2. Алмаз Экорше – 1342 победы. Статус: активный участник
3. Антуан Рыбин – 445 побед. Статус: участник.
4. Ив де Гош – 437 побед. Статус: участник
5. Дель Фин – 429 побед. Статус: неизвестен
– Дель Фин тоже фехтует? – удивилась я.
– Конечно, у него же, типа, мания догнать и перегнать Эскадрон Клода. Всё надеется встретить тут Клода и скрестить с ним клинки. Но пока что, как видишь, двое из нашего Эскадрона занимают места в пятёрке лучших. С переменным успехом бьём Дель Фина. Но гад настойчив. Лезет на вершину.
– Клод знает, что ты и многие парни Эскадрона любители подраться на саблях. Иногда вы получаете увечья, которые скрывали от него. Что вынудило Клода вводить запреты на драки.
– У Клода на всё запреты, – махнул Антуан. – Свихнулся на своей дисциплине. А сам в любой свободный момент тащится в бордель.
Эх, знал бы Антуан, в какие игры Клод заставлял играть бордельных путан, не судил бы строго.
Мы прошли в зону регистрации. Антуана встретил интендант фехтовального зала. Распорядился освободить дорожку, где два пейзана, облачённые в глухую защиту, дрались незаточенными саблями.
Все с любопытством наблюдали, как мы переодевались в фехтовальные костюмы. Оба брезгливо отбросили защитные доспехи.
Тонкие белые гетры красиво подчёркивали мои ноги. Даже я сама залюбовалась.
– Секундочку, мадемуазель, – ко мне подскочил работник сабледрома, держа на вытянутой руке ординатёр-табло: – Снимочек для анонсика.
Я собрала волосы под шлем, приняла воинственную позу и улыбнулась. Работник сделал «снимочек» и убежал.
– Красивая, – признался Антуан и спрятал лицо под стеклом шлема. – Жалко, что могу повредить такую красоту.
– Лесть тебе не поможет, – покраснела я. – Пощады не жди.
– Это мы ещё посмотрим, кто кого пощадит, – глухо из-под шлема отозвался Антуан и вынул саблю из ножен.
Мы разошлись. На табло появились портреты с подписями «Антуан Рыбин» и «Жизель Яхина» с коэффициентом ставок. Большинство было за Антуана. Его все знали, как локального чемпиона.
Арбитр занял место и скомандовал:
– Ан гард! Алле!
Последний раз Клод фехтовал с Антуаном, когда оба были кадетами военной академии.
Клод обычно фехтовал без выкрутасов. Часто атаковал и чуть менее чем в половине схваток побеждал. Главной слабостью Клода было его неумение переступать ногами, не шаркая, а, отступая, не успевал переходить на бег. Знал об этом, но ни чего поделать не мог. В контратаке терялся, но отлично бил с ближней дистанции,
Антуан несколько раз одолевал Клода именно в контрударе с прыжковым выпадом, от которого тот не успевал уклониться. Именно так Клод проиграл на выпускном фехтовальном чемпионате.
Как синтезан Клода, я не должна сильно отличаться в стиле фехтования, решил Антуан, поэтому начал атаку с типового выпада, приберегая любимый выпад-прыжок на будущее. Я встретила сближение крепкой защитой, а при отходе скрещивала ноги так, что мой противник засомневался в выбранной тактике.
Тогда Антуан предпринял первую глубокую атаку. Скачок, выпад. Я легко отвела лезвие и отошла назад. В боку у Антуана расплылось кровавое пятно.
– 0:1 в пользу Жизель Яхиной, – оповестил диктор.
Пьяный пейзанин радостно взревел, демонстрируя сородичам знание терминологии:
– Удар по левому боку.
Толпа загомонила. Пейзане ринулись менять ставки. Они решили, что Антуан играет с путой, будучи в сговоре с букмекерами. Хотят создать видимость проигрыша, и, когда все поставят на бабу, быстренько выиграть. Но они-то не позволят городским прощелыгам обвести себя. Все пейзане удвоили ставки на Антуана.
– Хороший отбив, – сказал Антуан.
В ответ я сделала насмешливый финт клинком. Мы снова сошлись.
Подумала: отказ Клода фехтовать с Антуаном происходил не только от строгой дисциплины. Командан стыдился полового влечения к аджюдану. Само приглашение «скрестить клинки» вызывала в нём внутреннее сопротивление. Бедный Клод… Я-то теперь знаю, что Антуан тоже стыдился и боялся своей слабости к другу.
Законы Империи наказывали мужеложество унизительным судебным процессом, отлучением от церкви и штрафом. Мужеложцы Империи инкогнито посещали город-государство Мизур или Конурский Ханаат. Там давно отменили наказание за какие-либо формы половой ориентации. За это катохристанская церковь заранее прокляла их всех.
Проход, выпад, удар.
Антуан попал мне по гарде, прикрывающей вооружённую руку. Я чуть было не выронила саблю. Антуан ринулся развивать атаку, но я присела, нарушая все фехтовальные каноны, и провела лезвием по нижней части маски Антуана. Этот приём Клод подглядел в поединке ханаатских фехтовальщиков, которые дрались кривыми остроконечными саблями, не соблюдали правил классического фехтования. Клод не мог использовать приём из-за своего высокого роста.
Удар считался смертельным. В бою без правил Антуану отрубило бы голову – самый позорный вид поражения. Арбитр объявил завершение схватки.
Табло с пятёркой лучших изменилось и показало конец списка:
214. Жизель Яхина – 1 победа. Статус: участник.
Антуан обескуражено стоял на краю дорожки. Санитар наложил на рану лейкопластырь. Предложил пакетик с обезболивающим, но Антуан отказался.
Я подошла и погладила Антуана по плечу:
– Ты дрался сразу с двумя сильными саблистами. Почти победил. Не сильно я тебя порезала?
– Ерунда. Пошли, выпьем.
Глава 28. До потери сознания
Переодевшись, поднялись на второй этаж и сели за столик напротив сцены. Шансонье в красном пиджаке исполнял лирические куплеты под аккомпанемент лютни и скрипт-оркестра.
Гарсон проворно обставил столик банками с оранжиной и гренадином, принёс бутылку водки и тарелку сладкого сушёного картофеля. Антуан взялся за стаканы и банки, налил оранжину, добавил гренадин и корицу.
Я спросила:
– А как заказать пудру?
Антуан перестал смешивать коктейли:
– Продолжаешь самоутверждаться за счёт нарушения приказов командана?
– Могу позволить себе всё то, что он себе запрещает. Мне не нужно всё время поддерживать авторитет сурового командана. Можно парадоксально сказать, что сейчас я больший Клод, чем он сам.
– Ну, тут без пудры точно не разобраться.
Гарсон достал из кармашка камзола маленькое меню и протянул Антуану.
– Гарсон, мне пудру номер пять, а для мадмуазель «Золотую лилию».
Гарсон принял заказ и удалился. Антуан и я стукнулись бокалами, как недавно скрещивали сабли.
– Последний раз Клод нюхал пудру в кабаре лет семь назад, – доложила я.
– Он вообще последний раз был нормальным человеком лет семь назад, – задумчиво сказал Антуан. – Как стал команданом эскадрона. Сначала он был слишком занят, а теперь сверх меры горд.
Я возразила:
– Он тоже терзается от необходимости соблюдать границы. Пойми, что иначе нельзя. Тогда у нас будет не легендарный Эскадрон Клода, а Бардак Клода. Знаю точно, для него ты всё тот же братан, друг детства, которому можно доверять.
Антуан сокрушённо покачал головой:
– Но разве обязательно запираться от всех в своём форте? Вот мы сейчас нормально же общаемся? Почему он не хочет так же?
– Потому что я – не Клод. Не забывай.
– Я с радостью забыл бы, но ты говоришь, как он. И даже улыбаешься, типа, как он… Впрочем, тебе тоже нелегко?
– Нужно учится жить своей жизнью, а не Клода. Как сказал д’Егор, генотип переварит фенотип. Нужно просто ждать.
– А сколько ждать?
Я тихо ответила:
– Есть вещи, которые можно и не ждать…
Оба отвели взгляды и спрятали их в бокалы с коктейлем. Гарсон явился вовремя, чтоб развеять возникшую неловкость. Поставил перед нами подносы. Стеклянные трубочки гармонично звякнули.
На баночке с пудрой для меня красовался искусственный цветок с ароматизатором. Антуан отпустил гарсона и собственноручно подготовил порции пудры себе и мне:
– «Золотая лилия» – это лёгкая смесь. Её даже беременным разрешают.
– У моего чипа есть лицензия на рождение гражданина. Прикинь, я могу ребёнка родить, когда с кредитом раскидаюсь.
Антуан втянул через трубочку свою дозу.
Нанюхавшись, оба откинулись на диване. Некоторое время наслаждались игрой шансонье на лютне. Его красный пиджак резко стал самым ярким и притягательным пятном в кабаре.
Антуан подсел поближе:
– И всё же, каково это быть, типа, Клодом, но и не быть, и вообще вся эта бодяга?
– Это как в детстве остаться одной дома. Родителей нет и можно делать всё то, что они запрещали. В моём случае, родители – это фенотип Клода.
Приняли ещё по кучке пудры. Антуан сделал вторую оранжину с кальвадосом:
– Зря Клод не тусуется с ребятами. Много теряет. Может ты сможешь его убедить? Как фенотип фенотипа?
– Его убеждать так же бессмысленно, как растить кукурузу в радиоактивной Неудоби. – Я махнула трубочкой, рассыпая пудру: – Кукуруза вырастет и съест того, кто её посадил. Хватит о нём. Давай… о нас?
Антуан сел рядом и обнял меня. Поцеловал в шею. Ощутил, небось, как там пульсирует моя кровь, взбодрённая «Золотой лилией». Я мягко поддалась в объятиях.
Гарсон, дождавшись, когда Антуан оторвётся от моих губ, протянул ключи от номеров. Собрал напитки и остатки пудры и побежал вперёд, чтоб подготовить столик к приходу парочки.
Мне показалось, что взлетела и парила под сводами кабаре, покачиваясь на воздушных струях, которые источала лютня. Открыла глаза. Оказывается Антуан поднял меня и понёс вверх по лестнице. Закрыла глаза и продолжила целоваться.
В номере Антуан положил меня на кровать.
Не открывая глаз, представила, как музыкальные волны опустили меня в тёплую ванну. Между ног, ближе к животу, зашевелилось незнакомое возбуждение.
Продолжая то целовать, то поглаживать, Антуан расстегнул мою гимнастёрку и закатал майку. Отщёлкнул пряжку ремня с гербом Империи. На некоторое время задержался, расстёгивая тугие пуговицы на ширинке моих армейских штанов. Они с трудом выходили из петель.
– Завтра же пойду с Наташей по магазинам, – пообещала я. – Куплю кружевные трусики. К дьяволу кредит…
Волны музыки превратились в язык Антуана, который, как опытный боец, постоянно менял огневую позицию. То касался шеи, то вдруг возникал где-то между грудей. Снова прятался. И вот – уже выглядывал из окопа, где-то в районе влагалища, и вёл прицельный огонь.
Время от времени я открывала глаза, чтоб проследить действия Антуана и сопоставить с собственными ощущениями. Тот уже давно разделся и ёрзал среди моих раздвинутых ног.
Пауза затянулась. Основное действие давно должно начаться, но Антуан почему-то не спешил. Волны лютни просочились в вентиляцию и умолкли. Стало слышно, как внизу пейзане ругались с гарсоном из-за кролика в маринаде, которого они якобы не заказывали. Закрыла глаза, чтоб вернуть ощущение полёта. Но перед внутренним взором повисла только красная куртка шансонье.
Я открыла глаза, и села рядом с понурым Антуаном. Просунула руку ему между ног и потрогала вялый член:
– Что это, братан? В чём дело-то?
Антуан раздражённо вскочил с кровати и отошёл к окну:
– Я вдруг осознал, что трахаюсь с Клодом. Тут всё и опустилось…
– А разве ты не мечтал об этом?
– Что? – Взревел Антуан. – Что бы я, да мужеложил? Как ты смеешь такое обо мне думать… Ты! Ты – существо!
Быстро надела гимнастёрку и натянула штаны. Пуговицы на ширинке снова сопротивлялись. Сдерживая слёзы, сказала:
– Я урод и монстр… Я – существо. Но ты меня удивляешь, Антуан. У тебя в башке ещё больше мусора, чем у меня.
– Пардон. Ты самая красивая девушка… Я влюбился сразу, как увидел тебя в колбе АКОСа…
– Но тебе мерещится Клод?
Вместо ответа Антуан начал надевать брюки. Прежде чем уйти, я поцеловала Антуана в щёку:
– Возможно, нам обоим нужно время?
– Да, типа, время! – ухватился за мысль Антуан. – Подожди… это… ты только не рассказывай ребятам, а?
– Конечно, дружище. Буду всем говорить, что отодрал меня до потери сознания.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СУД ДА ДЕЛО
Глава 29. О клонах, их оригиналах и субклонах
После миссии в бункер и моей несуразной попытки половых сношений с Антуаном, в Эскадроне установилась странная эмоциональная атмосфера.
Руди была подчёркнуто исполнительна ко всем приказам Клода. Так старательно прятать свои отношения могли лишь люди, у которых с этими отношениями какая-то беда. Как у меня с Антуаном.
Профессор Сенчин увлёкся историей и техноархеологией. Просиживал ночи за ординатёром и читал. В конце каждой недели приходили дикие счета за пользование Обинаром.
Захар вернул двадцатку. Принёс не Клоду, а мне:
– Вы же копии разноголовые, располовиньте промеж себя.
Антуан был холоден со мной. Подчёркнуто безразличен, хотя я иногда ловила на себе взгляд, полный тоски и… благодарности. За то, что не давлю на него, не настаиваю.
Я изнывала от бешенства. Не понимала, почему Антуан, будучи бесстрашным военным, убившим больше людей, чем даже Клод, так изломчиво, так хрупко переживал свои проблемы?
«Разве это вообще проблемы? Разве так сложно понять, что я не „существо“, я – Жизель. Ну, пусть считает меня сестрой Клода, но не самим же Клодом без члена? Учитывая, что и к Клоду с членом Антуан был не совсем безразличен… Иисус-дева-мария, как же всё запутано у этих бойцов-героев».
С ироничным отчаянием решила, что нужно купить кружевные трусики, самое тонкое и соблазнительное бельё. Быть может, тогда у Антуана сдвинутся с места заржавевшие механизмы полового влечения?
Я жрала блонамин, отчитывалась д’Егору о побочных эффектах, которые не портили мне жизнь, а наоборот, открывали новые грани моей всё ещё неясной личности.
– Да, да, – соглашался д’Егор. – Блонамин именно случайным образом, активирует то одни, то другие части долговременной памяти, которая у тебя сплошь состоит из воспоминаний Клода, соединяя их в опять же случайные временные симбиозы с памятью уже твоей личности. Создаются некие слепки психологического портрета Жизель, проверяя реакцию организма. То, что не приводит к потрясениям психики и физиологии – становится постоянной частью твоего фенотипа. Хотя фенотипом бы я эти слепки не назвал. Согласен с Сенчиным, ты не клон, но синтезированное существо, пардон за термин. Соответственно и психология твоя – это синтез Клодовского сознания, разобранного на крошечные детали, которые, под магнитным действием блонамина, собираются в причудливые конфигурации.
Я старалась вникнуть в настроение Клода. Подозревала, что он сам не понимал, доволен он или нет. Вроде все стали точно исполнять обязанности. Исчезли вольные шуточки и амикошонство7, но с ними исчезла и дружеская общность коллектива. Тот самый боевой дух, который не прописывали в уставе и не выносили на утверждение совета депозантов.
Тогда я пошла в атаку.
«Всегда нужно атаковать, если противник занят на другом фронте» – так написал сам Клод в одной из брошюр по военному делу, озвучивая очевидную истину.
От Сенчина узнала, что до начала эксперимента по клонажу, Глапп Корпорасьён протащила через Парламент закон «О клонах, их оригиналах и субклонах». В корпорации предполагали создать армию по образцу одного тренированного солдата, гражданина Империи Ру́сси, что влекло за собой прорву юридических проблем. Крючкотворы корпорации предусмотрели юридическое регулирование даже клонов клонов (субклонов) глубиной до двухсот фаз субклонажа.
– Но есть одно отличие, – предупредил Сенчин. – Технически ты не клон.
– Знаю, знаю, я – синтезированное существо. Но для того, чтоб стать полноправным команданом, готова назваться хоть клоном, хоть чёртом.
Я стала методично напрягать командана просьбами о повышении. По праву некоего «генофизического сходства», о котором Сенчин вычитал в законе о клонах, требовала дать больше власти в управлении Эскадроном. Намекала, что в противном случае добьюсь этого через суд.