– Почему я? – напрасно поинтересовался Шон.
Во-первых, он ведь даже не хотел Наннибота. Официально классифицируемый как Независимая Разумная Биологическая Единица, Наннибот был зависимым и неразумным. Счеты были бы лучшей заменой компьютера, чем сконструированная при помощи генной инженерии коллекция мускул и ганглий. Разработанный как альтернатива обычному устройству хранения данных, Наннибот обладал громаднейшей емкостью, но уходила целая вечность на передачу в него даже маленького кластера из Гнома. Шон проголосовал за его деактивацию, но вместо этого голос большинства послал Наннибота на учебу детей. А сейчас все его будущее полностью зависело от Наннибота. Вселенная насмехалась над ним.
– Если ты его пристрелишь, я тебя убью, – ровно сказал Шон. – Отчет все еще в нем.
Наннибот медленно поднялся. Его лапа все еще ухватывала метлу. Круглая линза его окуляра повернулась. Голосовая щель открылась, и дальше раздался плавный баритон:
– О, рыцари, видать, полны раздумий, а также со следами ото сна, вы мне скажите, сим путем чудная какая-либо бестия прошла?
– Боже, – сказал Шон.
– Зверь! – провозгласил Наннибот, качая метлой в драматической манере. – Я следовал сим поискам весь год, и либо я его настигну, или, последней каплей крови истечет из тела моего для квеста сила.
– Что это значит? – спросил Сантос.
– Ничего. Бред сивой кобылы, – сказал Шон.
– Мэлори, – поправила Эмили.
– Что?
Эмили оторвалась от книги и укоризненно посмотрела:
– Это не бред, а Мэлори. Артуриана. Нанни думает, что он – это сэр Пелинор.
– Эмили, милая, что он пытается сделать?
Эмили улыбнулась:
– Он пытается охотиться на Ловимого Зверя.
Маленький огонек надежды вспыхнул в глубине черной пустоты, которая наполняла голову Шона.
– Расскажи мне больше.
*****
3
– Есть только два способа взлома ИИ третьего порядка, такого как Нанни: хаотический протокол или проблемно-ориентированный протокол, – двигаясь большими шагами к блоку главного программиста, рассказывал Шон плетущемуся, как за буксиром, Сантосу. – Хаотический протокол наугад наводняет ИИ лавиной маленьких задач, которая сильным ударом сбрасывает систему и делает ИИ безумным. Это неизлечимо. Проблемно-ориентированный протокол блокирует систему при помощи конкретной цели, которая проблемой вертится на уме в постоянном цикле. Достигнув цели, вирус обезвреживается. Первый способ является скучным и требует не бог весть сколько воображения, а второй – приложения гораздо большего умения.
Он сделал паузу, но Сантос не выразил готовности прокомментировать.
– Арбианские хакеры гордятся своей работой. Они с удовольствием бросают вызов. Они не шлепали бы подряд хаотическим протоколом для вируса «многоножки» – любой хакер это может сделать. Они послали проблемно-ориентированный вирус, чтобы понаблюдать, как нас будет корчить в попытке решения квеста.
– Ты думаешь, что Эмили права? – спросил Сантос.
– Да. И слишком уж поведение Нанни логически рассудительное, чтобы быть продуктом хаотического протокола.
– Так значит, не все еще утрачено?
– Если бы. Если мы разорвем цикл, и если Вернье сможет добыть резервную копию рабочей станции, то мы сможем, возможно, спасти ИОО. Мы… Хммм.
Они завернули за угол и увидели Вернье. Главный программист, и гид-экскурсовод по протоколам, Ратибор Вернье, надел церемониальную кольчугу из пластика. Одну такую металлическую он притащил из Нового Варвара, но трогометы в первую же неделю нашли ее и проворно слопали. Шон исхитрился убедить автоматический синтезатор на орбитальной станции изготовить пластическую замену. Но она выглядела чуточку нелепо на неуклюжей фигуре Вернье, частично из-за того, что была кричащего неоном зеленого цвета.
Вернье стоял лицом к камню, на котором восседал небольшой идол. С длинными ступнями, и вырезанный с поразительной детальностью из какой-то непонятной древесины, приземистый идол ухватил топор в одну руку и стог пшеницы в другую.
Рядом с задумавшимся об идоле Вернье сидела парочка любопытных трогометов. Со звуками шагов Шона и Сантоса они поспешно удрали навстречу, как похожие друг на друга комки «перекати-поле», уселись на свои зады и вскинули маленькие руконожки в ожидании подачки. Сантос извлек печенье из кармана:
– Печенька.
Трогометы замуукали в унисон.
Сантос разломил печеньку пополам и вручил каждому пушистику по кусочку. Деликатные руки схватили половинки печенья. Хитрые носики высунулись из-под меха, чтобы понюхать угощение. Печенье исчезло в крошечных ртах, и трогометы отвязались. Без сомнения, они бы предпочли кусок медного провода.
Вернье поднял палку, прикинул в руке ее вес и ударил идола – шмяк!
Шон остановил окликом:
– Вернье?!
– Да?
– Ты что делаешь?
– Он был плохим богом, – объяснил мрачный Вернье. – И должен быть наказан.
Шмяк! Шмяк!
– Я провел здесь два года. Два! Года!
Шмяк!
– На планете без системы. Без внешней связи, без сенсоров.
Шмяк!
– И даже всякая малость, какая бы ни была у меня, всегда становилась параноидально съеденной. А сейчас он лишает меня самого последнего.
Шмяк! Шмяк! Шмяк!
Палка сломалась в его руке. Казалось, что идолу было ни хуже, ни лучше. Вернье бросил сломанную палку на землю и огляделся в поисках другой.
– Эмили думает, что Наннибот стал персонажем мифа из 14-го века на Земле, – сказал Шон.
– Да?
Шмяк!
– Рыцарь, – сказал Шон, – который охотится за Ловимым Зверем.
– И не пытайся, Шон. Это хаотический протокол. Нас обжучили.
– Просто предположим, ради дискуссии, что это был проблемно-ориентированный протокол. Как бы тогда мы нашли решение?
– Дай Нанни, что он хочет, – сказал Вернье. – Дай ему Прошенного Зверя, позволь поохотиться на него и словить.
– И другого пути нет?
– Нет.
Сантос потер свой подбородок:
– Где бы нам раздобыть Ловимого Зверя?
Вернье отрезал:
– Ты об этом серьезно?
– Да.
Он уложил свою палку на плечо и посмотрел на небо.
– Если ты не прав, тогда я буду ненавидеть тебя весь остаток моей жизни за то, что дал мне надежду, а потом разбил ее на мелкие кусочки.
– Понятно, – сказал Шон.
– Сделай одного, – предложил Вернье.
– Одного? Как?
– У тебя имеются генетические бланки в хранилище на орбите. Рабочая станция застрелена, но все еще будет передавать код. Введите корректные параметры и…
– Это полностью незаконно, – сказал Шон. – Не стоит даже упоминать, что это должно оставить нас без какого-либо запаса ткани для замены конечности в экстренном случае.
– Мы на этой планете уже два года, – сказал Вернье. – У нас было около двух дюжин укусов и три вывихнутые лодыжки. Ты и в самом деле думаешь, что на следующей неделе внезапно кому-нибудь отжевали бы ногу?
– Вернье, мы не можем вот так просто взять и сделать существо. Я не знаю как ты, но я не совсем готов с контролируемой легкостью провести остаток своей жизни, – сказал Шон и повернулся к Сантосу.
– Это хорошая мысль, – сказал шеф службы безопасности.
– И тебе тоже я не могу поверить.
– Это хорошая мысль, – повторил Сантос.
– Тебе придется, – сказал Вернье. – Именно ты не запустил трансмиссию через Великую Стену. Лидер команды.
У Шона открылся рот. С одной стороны – пятнадцать карьер. А с другой – его жизнь среди отбросов, если выяснится, что это он.
Если.
– Хорошо, допустим, мы сделаем это, – прохрипел он. – Единственной персоной, которая в состоянии кодировать что-нибудь этого рода в генетическом синтезаторе, могла бы быть…
– Дженифер, – мрачно закончил Вернье.
*****
4
Дженифер скрестила руки на своей груди. Она была миниатюрной, но с десятью фунтами в нужную сторону полноты. И Шон не мог не заметить то, каким образом были скрещены руки, приподнимая и выставляя ее грудь.
Шон отвел сканирующий взгляд от грудной клетки Дженифер и уставился в землю. Это все еще было проблемой. Он это знал. Не был уверен, знает ли она, и его тревожило от мысли, что она могла бы. Все могло прекрасно обернуться, возможно, они могли бы даже стать парой, но после того, как ушел Икмэн, Дженифер была названа его сподвижницей по лидерству в объединенной команде, что означало, что она была единственной, кто мог спорить с лидером без нарушения субординационных взаимоотношений. И они вдоволь наспорились.
Шон сделал глубокий вдох, чтобы сказать:
– Я, конечно, приношу свои извинения за то, что наговорил раньше. Я признаю, что не все сторонники автономного системного устройства наивные, с открытым ртом и к звездам устремленными глазами богатенькие детки, которые витают в поисках смягчения собственной вины, вызванной их привилегией права на жизнь. Мне также хочется признать, что у любого сильно централизованного управления имеются свои слабые места. И что я забираю назад все плохое, мною сказанное прежде, возможно, что могло даже подмочить тебя.
Дженифер зачесала назад свои каштановые волосы.
– Что ты хочешь?
На то, чтобы справиться с объяснением, у него ушло минут десять.
– Ты сумасшедший, – сказала она. – Совершенно же ясно, что нет.
– Дженифер…
– Шон, на то есть причина – потому что это нелегально! Нельзя вводить искусственные виды в экосистему. Это может уничтожить всю биосферу.
– Нам нужно только одно существо. Ты можешь сделать так, чтобы оно было стерильное.
– Нет.
– Дженифер, я тебя прошу…
– Ха!
В отчаянии он стал тщательно искать в своих мозгах один веский способ ее убедить, и не нашел.
– Смотри, – сказал он с жалким видом. – Имеется пятнадцать человек, отдавших два года своих жизней на то, чтобы изучить и заценить эту планету. Их карьеры будут уничтожены. Это отбросит плохую тень на нас обоих – никогда, за всю историю экспедиций, не было такого примера, когда команда не произвела бы выпуска итогового отчета об оценке. За исключением главного капитана, но это не считается, потому что он и его команда были съедены. Но это даже не важная часть аргументации. Важной частью является то, что без отчета по экспедиции мы не можем продемонстрировать оснований в поддержку заповедника. Они вышвырнут планету на разработку. Трогометы, деревья тари, карликовые коровы, ино, все это уйдет в небытие.
Она смотрела на Шона. Он взял ее за локоть и нежно повернул к окну.
Длинными стеблями дрожали на легком бризе травянистые заросли, утыканные бледно-красными цветами с белыми, искрящимися на солнце тычинками. Вдалеке, на мягком лоскутке девственной растительности сорняков, стадо карликовых коров наблюдало, как два маленьких теленка с напускной свирепостью бодались головами. За полем, подобно зубцам горного хребта поднимался лес тари, серебряный, высокий и величественный. Над всем этим длинные взмахи кистью перистых облаков подсвечивали кристаллическую глубину изумрудного неба.
*****
5
– Эмили, я хочу, чтобы ты понимала, что здесь поставлено на карты, – сказала Дженифер.
Шон вспомнил, что надо бы разжать свои кулаки. Они сидели перед рабочей станцией, которая достучалась до мэйнфрейма на безлюдной орбитальной лаборатории. Комплексный интерфейс генетического синтезатора заполнил экран. Вернье, подобный некоему грозному хранителю зарытого кибернетического сокровища, парил где-то позади в тенях.
– Тебе никогда, никогда и некому нельзя говорить об этом, – продолжила Дженифер. – В противном случае каждый из нас потеряет работу, и Шон, и Сантос, и Вернье, а я направлюсь в места поднадзорного обитания. Я осознаю, что это очень тебя обяжет как четырнадцатилетнюю. Извини, что мне приходится просить тебя об этом.
– Я понимаю, – сказала Эмили. – Обещаю никому ничего не говорить. Даю слово.
Дженифер сделала глубокий вдох.
– Тогда, очень хорошо. Начнем. Это химера, так что дай мне ее по частям, кусочек за кусочком.
– Голова змеи, – описала Эмили. – Тело леопарда. Зад льва. Ноги оленя.
– Что ты выбираешь в качестве первоосновы? – спросил Шон.
– Полберианскую пресмыкающуюся ящерицу, – ответила Дженифер.
– На слух это не зондируется как нечто подобное ящерице, – заметил он.
– Шон, заткнись. Продолжай, Эмили. Что еще нам известно?
– Оно было большое. Производило шум, подобный лаю сорока натравленных охотничьих псов. Оно жило для того, чтобы охотились за ним, и было очень умным, потому что, однажды, когда Пелинор прекратил охоту на него, само пришло и нашло его.
– Нам не хочется, чтобы оно было слишком уж умным, – высказал пожелание Шон.
– Я не могу гарантировать лай, – произнесла Дженифер.
Шон подумывал сказать, что сомневается, может ли она вообще что-нибудь гарантировать. Поскольку они знали, что вообще все могло выйти лужей чего-то липкого. Но, в соответствии с обстоятельствами, которые теперь имелись, он решил воздержаться от оглашения своего мнения.
*****
6
Шон стоял на лугу, по колено в траве. Где-то, заливаясь трелью, пела птица таина. Им все еще нужно было поймать одну.
Инкубация Ловимого Зверя заняла два дня. Имелось менее двадцати четырех часов до прибытия комиссии.
Падающая звезда подмигивала объективной реальности, подобно сверкающему изумруду, который пересекал небо с яркими вспышками, и мелькала в направлении Шона. «Кокон. Наконец-то!» – подумал он.
Звезда приняла белый цвет и яйцевидную форму. На мгновение показалось, что кокон должен погрузиться в землю, но потом в импульсах интенсивного белого пламени забились направляющие, замедляя падение, нежно снижая и направляя кокон в центр луга.
Поверхность кокона разделилась линией щели с волосинку. Шон уставился на развертывание дверного люка с чувством усталости. Позади него произвела небольшой шум Дженифер.
Дверь распахнулась кверху, выявляя темный интерьер. Что-то шевелилось в пределах мрака, что-то большое и живое. Из темноты появилась удлиненная голова, присоединенная к гибкой шее, элегантная и неширокая, в общих чертах скорее как у лошади, нежели у рептилии. Большие глаза с радужкой кобальтового цвета посмотрели на них. Ловимый Зверь моргнул и ступил на траву.
– Боже мой, дорогой, – произнес Шон.
Худое и грациозное, оно стояло на четырех мускулистых ногах, которые заканчивались широкими копытами. Его тело покрывал серебристый мех с пятнами бледно-зеленых брызг и карминных розочек. На извилистой шее ярко пылала длинная шелковистая грива.
Оно не походило на химеру. Оно выглядело как слаженное существо, ни на что не похожее из виденного им ранее, и оно было прекрасное.
Ловимый Зверь открыл рот и тотчас раздался ясный голос:
– Боже мой, дорогой.
У Шона аж сердце чуть не выскочило.
Позади него Вернье выдохнул:
– Вот дерьмо!
– Вот дерьмо! – повторил Ловимый Зверь.
– Это имитация, – сказала Дженифер, шагнув к нему. – Я же говорила, что не могу гарантировать лай.
– Дженифер, – резко гаркнул Шон. – Не приближайся к этой штуке!
– Та ну! – она вытянула руку, и голова погрузилась в нее. – Это травоядное.
Она погладила серебристый нос, и оно лизнуло ее ладонь длинным бледным языком. Странный шум исходил изнутри, как будто бы оно проглотило улей, и сейчас разъяренные пчелы боролись за совершение побега.