Она спустилась к выходу и долго прислушивалась, но, кроме заунывного воя ветра, до ее старческих ушей ничего не доносилось. Вздохнув, старуха медленно двинулась обратно.
Некоторое время она с грустью смотрела на сиротливо валяющуюся дверь, испачканную мужской обувью. Ей было до слез жаль эту несчастную, разбитую дверь, которая служила ей много лет, защищая от сквозняка и крыс…
– Гореть вам в аду, – покачала она головой. Лишь с третьей попытки ей удалось поднять ее, кое-как прислонив к развороченному косяку.
«От крыс это не спасет – мрачно подумала она. – И от ветра тоже».
Но сейчас была проблема поважнее крыс и погодных сюрпризов.
Этот сбежавший зэк, сидящий внизу, должен помочь ей. И она расшибется в лепешку, чтобы добиться своего.
– Рома! – ласково позвала она.
Инвалид медленно убрал костлявые руки от лица, перемазанного влажно-блестящей мешаниной из слез и соплей.
– Положись на меня, – сказала старуха, беря в руку ржавый обрезок арматуры.
Скрипя зубами от боли, яростно грызущей ногу, она вернулась к подвалу. Склонилась над воняющей черной ямой:
– Вылезай. Они уехали.
«Да. Но они могут вернуться, – внезапно шепнул ей внутренний голос. – И тогда все полетит к чертям».
Плевать.
Времени почти не остается, так что придется рискнуть.
Меньше чем через минуту на поверхности показалась всклокоченная, залитая кровью голова мужчины.
– Привет, Илюша-твою-мать, – нараспев проговорила старуха. Она с надсадным скрипом провела арматуриной по растрескавшемуся полу. – Тут много чего интересного о тебе говорили. Небось сам слышал?
– Слышал, – проворчал Илья, выкарабкиваясь из подвала. От него разило нечистотами, и он брезгливо оглядел себя с ног до головы. Затем исподобья посмотрел на усмехающуюся женщину, которая лениво перекладывала стальной прут из руки в руку.
– Даже не пытайся распускать руки, мальчик. Тронешь меня хоть пальцем, я охреначу тебя этой штуковиной повторно. Может, на этот раз вправлю твои мозги.
– Тебе смешно? – заорал беглый зэк. – Ты чуть не пробила мне башку, ведьма! А потом облила меня ссаньем! Знаешь, что за это делают на зоне?!!
Ухмылка нищенки стала еще шире. Надрез на печеном яблоке увеличивался, грозясь разрезать сгнивший фрукт пополам.
– А ты сломал мне нос, – парировала она хладнокровно. – Из-за тебя, некультурного мудака, я вывихнула ногу и еле хожу. По твоей милости эти обезьяны в погонах сломали мне дверь. Они до смерти напугали моего сына и угрожали меня убить. А все потому, что я не выдала тебя. Может, так до тебя дойдет?
Илья молчал, гневно раздувая ноздри. Казалось, вот-вот, и он снова ударит разглагольствующую старуху.
– Ты что, и правда собиралась гадить вниз? – наконец спросил он. – Тогда, при шакалах?
Она сделала костлявой рукой жест в воздухе.
– Роль нужно было играть до конца. Подумаешь, одной порцией дерьма больше, одной меньше… Ты все равно был испачкан. Или для тебя важнее сдохнуть, но при этом остаться чистеньким?
– Ты спятила.
– Наверное. Кстати, меня зовут Наталья, – представилась старуха, и на этот раз ее тон был примирительным. – И я не такая уж старая. В этом году мне исполнится пятьдесят четыре года.
Илья с недоверием уставился на свою новую знакомую:
– Не обижайся, но ты выглядишь на сто пятьдесят четыре. А то и больше.
Наталья засмеялась дребезжащим смехом, и он непроизвольно подумал о гремящих костях в гробу.
– Поживи с мое, Ильюша, и я посмотрю, каким станешь ты.
Труднов с раздражением отметил, что его имя она произносила кривляясь, нарочито выделяя смягченную мягким знаком букву «ю».
Он поднялся на ноги.
– Зачем ты меня спрятала?
– Ты удивлен? Наверное, пока сидел в тюрьме, и думать забыл о таких вещах, как сочувствие? Жалость? Сострадание?
Илья злобно улыбнулся:
– С точки зрения закона, ты преступница. Я читал Уголовный кодекс.
– Не вся наша жизнь укладывается в рамки законов, – философски изрекла Наталья.
– Наверное. Но…
Илья замялся, словно растерявшись.
– Что «но»?
– Ты… ты ведь слышала. Ну, в чем меня обвиняют.
Слова падали, словно капли раскаленного олова, оставляя за собой дымящиеся струйки пара.
Наталья сощурилась.
– А ты правда насиловал этих несчастных старушек, а потом расчленял их? – вполголоса поинтересовалась она.
Труднов отвел взор, уголки его рта безвольно опустились.
– Так говорят, – с усилием проговорил он.
– Что говорят?
Темные глаза уголовника на мгновенье вспыхнули уже знакомым Наталье блеском. Нехорошим блеском. Так хищно блестят зазубренные острия «розочки», которая через секунду готова погрузиться в горло обидчика.
– Я не хочу обсуждать это сейчас, – отрезал он, и старуха решила отстать с расспросами.
– Ладно. Я дам тебе кое-какую одежду. У меня кое-что осталось из неприкосновенного запаса… – промолвила она. – Снимай свое рванье. Не бойся, я его сожгу. А заодно посмотрю твою рану. Ты лоб-то не лапай грязными руками! Не волнуйся, там просто царапина.
– Хрена себе, царапина, – проворчал Илья. – Хлещет, как из свиньи.
– Ты еще не видел, что такое настоящее кровотечение. К тому же раны на голове всегда сильно кровоточат.
– А если эти шакалы вернутся?
– Не вернутся. Тем более скоро стемнеет, – уверенно заявила Наталья. После небольшой паузы она прибавила уже серьезней:
– А если вернутся, нас убьют.
И хотя после побега Илья где-то на уровне подсознания готовился к подобному сценарию, от слов старухи его спину будто бы обожгло мертвым холодом.
Спустя сорок минут беглец сидел на деревянном ящике. Его рана была тщательно обработана и перевязана полосками из остатков относительно чистой простыни. На нем были выцветшие, но опрятные брюки и слегка мятая рубаха в мелкую клетку. На голове красовалась серая кепка с истрепанным козырьком.
– А говорила, что только вода есть.
– Я хранила эти вещи много лет. Они принадлежали моему мужу, – рассеянно сообщила Наталья. Она все чаще поглядывала в окно, сжимая и разжимая кулаки.
Смеркалось.
«Пора бы уже приступить к делу…» – озабоченно подумала старуха.
– Что с твоим мужем? – осведомился Илья.
– Умер, – коротко ответила она.
Он не стал уточнять подробности. Откровенно говоря, плевать он хотел на покойного супруга этой скукоженной замухрышки, как, собственно, на нее саму с этим хнычущим дурачком в коляске, с ног до головы усыпанным опилками. Но где-то глубоко внутри теплилось странное чувство, доселе ему незнакомое, нечто граничащее с благодарностью к этой оборванной нищенке.
Ведь несмотря ни на что, Наталья его спасла. Действительно спасла.
«Вот только зачем?!»
Илья фыркнул.
«Спасла и ладно», – про себя проговорил он.
Он не знает, что будет через пять минут, голова все еще раскалывалась от сосущей боли, ныло простреленное плечо, и заморачиваться о причинах столь благородного поступка лысой нищенки попросту не было желания.
Кряхтя, он выпрямился, оглядываясь по сторонам:
– Как ты здесь живешь? Извини, но собаки на помойке и то лучше себя чувствуют.
– Значит, такова моя судьба, – сухо отозвалась старуха. Она была занята тем, что аккуратно заворачивала в обрывок полотенца последние остатки еды – сушеную рыбу и лепешку. – Так и живу. На зиму заготавливаю дрова. Печка работает исправно. Все щели затыкаю тряпками. Повешу новый полиэтилен на окна. За спичками и мукой хожу в поселок. Жаль, дверь сломали, но как-нибудь справлюсь.
– А продукты? А чистая вода? Ведь от такой жрачки ноги в ласты склеишь, – возразил Илья, указав на пыльную банку с сушеными ягодами.
– Так не всегда было. Когда мои ноги были здоровы, я ставила силки на птиц, ходила на море рыбачить. В лесу можно было найти яблоки, орехи с грибами… Воду я беру из родника, он не замерзает даже зимой.
Она положила сверток с нехитрой снедью на край замусоленного стола:
– Это тебе.
Илья повернул голову, нахмурившись:
– Я не очень понимаю, чем заслужил такое гостеприимство.
Он медленно зашагал по комнате, внимательно разглядывая уныло-нищенский интерьер помещений.
– Наша встреча не случайна, – глухо произнесла Наталья, но Труднов ничего не ответил. Он вновь остановился возле фотографии с девочкой, прилепленной к стенке. Наклонился вплотную, так, что кончик его носа буквально касался исцарапанной поверхности карточки.
Заметив, как он разглядывает фотографию, Наталья плотно сжала губы, прижав руки к обвислой груди.
– Кто эта девчонка? – негромко поинтересовался Илья. – Твоя дочь?
– Да.
Он не видел, как заблестели от влаги глаза старухи.
– Что с ней? Где она сейчас? – настойчиво произнес он.
Ответом было угрюмое безмолвие, и Илья развернулся лицом к пожилой женщине.
– Почему ты молчишь? Она мертва?
– Можно сказать, что да.
Беглый зэк обхватил виски руками, устало прикрыв веки.
– Тебе плохо? – без особого сочувствия спросила Наталья.
– Я не знаю. Я не могу понять, что со мной.
Открыв глаза, Илья неожиданно сказал:
– Стоп. Только ничего не говори. Но… Мне кажется, что я знал ее. Как ее звали?
– Аяна.
– Аяна, – прошептал Илья, покачнувшись. Его обветренные губы беззвучно зашевелились, будто он вновь и вновь повторял редкое имя, как если бы пробовал его на вкус.
Сделав еще пару шагов, он с удивлением воззрился на крошечный домик из розового пластика, притулившийся в углу настенной полки. Он осторожно взял его в руки и, приподняв съемную крышу, с изумлением рассматривал домашнюю утварь – миниатюрную кроватку, коврик, шкафчик, комод с блеснувшим кружком зеркала…
– Это что?
– Положи на место, – холодно потребовала Наталья, и что-то прозвучавшее в ее голосе заставило Труднова безропотно подчиниться. Он убрал игрушку на место и с безразличным видом сунул руки в карманы.
– Давай лучше поговорим о тебе, – смягчила тон старуха. – Что ты собираешься делать?
– Тебе так важно это знать? Какое тебе дело до меня, баба Наташа?
Она пожала плечами, и в воздухе повисла тягостная тишина.
Илья невидяще смотрел в заклеенное полиэтиленовой пленкой окно, мысли тяжело и неуклюже ворочались в уставшем мозгу, будто куски льда при стремительном половодье.
– Я ведь неспроста тебя об этом спросила, – прервала молчание Наталья. – А знаешь почему? Да, ты резкий и жестокий. Да, ты подонок, потому что поднял руку на нищую старуху – это я о себе. Ты груб, как зверь. Но я не верю, что ты сумасшедший и больной зверь. Я не верю, что ты насиловал тех несчастных женщин и глумился над их мертвыми телами.
– И что с того? Для всех я маньяк и убийца. Мне от твоих слов ни тепло ни холодно, – сказал Илья, и голос словно треснул, как лобовое стекло от попавшего камушка. – От твоего мнения что-то изменится?
– Может быть, – тихо произнесла она. – Может быть, Илья.
«Она впервые назвала меня Ильей, а не этим идиотским «Ильюша», – пронеслась у беглеца мысль.
– Ладно. Все равно это ничего не меняет, – подытожил он. – Знаешь что? Мне чихать, поверишь ли ты мне или нет, но…
Труднов прокашлялся, словно подбирая нужные слова.
– Сколько сейчас времени? У тебя есть часы? – внезапно задал он вопрос, и Наталья полезла в засаленный карман.
– Половина восьмого. Куда-то спешишь?
На небритом лице зэка заиграла кривая улыбка:
– Видишь ли, я не знаю того человека, который устроил перестрелку на дороге. Кто он? Его смертельно ранили, но он успел мне сообщить, что в девять вечера у моря будет ждать лодка. Там, где остатки причала. Как далеко до причала? Я знаю, что море неподалеку.
– Выйдешь наружу, все время держись правее. Выйдешь на дорогу, она тут одна. Перейдешь трассу, увидишь тропу на холм. Оттуда до причала десять минут пешком. На все уйдет максимум полчаса, – ответила Наталья, стараясь скрыть охватившее ее волнение.
Илья поднял голову, и она была поражена, увидев смятение в его глазах.
«Нет, – поправила она себя. – Это не смятение. Это страх».
– Я не знаю, кто меня там будет ждать, – сказал он глухо. – Я не знаю, кто мои родители и где живут. Я понятия не имею, кто я такой.
Глубоко вздохнув, он добавил еще тише:
– И я не знаю, как так получилось… Как получилось, что меня обвинили во всем этом беспределе, из-за которого я оказался за решеткой. Потому что я ничего не помню. Ты веришь мне?
Старуха долго молчала, затем со вздохом ответила:
– Это не имеет никакого значения.
– Знаешь, я часто вижу сны, – произнес Труднов. – И в этом сне я все время оказываюсь в холодном озере… Я захлебываюсь и камнем иду на дно. А потом меня кто-то спасает…
– Ты тонул в детстве?
Илья неуверенно пожал плечами:
– Я не помню. Наверное.
Из комнаты, где находился Роман, раздался шорох, и вслед за ним невнятное бормотание.
– Я проверю Рому, – словно извиняясь, сказала она Илье и, ковыляя, засеменила из кухни.
Пока ее не было, Труднов, как загипнотизированный, буравил взглядом фотографию на стене.
Аяна…
Неужели они где-то встречались?
Спустя пару минут Наталья вернулась.
– Он уснул, – известила она Илью, без сил опускаясь на разваливающийся стул. Усаживаясь, пожилая женщина задела больную ногу и охнула.
– Так хреново? – спросил Труднов. – Извини. Ты сама нарвалась.
– Справимся, – процедила Наталья.
«Ни черта ты не справишься», – уныло подумала старуха, и ее охватил страх. Пора действовать, а не жевать сопли.
– Без денег и связей ты пропадешь, – начала она, стараясь говорить спокойно. – И тебе нужен врач. Мои тряпки помогут лишь на короткое время. Поэтому иди к морю и жди свою лодку. Другого выхода у тебя нет. Возможно, тебя там будет ждать друг.
– Вполне вероятно. А может, и шакалы, – мрачно заметил Илья.
– Может, и шакалы, – согласилась старуха. – Давай так, сынок. У тебя что, есть другие варианты? Рано или поздно тебя найдут. Деминск давно умер, в радиусе десяти километров тут ничего нет. В городе нет ни электричества, ни связи, ни водоснабжения. Тут только птицы, крысы и бродячие псы. Кстати, остерегайся их.
Илья снова обхватил голову руками. Искоса взглянул на золотоволосую девочку на фото, и в какой-то безумный миг Труднову почудилось, что она ему подмигнула.
– Мне кажется… Мне кажется, я был здесь, – растерянно проговорил он, стараясь больше не смотреть на фото. – Как такое возможно?
Старуха пожала плечами. Она принесла два свечных огарка и зажгла их. В комнате стало немного светлее.
– Я тоже ловлю себя на мысли, что твое лицо мне знакомо. Вот только голос… – сказала она задумчиво. – Ты шипишь. Вот если бы я слышала твой настоящий голос…
– Меня ударили заточенной ложкой, пока я был в СИЗО, – нехотя произнес Илья. Он внимательно посмотрел на замершую старуху:
– Говори. У тебя такой вид, что ты все собираешься что-то сказать, но каждый раз передумываешь.
Черты лица Натальи, взрыхленные глубокими морщинами, внезапно разгладились. Она будто ждала, что Илья сам начнет этот разговор, избавив ее от долгой прелюдии.
– Я хочу предложить тебе маленькую работу, Илья, – тихо промолвила она. – И она будет хорошо оплачена.
Труднов скептически поджал губы.
– Поставить тебе дверь? Или нанести дров, баба Наташа? В общем-то я обязан тебе, так что давай, валяй. Только в пределах разумного, у меня очень мало времени.
– Ты должен пообещать, что поможешь мне, – не сводя пристального взора с глаз Ильи, настаивала старуха.
Тот расссмеялся:
– Веселая ты бабулька, как я погляжу!
Наталья даже не улыбнулась.
– Ты не ответил. Это не займет много времени. Тебе просто нужно будет отнести одну вещь кое-куда.
– Что за вещь? И куда?
Кряхтя от напряжения и ноющей боли в ноге, она поднялась со стула.
– Похоже, мне скоро придется ползать, – вымученно улыбнулась старуха. Подволакивая распухшую ногу, она куда-то вышла и спустя несколько минут вернулась, неся в руках клетку для птиц. Она была помятой, изъеденной ржавчиной, набитой внутри обрывками пожелтевших газет.