Папу я люблю больше мамы. Может, потому, что и он меня сильно любит. Или за то, что не сказал ни одного поносного слова о моем образе à la Готическая Лидия. Наверное, ему нравится черный цвет – как напоминание о корсиканках.
На этом сходство заканчивается.
Старые корсиканки носят черное в знак подчинения, покорности, а для меня этот цвет – символ бунта. Интересно, какую именно женщину в черном предпочитает мой отец? Подскажите, мой капитан! Смиренную на людях и неуступчивую наедине с мужем, который бережет сокровище для себя? Как птицу, посаженную в клетку.
В этом все мужчины похожи.
Каждый желает заполучить мать, домохозяйку, кухарку… а когда это происходит, начинает ее ненавидеть.
Так я понимаю супружескую жизнь с высоты моих пятнадцати лет.
На сегодня все. Думаю, теперь вы получили представление о папе. Я еще не решила, пойду ли на пляж или почитаю. Люблю книги. Когда читаешь, выглядишь старше.
Везде – у моря, на скамейке, под навесом.
Вид девушки с книгой интригует.
Лежа на полотенце с открытой книгой, автоматически превращаешься из одинокой-скучающей-дурочки-без-друзей в маленькую-бунтарку-живущую-в-собственном-мире.
Главное – выбрать правильное чтиво.
Мне необходима культовая книга, такая же сильная, как два моих любимых фильма – «Битлджус» и «Голубая бездна». Подобную книгу перечитывают тысячу раз и дают почитать мальчикам, чтобы проверить, «тот ли он самый».
Я положила в чемодан три томика.
«Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры
«Бесконечная история» Михаэля Энде
«Опасные связи» Шодерло де Лакло
Все три уже экранизированы. Ладно, призна́юсь: киношки мне понравились, я взяла с собой книги и, когда прочту их, буду говорить, что пошла в кино ПОТОМ и была УЖАСНО РАЗОЧАРОВАНА интерпретацией!
Какую из трех выбрать?
Так-так-так…
Решено: иду на пляж с «Опасными связями» под мышкой.
Идеально!
Де Вальмон и маркиза де Мертей слишком… скучны, а Джон Малкович и Киану Ривз просто ужасны, оба напоминают хвастливых петухов.
До скорого, мой потусторонний читатель.
* * *
Он смахнул слезу указательным пальцем и закрыл дневник.
Даже теперь, много лет спустя, он испытал потрясение, прочитав это имя.
Оно было подобно призраку.
Безобидному.
Так они все думали.
8
13 августа 2016
14:00
– Это ее почерк!
Клотильда ждала ответа.
Любого.
Не дождалась.
Губы Франка были заняты пластиковым горлышком литровой бутылки «Ореццы» – ровно столько жара выгнала через кожу. Три четверти он выпил, одну четверть вылил на себя.
Франк пробежал девять километров, до семафора Кавалло и обратно. Неплохо для начала в тридцатиградусную жару. Он повесил на веревку влажную футболку и наконец-то соизволил спросить:
– Откуда такая уверенность, Кло?
– Я просто знаю.
Она стояла, прислонившись спиной к корявому стволу оливы, и смотрела на конверт.
Кемпинг «Эпрокт»
Бунгало С29
Клотильде Идрисси
Ей совсем не хотелось рассказывать Франку об открытках, которые мать писала ей в детстве. Она хранила всю свою корреспонденцию вместе с фотографиями и время от времени перечитывала слова на обороте, хотя они терзали ей душу, как зловредные призраки.
– Вся моя жизнь – темная комната. Большая… красивая… темная… комната.
Торс Франка блестел от пота, солнце золотило коротко стриженные светлые волосы, он был «сыном света», а не ночи, не тьмы, не тени. Много лет Клотильда любила в своем муже именно эту сторону его натуры – он тянул ее из тени в свет.
Франк сел на пластиковый стул и посмотрел Клотильде в глаза:
– Ладно, Кло… не волнуйся так… Я помню все твои рассказы. В пятнадцать лет ты была фанаткой той актрисы, одевалась на манер ежика-гота и вела себя с родителями как неблагодарная дрянь. Когда мы познакомились, ты показала мне «Битлджус», помнишь? И остановила картинку на кадре, где героиня произносит эту самую фразу про комнату, потом улыбнулась и пообещала: «Мы перекрасим ее во все цвета радуги…»
Неужели Франк и правда помнит?
– Твоя Вайнона Райдер два часа наблюдала с экрана, как мы занимаемся любовью на диванчике.
Это тоже задержалось у него в мозгу?
– Вот что я скажу, Кло: тот или та, кто прислал письмо, мерзко пошутил.
Пошутил? Франк действительно произнес слово «пошутил»?
Клотильда в энный раз перечитала фразу, которая потрясла ее сильнее всего.
Когда будешь завтра в Арканю у Лизабетты и Кассаню, задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.
Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.
Буду счастлива, если приведешь с собой дочь.
Больше мне ничего не нужно. Совсем ничего.
Посещение родителей отца было назначено на вечер следующего дня. Франк упорствовал в попытках объяснить необъяснимое:
– Именно так, Кло. Представить не могу, кто этот грязный шутник и зачем он так поступает, но…
– Но?
Прежде чем продолжить, Франк положил руку жене на колено. Нежный муж исчез – его место снова занял моралист, проповедник, изрекающий веские аргументы, репетитор, вбивающий знания в голову бестолковой ученице. Клотильда чуть не задохнулась от его самодовольства.
– Зайду с другой стороны, Кло. В вечер аварии, 23 августа 1989 года, вы четверо – ты, твой отец, твоя мать и Николя – находились в машине. В этом ты не сомневаешься.
– Именно так.
– Никто не мог выпрыгнуть до того, как «фуэго» свалился в пропасть?
В память Клотильды навечно впечатались страшные картины: «фуэго» летит по прямой, как ракета; узкий поворот; отец не реагирует.
– Исключено.
Франк не юлил, его сила заключалась в прямодушии. Он свято верил в два качества – рациональность и эффективность.
– Кло, ты совершенно уверена, что твой отец, твоя мать и твой брат погибли в той аварии? Все трое?
Впервые в жизни Клотильда мысленно поблагодарила мужа за отсутствие такта.
Да, она совершенно уверена.
Растерзанные тела в искореженном «фуэго» почти тридцать лет стоят у нее перед глазами. Тела родителей, перемолотые стальными челюстями, вкус крови, смешанный с запахом бензина. Спасатели отвезли в морг три трупа и разложили по ячейкам, чтобы близкие могли проститься… Расследование несчастного случая… Похороны… Время все разъедает, ничто не возрождается, не зацветает вновь… никогда…
– Да, они погибли все трое, в этом я не сомневаюсь.
Франк положил вторую руку на другое колено Клотильды и наклонился ближе:
– Хорошо, Кло, значит, дело закрыто! Какой-то засранец сыграл с тобой несмешную шутку – бывший возлюбленный или завистливый корсиканец, не имеет значения, не забивай голову ничем другим.
– Чем именно?
Клотильда чувствовала себя лицемерной дрянью, притворщицей, лгуньей.
Случалось, прямота Франка многое упрощала.
– Мыслью о том, что твоя мать может быть жива. Что это она тебе написала.
Бах!
Молочно-белая, намазанная кремом от загара кожа Клотильды вспыхнула до корней волос.
Конечно, Франк.
Ну конечно.
Что ты себе вообразил?
– Конечно, Франк. Я и не думала.
Притворщица! Лицемерка! Лгунья!
Франк решил не настаивать.
Он победил, голос разума услышан, незачем давить.
– Вот и забудь, Кло. Ты захотела вернуться на Корсику. Я согласился. Теперь забудь и наслаждайся отпуском.
Да, Франк.
Конечно, Франк.
Ты прав, Франк.
Спасибо, Франк.
Ровно через минуту Франк предложил смотаться в Кальви. До города-крепости всего пять километров – меньше десяти минут езды, если дорогу не перегородит стадо ослов или, к примеру, автофургоны для кемпинга.
Он отправился за чистой рубашкой, Валу захлопала в ладоши, услышав новость: Кальви – это торговая улица, запруженная туристами, шикарные яхты в порту, пляжи. Она вошла в дом, чтобы надеть узкое платьице, причесаться, открыв лоб, шею и загорелые плечи, и переобуться в сандалии из плетеной серебристой кожи. Девочку вдохновляла идея возврата к цивилизации, и не абы какой, а сиятельно-богатой. Клотильда спросила себя: «Что между нами не так?»
Пока Валентине не исполнилось десять лет, они были заодно. Маленькая чокнутая принцесса и ее мамаша-психопатка. Клотильда обещала себе, что так будет всегда.
Идиотские игры, безумный смех, общие секреты.
Она клялась, что никогда не станет сварливой, занудной, «черно-белой» матерью, но все вдруг изменилось, а она не заметила. Выбрала неверный угол обзора. Думала, придется иметь дело с бунтаркой переходного возраста, какой сама когда-то была. Она не забыла свои мечты, не дала поблекнуть ценностям. Осталась прежней.
И ошиблась. Во всем.
Валентина, благоразумная современная девочка, считала, что и мать, и ее идеалы давно устарели. Мамочка-чудачка была ей в лучшем случае безразлична, в худшем – заставляла стыдиться.
Валу – вся в изумрудном, даже сумочка с бахромой того же цвета! – стояла перед машиной, Франк сидел за рулем.
– Готова, мама?
Нет ответа.
– Мама, ну поехали! – Голос девочки прозвучал раздраженно – привычно раздраженно.
Клотильда вышла из бунгало:
– Это ты взял мои документы, Франк?
– Я ничего не трогал.
– Их нет в сейфе.
– Говорю же, не брал, – повторил Франк. – Уверена, что не положила их в другое место?
«Ладно, – подумала Клотильда. – Я, конечно, клуша, но не совсем же безмозглая…»
– Да!
Она ясно помнила, как убрала бумажник в маленький стальной сейф, встроенный в шкаф у входной двери, и отправилась принимать душ в гигиенический корпус.
Франк сдвинул темные очки на лоб и нервно забарабанил пальцами по рулю (хорошо хоть на сигнал не жал от злости).
– Раз их там нет, значит, ты…
– Я сунула бумажник в проклятый сейф вчера вечером и больше его не открывала!
Клотильда нервно дернулась, повернулась, поставила чемодан на кровать и вывалила из него все вещи.
Ничего.
Она выдвигала ящики, шарила ладонью на самых высоких полках, заглядывала под кровать, стол и стулья.
Ничего.
Ничего.
Ничего в багажнике, снятом с крыши, ничего в бардачке.
Франк и Валу молча наблюдали за ней.
– Я положила бумажник в эту чертову консервную банку, которую якобы невозможно вскрыть. Кто-то взял документы…
– Послушай, Кло… Есть ключ от сейфа, код, и только мы…
– Я знаю! Знаю! ЗНАЮ!
Клотильде не нравилась улыбка Червоне Спинелло. Никогда не нравилась. Она помнила, что терпеть не могла Червоне-подростка, когда он пытался верховодить в их банде под тем предлогом, что его отец управляет кемпингом.
Лжец. Бахвал. Расчетливый негодяй.
Теперь, обретя власть над восемьюдесятью гектарами тенистой территории с видом на море, он изменился.
Стал угодливым, претенциозным, хитрым развратником.
Полной противоположностью своего отца Базиля.
– Мне очень жаль, Клотильда, – оправдывался Червоне. – Прости, что не зашел поздороваться. Нужно будет выбрать минутку и…
Она решительно отклонила приглашение на аперитив, пресекла жалкие попытки слезливого сочувствия по поводу давней семейной трагедии и высказалась в том смысле, что пропажа документов, по ее мнению, результат кражи.
Червоне нахмурил широкие черные брови.
Он раздосадован. Может, начнет шевелиться…
Управляющий подхватил связку ключей, вышел из корпуса и сказал – нет, приказал – великану, поливавшему клумбу:
– Пойдешь со мной, Орсю.
Он сопроводил слова жестом, указав пальцем на аллею. Так делает человек, навязывая свою волю послушному, хорошо выдрессированному животному. Жест мелкого начальника. Поливальщик подчинился. Увидев его лицо, Клотильда не совладала с собой и отпрянула.
Орсю был очень высок – метр девяносто, не меньше. Широкая, неровно подстриженная борода и длинные густые вьющиеся волосы, падающие на лоб, не могли замаскировать левую, увечную половину лица: неподвижный невидящий глаз, атрофированную впалую щеку, отвисшую на подбородке и шее кожу. Вывернутое плечо, рука в розовой резиновой перчатке, висящая вдоль тела, как пустой рукав, негнущаяся нога дополняли картину несчастья.
По непонятной причине Клотильда скорее смутилась, чем испугалась. Сначала она приняла сочувствие к искалеченному великану за жалость (профессиональная деформация?), но ее смущало другое – чувство, которое она никак не могла назвать. Орсю шел метрах в трех впереди, Червоне наклонился и шепнул Клотильде:
– Ты вряд ли его помнишь. В том несчастном августе Орсю было три месяца. Везения в его жизни больше не стало, но у нас даже трехногих коз не выбраковывают, а уж человека… В «Эпрокте» он занимается всем понемногу и откликается на прозвище Хагрид.
Откровения Червоне были неприятны Клотильде, от первого до последнего слова.
Он почему-то «тыкал» ей, хотя они не виделись двадцать семь лет.
Говорил об Орсю как о приблудном псе.
Выглядел как благодушный священник, а она вспоминала мелкого придурка, мучившего ящериц, лягушек и других невинных тварей.
Они вчетвером рассматривали внутренность крошечного сейфа, а Валу надела наушники, устроилась на стуле и принялась красить ногти на ногах. Червоне, не скрываясь, пялился на ее голые ляжки.
Угодливый. Претенциозный. Порочный.
Орсю здоровой рукой вставлял ключи, проверял задвижку, ригель и цилиндры, Червоне наблюдал через его плечо.
– Ты ошиблась, Клотильда, никто не пытался вскрыть сейф. Подумай хорошенько, бумажник действительно лежал внутри?
Они что, сговорились? Франк и Червоне, ее муж и самый мерзкий тип на свете. Клотильда сдержала гнев и молча кивнула. Управляющий задумался.
– Деньги там были?
– Немного…
– Ваша дочь знала код?
Ах ты наш прямолинейный! Франк в сравнении с тобой – карьерный дипломат…
– Да, но…
Валу не дала матери продолжить:
– Если бы я решила украсть деньги у родителей, взяла бы папин бумажник.
Червоне расхохотался.
– Хорошо сказано, мадемуазель! Будем считать, что это снимает с тебя подозрения.
Клотильду передернуло от понимающей улыбочки, которой обменялись ее дочь и корсиканец. Франк выглядел нервным и раздраженным.
– И что же делать? – спросил он. – Лично я в словах жены не сомневаюсь!
Спасибо, Франк!
Червоне пожал плечами:
– Вам в любом случае придется пойти в жандармерию Кальви и заявить о пропаже документов. Потом Клотильда может подать жалобу – если захочет. – Он двусмысленно ухмыльнулся и добавил: – Твой старый друг Чезаре давно вышел в отставку, так что не знаю, на кого ты попадешь. Дольше чем на три года молодые офицеры у нас не задерживаются.
Хагрид все никак не хотел оторваться от сейфа. Он пытался разобраться, и Клотильда мысленно поблагодарила калеку за то, что не удовольствовался поверхностным осмотром.
В одном она была уверена на сто процентов.
Вчера бумажник лежал в сейфе.
Кто-то его взял.
Зачем? И кто?
Тот, кто знал код или имел ключ.
9
Суббота, 12 августа 1989,
шестой день каникул,
синее ночное небо
Хотите новость?
В моем затерянном уголке Корсики что-то наконец происходит. Я запишу для вас в дневнике кое-что новенькое!