Зверинец
Пауки в банке
Всё-таки, химия - это наука!
Когда нашему первому взводу первого курса повелели ехать на горно-штурмовые сборы, никто особо не возражал. Коротко вякнули: "Ну, есть...", пожали плечами, подобрали чемоданчики - и понеслись.
Особо мотивировать нас тут не надо. Всего пейзажа - сопки да терриконы, да низкие серо-зелёные тучи. Последние такие не то сами по себе, не то из-за нашей Базы - как мы зовём нашу "альма-матер", учебку при городке Сахар. В Сахаре стоят: ГОК (горно-обогатительный комбинат), наша учёбка, часто обзываемая без буквы "ча" через "е", дивизион зенитных ракет и какие-то то ли лётчики, то ли истребители. Короче, чего только там, в этом Сахаре, не стоит. Всё стоит, кроме хрена... Поговаривают, что это во всём ГОК виноват - мол, его испарения и тучи красят, и всё естество глушат. Поговаривают, впрочем, что это не из-за комбината, а из-за учёбного (без "ча", да...) начмеда Рахметуллина, Рашкина - ударение на "и" - подмешивающего в чай ударные дозы брома... Про бром - безбожно врут, Рашкин глушит его сам: двадцать семь лет начмеду, и он стойко страдает мешающим работе токсикозом "нижнего мозга"; как тню увидит - язык на сторону, глаза по пять рублей, весь слюнями истекает; перережь кому пару артерий - крови и то меньше бывает; и весь напрягается, как перед прыжком. Того и гляди - сейчас как напрыгнет, как вскочит, и начнёт непотребствовать.
Про комбинат не знаю, я не химик, гранатомётчик. Это не моя ведомость, за этим к нашему начхиму, Видиняеву, Видику в нашем обиходе. Он про всю эту петруситовую муть знает - едва ли не больше главного химика ГОКа. Знает - но молчит, и никому не скажет. Немой ибо, во время последней своей операции - где-то под Церной - пала его вертушка смертью храбрых. От бешеного излучения сдохла вся электроника, и всё, выходи строиться. Слава богу, грохнулись на шасси, но Видиняев при посадке прикусил себе язык. Да так прикусил, что наполовину откусил... С тех пор - нем как рыба. И новый не пришить, медики говорят, что сложное там место само по себе.
Гоподи, пронеси, как говорится...
Так вот, о ком это мы..? О Видиняеве. Он наш начхим, в учёбке нашей. А раз так, то лететь на сборы должен вместе со всеми. Без него штат подразделения не полный, он у нас ещё и зам комбата по боевой. А раз так - то уметь лазать должен вместе со всеми; раз способен - то должен и обязан. Отсутствие языка вбиванию анкеров и установке распоров совсем не помеха, знаете ли, да и стрелять сверху вниз (иногда и снизу вверх - как придётся, короче) не благопрепятствует. Одна беда - его Рашкин не пускает:
- Я тебе, выхухоль, не то что допуску - спуску не дам!..
Видик его как-то раз смертельно обидел. Нечаянно, разумеется... На ГОКе случился разлив какой-то дряни, и его, безголосого, срочно потребовали туда. А у медика как раз очередной приступ "головной" боли, ему срочно надо "погасить"; иначе - атас, поймает и того, отлюбит, причём "по нечаянности" может сделать это хоть с пауком петровичем... Да, Рашкин - он такой, гигант, понимаете ли, тела и духа!.. И полез этот гигант, гигантище наш, к нему, к химику. А у химика - чего только нет, какой только дряни! (По слухам, есть и такая, от которой хрен колом не только за училищным забором, но и на территории, из-за которой мед и страдает) Одна беда - не подписаны склянки. Точнее, подписаны, но у хима почерк неразборчивый, медицинский; в этом он спорит с Рахметуллиным - просто ой...
Короче, лучше бы не подписывал. Ибо мед перепутал успокоительное с послабительным, а вернее - с паучьей потравой. Громкий вой медика был слышен, наверное, на другой стороне Сахара. По слухам, в честь этого у лётчиков кто-то из технарей сверзился со стремянки, и кого-то там ещё в двигатель засосало; хорошо что поперёк воздухозаборников решётки специальные стоят, чтобы там пауки не ночевали (любят тепло они, понимаешь, твари ползучие...), и никого насмерть турбиной не смолотило. Иначе имели бы потери в людях и технике...
Меду ещё повезло, отделался мощным спазмом кишок, выдавившим из него позавчерашний обед. Рядом - так и вообще, стоял экстракт яда каменной сколопендры. Тоже криво подписанный... Хлебни Рахметуллин его - имели бы потери в личном составе без потерь в технике.
Видика с тех пор ни на одни сборы не дождёшься - из-за прикуса языка, видите ли, считается негодным к службе, а значит, и права не имеет. Сиди, кума, дома, гони свои яды по скляночкам да устраняй протечки на ГОКе. Тем более, что их главный технолог ни хрена в петрусите не понимает... Из-за этого, хим вечно пробивается в обход, через зенитчиков. Мы считаемся их боевым охранением, и обязаны прикрывать от всяческих напастей, а потому они нас берегут - тыкают во все норы и щели по своему расположению и заставляют гонять восьмилапых тварей почём свет стоит. Твари сопротивляются, ерошат на нас свои меха, клацают жвалами и махают лапами; некоторые даже норовят оседлать. Мы их осёдлываем в ответ и отстреливаемся, тоже на чём свет стоит. За это медики с батареи нас чинят, латают и выдают допуски, годности и служебные соответствия.
Так и живём. Днём с учебными целями прыгаем на пауков - плюшевых, естественно - и учимся забивать их ножами, арматурными прутьями и прочей подручной дрянью и ловить шинелями; ночью - тоже прыгаем, но уже от пауков, ибо съеденным быть не хочется никому, а ещё прыгаем по камням, между норами, на головы друг другу и между своими очередями. Каждое утро проверяем, не отросли ли у нас уши и зубы, как у зайцев... Не стали ими, наверное, лишь потому, что питаемся расстрелянными за ночные смены тварями, тушёнкой из них, колбасой - из них же - и кашей с мясом - угадайте, чьё это мясо?!
Пилите, Шура!
Сашок Лишнев - существо вообще уникальное. Таких, кажется, на всю армию - полтора человека... Полтора - потому, что второго известного мне индивида, попадающего под ту же классификацию, укусила пониже пояса сколопендра, и теперь он только и может, что руками шевелить да головой. Ну, и говорить ещё... Короче, пол-человека буквально.
Лишнев - большой любитель ходить в самоходы. Сам он местный, и, по слухам, у него кто-то на ГОКе есть - в смысле, он с этим кем-то любит заночевать на одном диванчике воимя умножения численности особей вида... За эти "ночные выходы" ему, естественно, прилетает - потому как без него, Лишенца, наш взвод суть инвалид. То есть - с неполным штатом. А значит, не может успешно выполнять задачу... То есть, как - выполнить-то мы можем всё, что угодно, но без Шуры мы просто-напросто не будем знать, что нам делать. Ибо Лишенец наш - наш радист-группер, и отвечает за связь и прочее радиотехническое техношаманство. Заведует трансляцией, короче. И без него мы - как без ушей и языка, почти как наш начхим Видик; только тот страдает лишь голосом и по нечастному случаю, а мы - всеми органами чувств и вынужденно.
Терпеть это, ясный перец, никто не любит и не хочет. Даже Видик... При чём тут начхим?! При том, что его часто требуют на ГОК - тамошний главный химик-технолог в петруситовой химии понимает чуть меньше, чем соображает каменная сколопендра. Из-за этого на завод всё время набегают разные гады, от плесени и тараканов до всё тех же многоножек, и их приходится травить. Потраву наш начхим выводит исключительно сам, записывая её рецептуры в специально выдрессированную тетрадочку. А так как живность очень быстро приспосабливается ко всему, что варит Видик в своей конуре, то каждый раз приходится эту живность ловить и ему на опыты приносить. В заводскую, естественно, лабораторию... Куда начхима всё время и зовут. По радио...
Угадайте, кто у нас сидит на антенном ключе и качает трансляцию?! Правильно...
Видик Лишенца за это очень обожает. Письменно грозит угостить его какой-нибудь дрянью, типа настойки пещерной плесени, от которой ноги отнимаются на несколько дней (сам пробовал, было дело...), но ничего сделать не может. Ему доктор в ответ на это обещает, что таскать Лишенца будет лично он, химик. А Шура с его приборами, антеннами и остальной дребеденью и в мирное-то время весит немало; а уж в полной боевой выкладке - так и вообще неприподъёмен... Свою угрозу доктор дополняет тем, что лечить грыжу и сорванную спину не будет, и зенитчикам ещё позвонит предупредит. Видик тяжело вздыхает и идёт к себе, придумывать, как бы задержать Лишенца на рабочем месте дольше, чем до одиннадцати ночи.
Однажды он действительно, придумал. Поступив по-свински просто: выставил на обычном маршруте следования нашего самоходчика паучий капкан. Аккуратно прикопал железяку, привязался к ориентирам, заполнил карточку минирования объекта (чтобы не забыть) - и был таков. Среди ночи за училищным забором раздался звонкий хлопок и громкие причитания азбукой Морзе:
- Ай-ай-ай!!! Ой!.. Ой!. Ой!.. Ой-ой-ой!..
Гаденько успехнувшись, начхим, только того и ждавший, пташкой выскочил из своей конуры (где варил очередную дрянь) и, опережая быстроногих оленей из караула, с исконно змеиным шипением помчался по заведомо известным координатам. На месте его ждал наш Лишенец, пытающийся неизвестно откуда добытым напильником перепилить намертво заякоренную в камни при помощи распора цепочку капкана, дабы поскорее удрать от справедливого возмездия. (Наш начальник караула его тоже не любил - но не как беглеца-радиста, а как просто самоходчика, которого, к тому же, никакой бром не берёт).
Громкий истошный вопль:
- ... ТЫЫЫЫ!!!- многократно прокатился по Сахарным терриконам, распугивая пауков, сколопендр и прочую нами так любимую приблудную пещерную нежить.
Бытовые отходы
Зенитчиков мы каждый раз поминали исключительно недобро, и все проклятья начинали с буквы "Ё" и слов:
- Отходы, блин, бытовые...
Дело было в том, что зенитчики - жрали. Нет, в Сахаре тоже жрали, и не мало, и лётчики - наши подшефные, чьим боевым охранением мы тоже являлись - кушали изрядно немало, да и мы, чего уж тут, жару поддавали. Дело было не в том, что именно жрали, дело было в другом.
Уж сколько раз твердили миру. Съедай всё, что дали. У нас кроме плесени - другой растительности нет, и других источников живого мяса, кроме пауков, тоже; сколопендры не в счёт, они ядовитые. Еды вообще мало, а уж нормальной и подавно. Не можешь съесть - сдай на переработку в реактор, или хотя бы припаси на "простенок" (мы так перекусы зовём, между завтраком, обедом, ужином и снова завтраком) - только правильно припаси, а не как попало. Уж сколько раз твердили миру: не съел - схорони, а не кидай под ноги. Не мусори, мудак такой! Так как жратвы в принципе мало, на "подножный" корм в мгновение ока сбегаются пауки, а где пауки - там и сколопендры, а они, твари, хищные ядовитые... Они вообще все хищные и ядовитые, если уж на то пошло. Однако сколопендры - они ещё и пугливые, и не шумные, и не особо крупные. А вот пауки...
О-о-о, твари восьмилапые, не прощу! Не прощу, как вы среди ночи сожрали мой сапог, который я опрометчиво сначала замочил, а потом оставил сушиться у генератора. В наших условиях - особенно в тех, что внутри мокрого сапога - осень быстро плодится всякая плесень, а пауки её досмерти обожают. Вот и набежали... С-суки... Как итог - прогрызли голенище и обглодали подошву до самых наковок. Был сапог - и нет сапога! У-ублюдки! Ненавижу!..
Однако, то ли зенитчики - патологические идиоты, то ли одно из двух, но понимать всë это они искренне не хотят. И не менее искренне мусорят, кидают под ноги корки и огрызки и вообще гадят на позиции со всем прилежанием. Естественно, что у них по территории кто только не шастает! Удивительно, как у них там алиены - чужие, сиречь - не завелись...
А потом они приходят к нашему комбату и просят его вывести "этих тварей", которые успели кого-то там покусать и что-то там испортить; уж больно любят пауки греться на наших генераторах и в движках, и частенько забиваются внутрь, а потом, когда приходит черëд запускать установку - еë коротит, открываем - а там кровь-кишки во все стороны... Фу, мл-ля!
- Вы-ы-ы-ы! Уроды!! Долбонубы!!!- орëт наш комбат, кидаясь в ходоков съеденными восьминогой дрянью сапогами и прочим попорченным пауками имуществом, ибо твари имеют привычку перекочëвывать от зенитчиков к нам.- Отходы вы бытовые - вот вы кто!! Вска-лы-вас-без-ло-ма-за-ро-ю-у-уы-ы-ы!!!
Это протяжное "Ы-ы-ы!!" ещë долго потом гуляет среди сопок... Однако, понимая, что если не вывести эту дрянь у соседей сейчас, то она приползëт к нам потом, садится за стол и, живописно крякнув, рожает боевое распоряжение: отделениям номер и номер вместе с пулемëтным взводом и отрядом химической защиты обшарить район такой-то квадрат такой-то и уничтожить там всë живое методом деления на ноль.
Приходится, бедному... А куда деваться! К тому же, у зенитчиков - самая сильная в округе медсанчасть, где можно лечить даже укусы сколопендр (сыворотку от которых делает, кстати, наш начхим в лаборатории ГОКа), и с ними надо - обязательно надо! - держать контакт.
Иначе никак...
Сборы
Сборы для нас - единственная более или менее явная возможность выбраться куда-то, кроме Сахара. Так как в городе никаких особых развлечений, кроме ГОКа - где вечно что-то протекает, горит и взрывается - зенитной батареи с их полчищами пауков и аэродрома с самолëтами нет, то сами понимаете.
Сборы у нас не любят только Шура Лишенец, наш комбат да доктор. Последний - исключительно в силу своего профессионального геморроя:
- Опять вам допуска давать, лиш-шенцы...- гундосит он себе под нос, принимая со своими бандитам из медсанчасти всю нашу ораву и обследуя нас по полной. Сборы - дело серьëзное, почти как боевое задание. С той лишь разницей, что на "выходы" откочëвывает только рота-две, ну три, ладно, а на сборы - весь батальон. Соответственно, всю тысячу наших бренных душ, голов и тел надо просветить со всех сторон, дабы никто нечаянно ничего "туда" не увëз, и "оттуда" никого в двухсотом формате не вернули.
Комбат наш из-за этого долго и старательно плюëтся кислотой, исходит паром и гадит кипятком - как обычно, стоит нам отправиться на это культурно-массовое мероприятие, тут же объявляются зенитчики с явной просьбой зачистить площадку от пауков и прозрачным намëком на то, что они опять там всë засрали.
Лишнев же наш, Александр, Санëк, Шурочка, просто и коротко вздыхает:
- Суки.- и идëт паковать рацию, батареи и прочее барахло. Ибо ему сутками не спать, "качать" трансляцию, переть на себе свои железяки - и всë это без возможности погреться об кого-нибудь на диванчике. Зато нам - хорошо! По сравнению с тем, чем мы обычно занимаемся, попасть на сборы - всë равно что уйти в отпуск.
Чем мы обычно занимаемся...
Да ничем путным! Вот вам обычный день нашего батальона.
Половина шестого утра.
- ПА-А-АДЪË-О-О-О-ОМ!!!!- орëт дневальный в микрофон трансляции, умудряясь своим бгомерзким голосом перекричать саму трансляцию, громогласным басом громышающую под потолком.
- Хуль орëшь!!..- летит в дневального что-нибудь такое, эдакое, потяжелей, ибо. Хороший дневальный успевает от этого "чего-нибудь" (обычно - прожранного пауками сапога) увернуться, плохой - носит маску противогаза, в ней не так больно. Буквально за пятнадцать минут до побудки в расположение вернулись роты номер икс и игрек вместе с пулемëтным взводом - сами знаете откуда - пулемëтчики, твари бесхребетные, грохотом своих железяк, размещаемых в оружейной, перебудили пол-учебки. Вторую половину избавили ото сна возвращающиеся с ночного дежурства лëтчики, чьи машины мы заслуженно зовëм "горынычами". В том смысле, что движок у них один, но ревëт - за троих; сама собой напрашивается ассоциация со сказочным змеем. Им отвечают взлетающие "борта", из-за короткой полосы стартующие с ракетным ускорителем и ревущие еë громче... Немудрено, что к моменту подъëма никто не спит - только делает вид, что спит, а на самом деле ни-и-и.