Уоллес пообщался также с неким бизнесменом, «чьи офисы[находятся] в Нью-Йорке и по всему миру», и узнал, что Внутренняя Монголия уже год назад (вероятно, сразу после того как была установлена ее автономия в апреле 1934 г.) запрашивала заем от 5 до 12 миллионов долларов, но ей было отказано.
Ожидавший положительных вестей из США Н.К. Рерих оказался в затруднительном положении – местные князья «ему говорят, что откроют свои торговые книги, если он удостоверит, что решение ньюйоркцев вполне благоприятно, и открытие торговых книг есть лишь процедура к завершению. С другой стороны, ньюйоркцы сообщают ему, что могут начать рассмотрение, когда торговые книги будут открыты».
Монголы в эти полгода тоже времени не теряли. Надеясь на американский капитал, они, тем не менее, пытались найти какие-то варианты более близкого и более выгодного политического союзничества. Русскоязычная газета «Возрождение» писала: «Маньчжурское правительство опубликовало официальное сообщение об отношениях ко Внутренней Монголии. В сообщении говорится, что за последнее время поступил ряд ходатайств о присоединении Внутренней Монголии к Маньчжурии. В Долонноре группа монгольских князей обратилась с просьбой к маньчжурским властям о разрешении передать маньчжурскому императору в Синкинге петиции о воссоединении Монголии с Маньчжурией. Власти разрешили монгольским князьям проехать в Синкинг».
Наконец, Уоллес переговорил с Рузвельтом и рапортовал, что «Мюррей не может дать денег, хотя симпатизирует сколаршипам. Дело должно быть основано на сугубо деловой основе, разумный план должен быть представлен, также нужны названия ответственных госструктур там…» Эту фразу «стриктли бизнес базис» Е.И. Рерих не раз потом будет цитировать в своих письмах, полагая, что американским сотрудникам в общении с представителями американского капитала не хватило не столько делового плана, сколько силы убеждения. Об этом были и все предыдущие письма Елены Ивановны, касающиеся кооператива. Вдохновленная ими, Зинаида Лихтман «положила немало труда на уверениях наших, что в таких делах необходимо действовать иными путями и убеждениями, нежели только фактами и цифрами. Там, где предвидится огромное строительство, там нужно иметь веру в большие горизонты, в будущее, иначе говоря, нужны для этого люди “уис вижен”, и таких людей именно необходимо привлечь. Мне казалось, что Друг мог нащупать таких людей, но и он сам должен был зажечься верою в это огромное дело, больше того, он должен был ручаться за него, говоря, что сам участвует в нем. Опять-таки, для этого он должен был быть зажженным сам. Стараться же найти только “бизнес мен” мне не казалось очень правильным».
Но ключевыми фигурами в этом вопросе были не З. Лихтман и не Ф. Грант, а Г. Уоллес и Л. Хорш…
Члены правления Музея Рериха и комитета Пакта Рериха Луис Хорш, его жена Нетти и Эстер Лихтман, мало интересовавшиеся Уоллесом, пока он был просто фермером, после его назначения министром всячески старались завязать с ним личные отношения. И это им удалось. В 1935 году они смогли отодвинуть на второй план Фрэнсис Грант в делах Пакта Рериха и экспедиции и начали утверждать везде и во всем свой личный приоритет. И это закончилось полным крахом для многих начинаний, прежде всего для кооператива во Внутренней Монголии.
Эстер Лихтман была одной из ближайших сотрудниц Рерихов, но в какой-то момент ей, служившей до приезда в США гувернанткой в Швейцарии, захотелось большего – стать главной во всех делах. Е.И. Рерих так писала об этом ее демарше 1935 года: «Самоутверждение этой особы может пагубно отразиться на делах. Очень уж хочется ей усесться на неподобающее ей место и всюду, где только возможно, намекнуть и выдать себя за непосредственное звено с Первоисточником».
Изначально доверие Е.И. Рерих к Хоршам и Эстер Лихтман было так велико, что именно им она поручила передавать ее конфиденциальные письма президенту Рузвельту, в которых писала о судьбах современного мира. Эти письма передавались лично, из рук в руки. Хотя по письмам Е.И. Рерих отчетливо видно, что связь была двусторонней, известные на сегодняшний день документы свидетельствуют, что Рузвельт, в отличие от Уоллеса, не написал Рерихам ни строчки. Президент читал письма, задавал вопросы, получал на них ответы, а Луис Хорш потом направлял Е.И. Рерих подробный отчет о визитах и вопросы президента, на которые сам не смог ответить. Эта и была обратная связь. Имя Рузвельта, естественно, было в отчетах зашифровано.
Так продолжалось около полугода (в архиве Библиотеки Рузвельта в его имении в Гайд-парке хранится шесть писем Е.И. Рерих). Одно из писем к Рузвельту Эстер решила дописать – так к нему добавился абзац о значении серебра в мировой экономике, совет, несомненно полезный бизнесмену Хоршу. Елену Ивановну возмутило такое самовольство, а Хорши, «обиженные» на ее суровые слова и вдохновляемые Эстер, посчитали, что прочные и доверительные контакты с Рузвельтом и Уоллесом – гарант их будущего финансового успеха, и Рерихи им больше не нужны. В итоге люди, которые были связующим звеном между Рерихами и самыми значительными персонами в США, решили порвать эту связь и предать своих духовных наставников. А Уоллес и Рузвельт, во-первых, в силу своего положения не имели возможности сноситься с Рерихами напрямую, во-вторых, вполне доверяли тем, с кем они тесно общались достаточно продолжительное время. Кроме того, ходили слухи, что Уоллеса и Хорша связывали еще некие финансовые дела.
Можно представить, какой поток наговоров лился в уши президента и министра в тот период, когда Хорши и Э. Лихтман («трио», как их называли Рерихи) только начинали осуществлять свой план, если и спустя семь лет после разрыва с Рерихами Эстер всегда находила повод сказать гадость в адрес Николая Константиновича. В частности, в своих письмах президенту 1942 и 1943 годов она как бы между делом, но достаточно назойливо повторяет измышления газетных статей 1935 года и приписывает Рериху чаяния о том, что «Япония захватит Сибирь, и он будет сделан “белым царем”», или сообщает: «Я также прилагаю вырезку из японской газеты[1934 года], которая может заинтересовать вас. Работающий во имя искусства и образования Рерих отправился повидать военачальника, военного министра».
Такая массированная информационная атака не могла не привести к ожидаемому результату. И когда спустя полгода после искажения письма Е.И. Рерих к Рузвельту по другим каналам пришло ее подлинное письмо, где она подробно описывает ситуацию и коварство своих бывших сотрудников, президент не обратил на него внимания и продолжил общение с «трио». Им был предоставлен карт-бланш на визиты в Белый дом, об этом свидетельствует распоряжение одному из чиновников от 23 августа 1940 года: «…Когда Луис Хорш или Эстер Лихтман позвонят вам, президент согласен видеть их». Похоже, что «трио» оказывало влияние на американского президента вплоть до его кончины.
Уоллес со своей стороны сделал все, чтобы дискредитировать имя Рериха в международном масштабе. Он и Хорш пытались изъять имя инициатора Пакта Рериха из названия документа, но, к счастью, это уже было невозможно после его подписания и ратификации. Уоллес разослал письма в страны Латинской Америки с целью дезавуировать создателя Пакта. В американские посольства в Японии и Китае он направил письма о том, что Рерих, кажется, «сделал неправомерные заявления на политические и другие темы. Сообщалось, что он сделал несанкционированные заявления японским властям, включая его превосходительство военного министра генерала Сенджуро Хаяши». Князю Де-вану он тоже направил письмо, в котором сообщал, что Рерих «не был уполномочен представлять любую другую миссию[кроме сбора трав]. Любые утверждения, которые он сделал касательно политических, экономических или финансовых вопросов, были сделаны им исключительно под его собственную ответственность и не имели основания или полномочий от правительства».
Дальнейший ход исторических событий не оставил выбора князю Де-вану. В 1937 году после продвижения японских войск на запад на территории центральной части Внутренней Монголии было провозглашено марионеточное государство Мэнцзян.
Японцы сразу начали здесь добычу угля, что принесло выгоду не только им, но и стимулировало экономический рост страны, продолжавшийся вплоть до прихода советских войск на Дальний Восток.
Вернувшись в Гималаи, Н.К. Рерих писал сотрудникам письма, в которых немалое место отводилось осмыслению событий лета 1935 года.
«…По счастью, все Вы знаете мои каждодневные дневники, в которых запечатлены мои мысли и деятельность. Что же в них вредного или неожиданного? Кооперативы предполагались на земле Канз[аса] и в том и в другом случае, а участие русских тоже допускалось и в том и в другом случае, значит, и в этом случае никакого изменения не было. Если бы только узнать, на каком основании говорится, что в разных странах говорилось различное, как сообщалось в Ваших письмах…»
«…Так же точно нечего скрывать и о сельскохозяйственном кооперативе, который предполагался. Такое благое начинание не имеет ничего общего с политикой, всегда было бы полезно обеим сторонам, как стране устраивающей, так и той, в которой такое полезное учреждение образуется. Ничего секретного в этих добрых предположениях не было. Тем более, что сам секретарь Агрикультуры давал свои деньги для начала такого кооператива и обращался ко многим видным лицам в Америке об их участии в этом деле. Такое широкое оповещение не может быть тайною, да кроме того, и само существо образовательного и хозяйственного учреждения не содержит в себе ничего секретного…»
«…Ведь когда были вытребованы неожиданно деньги, данные Уолл[есом] на кооператив, тогда для нас произошел значительный ущерб, ибо пришлось принять на свой счет и стоимость всех телеграмм, специальных поездок, подарков, которые, как вы знаете, по местным условиям не могут быть ничтожными. Ведь для переговоров некоторые местные князья приезжали и даже оставались на месте целый месяц. Какое прекрасное культурное дело, уже совсем готовое с нашей стороны, было сорвано злоумышленниками. Когда-нибудь Вы увидите, как прекрасно все уже оформилось. Так же точно злоумышленники стараются разогнать и всех друзей и наклеветать везде, где можно, не щадя и достоинства своей страны…»
«…Если бы бывший друг[Г. Уоллес] хотел объяснить сельскохозяйственный] кооператив как политику, то каким же образом он сам в нем хотел участвовать и внес 4500 амер[иканских] долл[аров] на начало кооператива? Пусть и об этом адвокаты знают, ибо идея культурно-экономических кооперативов всегда была в нашей программе, чтобы все культурные дела не рассчитывали только на пожертвования, но были бы самодеятельными и самооплачивающимися. Ведь и здание Музея предполагалось на том же кооперативном основании, и лишь амер[иканский] кризис[19] 30 года подорвал эту программу. Вот и в Риге сейчас сложился издательский]кооператив, проектируется и другой. <…> Ведь и “Бел[уха]” и “Ур”, все предполагались как кооперативы для широкого культурно-экономического преуспеяния…»
Идея кооператива не была оставлена сразу после возвращения в Кулу, еще теплилась надежда. В конце 1935 года Н.К. Рерих напишет: «Хотели также послать прекраснейший текст приглашения в Канз[ас], но пока отложили». Николай Константинович писал и о новых прекрасных предложениях по этому поводу. Но, видимо, и к этому проекту оказалась приложима печальная формула, высказанная Рерихом тремя годами позже, когда пришлось заморозить деятельность Института «Урусвати»: «Все есть, а денег нет».
* * *
По определению Л.В. Шапошниковой, Н.К. Рериху был свойственен своеобразный «метод вех», которыми он «так неожиданно метил Время и Пространство». Маньчжурская экспедиция была одной из важных вех на его пути, но далеко не последней.
Сегодня дневник Н.К. Рериха остается одним из ярчайших документов той эпохи, когда до начала великой войны оставалось всего несколько лет. И во многих событиях, в нагнетении напряжения, видно, насколько неуязвимой и беспардонной становится власть одной из будущих фашистских держав – Японии. Стремительно сдает свои позиции культура русской эмиграции – Николай Константинович документирует вести, приходящие из Харбина, о том, что дышать там уже становится невозможно. Война сметет и уравняет всех – властителей и гонимых. Многих из упомянутых в дневнике русских, японских, китайских, монгольских деятелей ждет одна и та же судьба после того, как по пустыням Азии победоносно пройдет советская армия, – арест, расстрел. Тех, кого не арестовали Советы, арестуют потом маоисты, с тем же результатом. Спасутся немногие – кто решится и успеет бежать за океан. Колесо истории совершит свой поворот, и, читая страницы дневника 1935 года, невольно задумываешься: были ли у мира шансы на иной исход событий?
История не признает сослагательного наклонения, но все же можно предположить, какие возможности открывались для США, если бы они не только подписали, но и реализовали в своей внутренней и внешней политике Пакт Рериха. Можно лишь догадываться, какие финансовые и политические перспективы сулило вливание американского капитала в автономную Внутреннюю Монголию. Историю рериховских проектов кооперативов в Азии следовало бы назвать историей упущенных возможностей – как для Азии и США, так и для мира.
Предательство в Америке практически парализовало Постоянный комитет Пакта Рериха, и после писем Уоллеса, разосланных им из-за разрыва с Рерихами во все латиноамериканские представительства, этот документ уже вряд ли мог получить широкое распространение на межгосударственном уровне. Тем не менее, еще в июне 1935 года Пакт был ратифицирован сенатом США и, соответственно, остался для Штатов, как и для других государств, его ратифицировавших, действующим международным законом. Продолжалась работа и на общественном уровне, в нее по-прежнему были вовлечены выдающиеся общественные и культурные деятели того времени.
Несметное множество культурных сокровищ в Европе пострадало во время Второй мировой войны, и идеи о сохранении культурного наследия вновь заинтересовали международную общественность. В 1948 году к Пакту Рериха присоединилась Индия. В 1950 году вся документация по Пакту была передана в ЮНЕСКО, и этот документ лег в основу Межправительственной конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта, подписанной в Гааге в 1954 году.
И проекты кооперативного строительства и культурного возрождения Азии тоже не пропали даром, хотя тогда, в 1935 г. подходящий исторический момент был упущен, «двери открыты, но не смогли войти». Магниты, заложенные мыслью Елены Ивановны и Николая Константиновича, продолжают действовать. Сегодня история делает новый виток, на мировой арене роль Азии становится беспрецедентной, уже не только Россия, но и Китай выступает равнобалансом Америке. Азиатские страны стремятся к объединению, и, возможно, Федерация стран, о которой писала Е.И. Рерих Рузвельту, в скором времени все же будет образована.
В 1935 году, завершив экспедицию, Н.К. Рерих остался в Индии до конца своих дней. Пора путешествий закончилась, начался период сосредоточенного и углубленного творчества. В Гималаях Мастер пишет сияющие новыми сочетаниями красок сюжетные полотна, письма во все концы света, литературные очерки, собранные впоследствии как «Листы дневника». Масштаб его личности и широкоохватность сфер его деятельности становятся понятны только сейчас. Его живопись несет в мир нездешнюю красоту гималайских высот и иных миров. Его философско-литературное творчество было и остается нравственным врачеванием человечества, пробуждением от сна обыденности и пошлости. Его жизнь – подвиг творца культуры и общественного деятеля. Своими идеями он создавал «историю помимо историков», закладывал те самые вехи и новые уровни понимания истории и культуротворчества, на которых будет строиться гуманистическое общество будущего.