие коммерческие штучки. А скажите, Вебстер, что вас все-таки заставило поступить так, как вы поступили?
– Мне стало тошно, – ответил Вебстер. – Тошно глядеть, как люди тычутся туда-сюда с зажмуренными глазами. Тошно глядеть, как лелеют старую традицию, которой давно место на свалке. Мне опротивел Кинг с его пустопорожним энтузиазмом.
Тайлер кивнул:
– А как вы думаете, не смогли бы вы помочь нам с перестройкой людей?
Вебстер вытаращил глаза.
– Нет, я серьезно, – продолжал Тайлер. – Всемирный комитет уже который год этим занимается – ненавязчиво, незаметно. Многие из тех, кто прошел перестройку, даже сами об этом не подозревают. С того времени как на смену Объединенным нациям пришел Всемирный комитет, на свете многое изменилось, и далеко не все сумели приспособиться к этим изменениям. Когда начали широко применять атомную энергию, сотни тысяч остались без места. Их надо было переучивать и направлять на другую работу. Одних на атомные предприятия, других куда-нибудь еще. Гидропоника ударила по фермерам. Пожалуй, с ними нам пришлось особенно трудно, ведь они ничего не умели, только выращивать хлеб и смотреть за скотом. И большинство из них вовсе не стремились ни к чему другому. Они возмущались, что их лишили источника существования, унаследованного от предков. Индивидуалисты по самой своей природе, они оказались для нас, так сказать, самым твердым психологическим орешком.
– Многие из них, – перебил его Вебстер, – до сих пор не устроены. Больше сотни вселились без разрешения в заброшенные дома, живут впроголодь, там кролика подстрелят, там белку, рыбу ловят, растят овощи, собирают дикие плоды. Иногда приворовывают, иногда собирают подаяние в жилых кварталах…
– Вы знаете этих людей? – спросил Тайлер.
– Знаю кое-кого. Один из них, случается, приносит мне белок или кроликов. Когда ему нужны деньги на патроны.
– По-вашему, они будут противиться перестройке?
– Еще как, – ответил Вебстер.
– Вам не знаком фермер по имени Уле Джонсон? Который все держится за свою ферму и ничего менять не хочет?
Вебстер кивнул.
– Если бы вы занялись им?
– Он меня тут же выставит за дверь.
– Такие люди, как Уле и эти скваттеры, – объяснил Тайлер, – нас сейчас особенно заботят. Большинство благополучно приспособились к новым условиям, вошли, так сказать, в современную колею. Правда, кое-кто еще оплакивает старину, но это больше для вида. Их теперь силой не заставишь жить по-старому. Когда много лет назад всерьез начали развивать атомную энергетику, Всемирный комитет столкнулся с нелегкой проблемой. Перемены, прогресс нужны, но как их вводить – постепенно, чтобы люди исподволь приноравливались, или полным ходом и принять все меры, чтобы люди перестраивались поскорее? И решили – может быть, верно, может быть, нет – дать полный ход, а люди пусть поспевают как могут. В общем, это решение оправдалось. Конечно, мы понимали, что не всегда можно будет проводить перестройку в открытую. В некоторых случаях затруднений не было – скажем, когда какие-то категории промышленных рабочих целиком переводили на новое производство. Но в некоторых случаях, как, например, с нашим другом Уле, нужен особый подход. Этим людям надо помочь найти свое место в новом мире, но так, чтобы они не чувствовали, что им помогают. Иначе можно подорвать их веру в свои силы, чувство человеческого достоинства, а ведь это чувство – краеугольный камень всякой цивилизации.
– Насчет перестройки в промышленности я, конечно, знал, – сказал Вебстер. – А вот про индивидуальные случаи впервые слышу.
– Мы не можем трубить об этом, – ответил Тайлер. – Дело, можно сказать, секретное.
– Зачем же вы тогда мне рассказали?
– Потому что мы хотим, чтобы вы у нас работали. Помогите для начала Уле. А потом подумайте, что можно сделать для скваттеров.
– Не знаю даже… – начал Вебстер.
– Мы ведь ждали вас, – продолжал Тайлер. – Знали, что в конце концов вы придете к нам. Кинг позаботился о том, чтобы вас нигде не приняли. Всюду дал знать, так что теперь все Торговые палаты, все муниципальные органы занесли вас в черный список.
– Судя по всему, у меня нет выбора.
– Не хотелось бы, чтобы вы так это воспринимали, – сказал Тайлер. – Лучше не спешите, обдумайте все и приходите еще раз. Не согласитесь на мое предложение – найдем вам другую работу наперекор Кингу.
Выйдя из бюро, Вебстер увидел знакомого оборванца с ружьем под мышкой. Но сегодня Леви Льюис не улыбался.
– Ребята сказали мне, что вы сюда зашли, – объяснил он. – Вот я и жду.
– Беда какая-нибудь? – спросил Вебстер, глядя на озабоченное лицо Леви.
– Да полиция… – ответил Леви и презрительно сплюнул в сторону.
– Полиция… – У Вебстера замерло сердце, он сразу понял, какая беда стряслась.
– Ага. Хотят нас выкурить.
– Так, значит, муниципалитет все-таки поддался.
– Я сейчас был в полицейском управлении, – продолжал Леви. – Сказал им, чтобы не очень-то петушились. Предупредил, что мы им кишки выпустим, если сунутся. Я расставил своих ребят и велел стрелять только наверняка.
– Но ведь так же нельзя, Леви, – строго произнес Вебстер.
– Нельзя?! – воскликнул Леви. – Можно, и уже сделано. Нас согнали с земли, заставили продать ее, потому что она нас уже не кормит. Но больше мы не отступим, хватит. Будем насмерть стоять, до последнего, но выкурить себя не дадим.
Леви поддернул брюки и снова сплюнул.
– И не только мы, скваттеры, так думаем, – добавил он, – Грэмп с нами заодно.
– Грэмп?
– Он самый. Ваш старик. Он у нас как бы за генерала. Говорит, еще не совсем забыл военное дело, полиция только ахнет. Послал ребят, и они увели пушечку из мемориала. Говорит, в музее для нее и снаряды найдутся. Оборудуем, говорит, огневую точку, а потом объявим: мол, если полиция сунется, мы откроем огонь по деловому центру.
– Послушай, Леви, ты можешь сделать для меня одну вещь?
– Натурально могу, мистер Вебстер.
– Зайди в эту контору и спроси там мистера Тайлера, хорошо? Добейся, чтобы он тебя принял, и скажи ему, что я уже приступил к работе.
– Натурально, а вы сейчас куда?
– Я пойду в ратушу.
– Не хотите, чтоб я с вами пошел?
– Нет, – ответил Вебстер. – Я один справлюсь. И еще, Леви…
– Да?
– Попроси Грэмпа, чтобы попридержал свою артиллерию. Пусть не стреляет без крайней надобности. Ну а уж если придется стрелять, так чтобы не мазал.
– Мэр занят, – сказал секретарь Реймонд Браун.
– А вот мы сейчас посмотрим, – ответил Вебстер, направляясь к двери в кабинет.
– Вам туда нельзя, Вебстер! – завопил Браун.
Он вскочил на ноги и обогнул стол, бросаясь наперехват. Вебстер развернулся и толкнул его локтем в грудь прямо на стол. Стол поехал. Браун взмахнул руками, потерял равновесие и сел на пол. Вебстер рванул дверь кабинета.
Мэр сдернул ноги со стола.
– Я же сказал Брауну… – начал он.
Вебстер кивнул:
– А Браун сказал мне. В чем дело, Картер? Боитесь, Кинг узнает, что я у вас был? Боитесь развращающего действия порядочных идей?
– Что вам надо? – рявкнул Картер.
– Мне стало известно, что полиция собирается сжечь заброшенные дома.
– Точно, – подтвердил мэр. – Эти дома представляют опасность для общины.
– Для какой общины?
– Послушайте, Вебстер…
– Вы отлично знаете, что никакой общины нет. Есть несколько вшивых политиканов, которые нужны только затем, чтобы вы могли претендовать на престол, могли каждый год избираться и загребать свой оклад. Вам скоро никаких других дел не останется, кроме как голосовать друг за друга. Ни служащие, ни рабочие, даже самой низкой квалификации, – никто из них не живет в черте города. А бизнесмены давно уже разъехались кто куда. Дела свои здесь вершат, но живут-то в других местах.
– Все равно – город есть город, – заявил мэр.
– Я пришел не для того, чтобы попытаться убедить вас, что нельзя сжигать эти дома. Вы должны понять: заброшенные дома – пристанище людей, которые остались без своего угла. Людей, которых поиски убежища привели в наш город и они нашли у нас кров. В каком-то смысле мы за них отвечаем.
– Ничего подобного, мы за них не отвечаем, – прорычал мэр. – И что бы с ними ни случилось, пусть пеняют на себя. Мы их не звали. Они нам не нужны. Общине от них никакого проку. Скажете, что они неудачники. Ну а я тут при чем? Скажете, у них нет работы. А я отвечу: нашли бы, если бы поискали. Работа есть, работа всегда есть. А то наслушались о новом мире и вбили себе в голову, что кто-то другой должен о них позаботиться, найти работу, которая их устроит.
– Вы рассуждаете как закоренелый индивидуалист, – усмехнулся Вебстер.
– Вам это кажется забавным? – огрызнулся мэр.
– Забавно, – сказал Вебстер. – Забавно и печально, что в наши дни человек способен так рассуждать.
– Добрая доза закоренелого индивидуализма ничуть не повредила бы нашему миру. Возьмите тех, кто преуспел в жизни…
– Это вы о себе? – спросил Вебстер.
– А хоть бы и о себе. Я трудился как вол, не упускал благоприятных возможностей, заглядывал вперед. Я…
– Вы хотите сказать, что знали, чьи пятки лизать и чьи кости топтать, – перебил Вебстер. – Так вот, вы блестящий образчик человека, ненужного сегодняшнему миру. От вас плесенью несет, до того обветшали ваши идеи. Если я был последним из секретарей Торговых палат, то вы, Картер, последний из политиканов. Только вы этого еще не уразумели. А я уразумел. И вышел из игры. Мне это даром не далось, но я вышел из игры, чтобы не потерять к себе уважение. Деятели вашей породы отжили свое. Отжили, потому что раньше любой хлыщ с луженой глоткой и нахальной рожей мог играть на психологии толпы и пробиться к власти. А теперь психологии толпы больше не существует. Откуда ей взяться, если ваша система рухнула под собственной тяжестью и народу плевать на ее труп.
– Вон отсюда! – заорал Картер. – Вон, пока я не позвал полицейских и не велел вас вышвырнуть.
– Вы забываете, – возразил Вебстер, – что я пришел поговорить о заброшенных домах.
– Пустая затея, – отрезал Картер. – Можете разглагольствовать хоть до Судного дня, все равно эти дома будут сожжены. Это вопрос решенный.
– Вам хочется увидеть развалины на месте делового центра? – спросил Вебстер.
– О чем вы толкуете? – вытаращился мэр. – При чем тут центр?
– А притом, что в ту самую секунду, когда первый факел коснется домов, ратушу поразит первый снаряд. А второй ударит по вокзалу. И так далее, сперва все крупные мишени.
У Картера отвисла челюсть. Потом лицо его залила краска ярости.
– Бросьте, Вебстер, – прохрипел он. – Меня не проведешь. С этими вашими баснями…
– Это не басня, – возразил Вебстер. – У них там есть пушки. Около мемориала взяли и в музеях. И есть люди, которые умеют с ними обращаться. Да тут и не нужен большой знаток. Прямая наводка, все равно что в упор по сараю стрелять.
Картер потянулся к передатчику, но Вебстер жестом остановил его:
– Подумайте, подумайте хорошенько, Картер, прежде чем в петлю лезть. Стоит вам дать ход вашему плану – и начнется сражение. Допустим, вам удастся сжечь заброшенные дома, но ведь и от центра ничего не останется. Бизнесмены снимут с вас скальп за это.
Картер убрал руку с тумблера.
Издалека донесся резкий звук ружейного выстрела.
– Лучше отзовите их, – посоветовал Вебстер.
На лице Картера отразилось смятение.
Снова выстрел… второй, третий.
– Еще немного, – сказал Вебстер, – и будет поздно, вы уже ничего не сможете сделать.
Глухой взрыв потряс оконные стекла. Картер вскочил на ноги.
Вебстер вдруг ощутил противную слабость, однако виду не показал.
Картер с каменным лицом смотрел в окно.
– Похоже, что уже поздно, – произнес Вебстер, стараясь придать голосу твердость.
Радио на столе требовательно запищало, мигая красным огоньком.
Картер дрожащей рукой нажал тумблер.
– Картер, – звал чей-то голос. – Картер, Картер!
Вебстер узнал луженую глотку начальника полиции Джима Максвелла.
– Что там случилось? – спросил Картер.
– Они выкатили пушку, – доложил Максвелл. – Взорвалась при первом же выстреле. Должно быть, снаряд с дефектом.
– Пушка? Только одна пушка?
– Других пока не видно.
– Я слышал ружейные выстрелы, – сказал Картер.
– Так точно, они нас обстреляли. Двоих-троих ранили. Но теперь отошли. Прячутся в зарослях. Больше не стреляют.
– Ясно, – сказал Картер. – Валяйте начинайте поджигать.
Вебстер бросился к нему:
– Спросите его… Спросите…
Но Картер уже щелкнул тумблером, и радио смолкло.
– Что вы хотели у него спросить?
– Нет, ничего, – ответил Вебстер. – Ничего существенного.
Он не мог сказать Картеру, что один только Грэмп знал, как стреляют из пушки, что Грэмп был там, где произошел взрыв.
Уйти отсюда – и туда, к пушке, как можно скорее!
– Недурно было задумано, Вебстер, – сказал Картер. – Недурно, да только сорвался ваш блеф.
Он снова подошел к окну.