Начиная спуск, я уже чувствую, что мне сложно идти вниз. Рана печет, и что-то в ней пульсирует, словно дергает за оголенные нервы, так навязчиво, методично добивая слабеющий рассудок. Каменистый спуск в Долину неровный и шаткий, и здесь трудно даже сказать, на какой уровень мы выходим. Ступив на ровную почву, я останавливаюсь и пытаюсь рассмотреть окружающую обстановку. Место захоронений погружено в тишину. Стены ущелья с многочисленными входами в гробницы постепенно начинают просматриваться все четче. Туман поднимается из пропасти Долины, и, вскинув голову и вновь обратив взор в сторону Академии Ситхов, в этот раз я вижу венчающую ее черную пирамиду, а над ней – ржаво-красный цвет, разливающийся по небу и переходящий в непроглядный мрак.
- Тьма наступает, - шепотом роняю я, но мне кажется, что голос мой разносится по всему ущелью.
Дуку, ничего не отвечая, смотрит мне в глаза с нерушимым спокойствием. Мы знали, на что идем, и нам нужно идти дальше, пусть это и единственный путь, направление которого – навстречу Тьме.
Мрак поглощает очертания стен Долины, исчезает из виду и мавзолей в ее центре, но пока, насколько я помню, идти нужно просто вперед. Вряд ли, конечно, можно уповать на идеальное развитие событий, при котором я совершенно точно оценю расстояние, и мы к тому же не встретим на пути никаких преград.
Иногда среди каменных завалов приходится пробираться на ощупь, но никто из нас не активирует клинок ради источника света – может, из-за этого мы теряем время, но зато до сих пор не столкнулись ни с какой тварью. Но за очередной грудой обломков скал начинает слышаться какой-то треск. С таким треском ломаются кости, но там нет ни иных звуков борьбы, ни криков боли, только шаркающая поступь. Мы бегло переглядываемся, понимая, что уже не одни здесь. И наши враги начинают появляться из-за камней – бледные монстры, отдаленно напоминающие одетых в красные лохмотья женщин. Я вновь вспоминаю о Датомире и Сестрах Ночи, потому что уже встречал здесь эту мутную Талзин, но движения существ свидетельствуют о том, что это вовсе не живые женщины. Они двигаются рывками, с щелкающим хрустом неестественно выгибающихся суставов, при этом словно корчась от боли. В руках тварей различное ржавое оружие – лезвия, ножи, кинжалы, пики и даже короткие копья. Монструозных «Сестер Ночи» оказывается много, и они пытаются преградить нам дорогу дальше. Когда твари подходят ближе, я замечаю, что их заплывшие гниющие лица лишены любых черт.
- Иди вперед! – толкнув меня в плечо, приказывает Дуку. – Быстро!
Сам он остается на месте, словно хочет взять всех этих монстров на себя. С чего вдруг такое самопожертвование, ради чего?
- Ты… поганый джедай! – не без досады сквозь зубы произношу я.
- Нет, я граф Серенно! – с гордостью и злостью объявляет Дуку. – Иди! – кричит он и активирует свой меч.
Его световой клинок темно-красного цвета. Приходится признавать, что граф был со мной честным. Видел ли он, что я его подозреваю? Наверняка. Если бы я был более внимательным в нашем совместном бою, вел бы себя иначе. Но я не должен сожалеть об этом – я не потерял бдительности, сохранил осторожность, поступал верно, как меня учили. И сейчас я должен сохранить эту верность себе и твердость воли и думать лишь о том, что у меня есть цель. Я срываюсь с места, все еще оглядываясь назад. Дуку делает мечом крест в воздухе – приветственный жест мастера Макаши. Нет, не та форма боя, которая хороша для сражения с многими противниками! Это верная смерть. «Сестры Ночи» медленными, прерывистыми конвульсивными движениями, сопровождающимися хрустом суставов, приближаются к нему и нападают. Граф сражается непревзойденно, с отточенным мастерством, но в схватке монстры оказываются весьма быстрыми и проворными. К тому же, их слишком много – за побежденными из темноты приходят новые. Но Дуку ведь сам выбрал эту участь, продиктованную его кодексом чести. А я быстрым шагом должен идти дальше, оставив его позади на растерзание этим женоподобным тварям.
Я начинаю различать впереди силуэт мавзолея и сбавляю шаг. Нужно хоть немного поберечь раненую ногу, иначе мне не дойти. Я снимаю с плеча тускенскую винтовку и иду, держась за ее ствол и опираясь на приклад. Если бы я знал, с чем столкнусь, привез бы с Татуина и пули для этого примитивного, но спасшего меня уже не раз оружия. И ведь были предчувствия, но об их значении догадаться было невозможно.
Я вздрагиваю от грохота за спиной и резко оборачиваюсь. Не хватало только очередного обвала в ущелье прямо сейчас! Но я вижу нечто гораздо худшее – с невысокого уступа из огромной дыры, только что образовавшейся в скале, выползает таозин. Я уже видел подобного плотоядного червя один раз, но эта особь гораздо крупнее и имеет черную окраску. Точнее, черны его внутренности и кровь, которые просвечиваются через полупрозрачную чешую. Я без раздумий тут же перехожу на бег, невзирая на усилившуюся боль. Червь, скребя почву несколькими парами черных лап, преследует меня с угрожающей скоростью. Учитывая, что таозины ловят добычу паутиноподобными нитями, мне приходится петлять, на что уходит и время, и силы. Я бегу, совершенно не думая о маршруте, постоянно оглядываясь назад, обливаясь потом, задыхаясь от боли в груди и брюшной полости.
В какой-то момент, все еще продолжая бежать, я прихожу к осознанию, что за спиной нет никакого угрожающего скрежета чешуйчатых лап. Черный таозин остался где-то позади. Остановившись, пытаясь успокоить дыхание, сопровождаемое болью, я с облегчением вижу, что добрался до середины Долины Темных Лордов. И обессилено припадаю мокрой спиной к холодной стене гробницы Аджанты Полла. За мной, передо мной, подо мной - Темные Лорды, практически все наследие всей истории ситхов. И я не чувствую ничего. Только боль. Я так мал и слаб, что готов взвыть и просить о помощи. Но они меня не услышат. Кто я? Я ничто? Никогда в жизни я не мог и подумать, что буду ощущать себя так.
Швы лопнули, нога снова кровоточит, и я ничего не могу сделать с этим, кроме как оторвать еще кусок ткани от своей одежды и перетянуть рану настолько сильно, насколько возможно. Я все равно справлюсь со своей задачей, ведь на кону весь Великий План, все, к чему шли ситхи. Находясь здесь, в самом центре Долины Темных Лордов, я как никогда четко осознаю всю значимость того, что должен сделать.
Собираясь продолжить путь, я сталкиваюсь с тем, что частично забыл заученный маршрут. Сначала четко воссозданные в памяти повороты и подъемы совпадают с картиной местности, которую я пересекаю, но дальше снова на пути встают руины, которые приходится обходить, и это запутывает меня окончательно. Мавзолей остался позади во мраке – никаких ориентиров у меня нет. Пройдя еще немного вперед, я останавливаюсь, опираясь на винтовку, и осматриваюсь. Складывается ощущение, что я уже был в этом месте, то есть, хожу кругами. Есть ли здесь другая дорога, другой выход? Я не успеваю найти ответ, услышав грохот камней и скрежет за спиной. Снова этот огромный черный таозин! И у меня нет ни малейшего представления, куда бежать, чтобы не стать его жертвой. Стиснув зубы до боли, я с максимальной возможной для меня скоростью бегу к самой низкой каменной насыпи и пытаюсь перелезть ее. К счастью, сила моих рук не подводит меня, но вот прыжок вниз с насыпи проходит весьма неудачно. Кажется, боль отдалась даже в голове, и все же я встаю и бегу дальше. Не к своей цели, а от смерти, бессмысленной и бесславной гибели в челюстях плотоядного червя. Я плутаю среди заваленных входов гробниц, уже не имея в голове никаких планов местности. Боль сдавливает легкие, из-за усталости дрожь расходится по всему телу, но я не готов сдаться, даже когда это чудовище загоняет меня в тупик. Есть только черная пропасть под ногами, в которой ждать может что угодно, но с мыслью, что это вряд ли будет что-то хуже, чем перспектива стать добычей таозина, я прыгаю в неизвестность.
Встав на ноги, я вижу, что оказался в круглом зале с черными стенами. В центре располагается небольшое каменное возвышение, площадка, завешенная по кругу мокрыми черно-коричнево-красными тряпками. По стенам ползают орбалиски, особи от самых мелких до весьма крупных. Я отступаю подальше от стен, зная, чем или, точнее, кем предпочитают питаться эти паразиты, когда в помещении раздается сиплый гнусавый голос:
- Они тебя не тронут.
Я подхожу ближе к центральной площадке и осторожно отодвигаю рукой завесу. На каменном возвышении лежит человек, мужчина с впечатляюще развитым телом, однако кожа его нездорового бледного цвета, и на ней всюду, практически не оставляя живого места, блестят бледно-желтые или серо-коричневые плотные наросты. Всмотревшись лучше, я понимаю, что это панцири впившихся в него орбалисков, несколько мелких паразитов сидит даже на его безволосой голове и на лице – на подбородке, скулах, щеках и даже под ярко-желтыми глазами, окаймленными черным цветом. Я смотрю на его суровое лицо – и не могу поверить своим глазам, а дар речи предательски покидает меня.
- Ты видишь Избранного, Ситх’ари, - озвучивает мои мысли тот же сиплый голос, что я услышал и до этого. - Твой учитель Дарт Сидиус никогда не думал, что ты удостоишься такой чести.
Я перевожу взгляд в ту сторону, откуда бы слушан этот гнусавый голос, и вижу мууна, стоящего рядом с каменным ложем самого Ситх’ари, если верить его словам. Он стоит спиной ко мне, и я не могу сказать, имел ли возможность видеть его где-то раньше, но у меня в любом случае возникает к нему сразу много вопросов.
- Ты знаешь Сидиуса? – задаю я первый из них.
- Я был его учителем, - не оборачиваясь, отвечает муун.
Учитель моего учителя? Здесь? Я не знаю о нем ничего, но может ли быть так, что муун, знакомый с Дартом Сидиусом, которого я видел на записи, и этот муун – одно и то же лицо?
- Хего Дамаск?
- Это было мое реальное имя, - подтверждает учитель Сидиуса. - Мое ситхское имя Дарт Плэгас.
Я понимаю, что мой наставник никогда не упоминал это имя по какой-то причине. И сейчас мне это особенно не нравится. Почему вообще его учитель до сих пор жив?
- Сидиус должен был убить тебя, - прямо заявляю я.
- Он убил, - отвечает Плэгас и тягостно вздыхает. - У Коррибана особые отношения со смертью.
- А с Силой?
- Его Сила – для мертвых. И то лишь отголоски. Планета-кладбище – этим все сказано.
Это, конечно, не объяснение. Но я уже почти смирился с отсутствием четких объяснений, когда речь идет о Коррибане. Но есть еще кое-что, что я обязан у него спросить. Конкретная запись с конкретным диалогом. Но как это спросить? Что сделать? Как поставить точку и при этом не выглядеть безумцем? Все это особенно сложно, когда перед тобой не лицо собеседника, а его согнутая спина! Я предпринимаю попытку зайти издалека:
- Что такое «Улей Шестерня 7»?
И если муун не сможет дать ответа, можно будет успокоиться. Но я слышу сухой смешок Плэгаса – такой, за каким обычно прячут досаду или боль:
- Ты так называешь это место? Ты так решил с этим справиться?
Я открываю рот, чтобы засыпать его вопросами дальше – сотней уточняющих вопросов, чтобы услышать в ответ хоть что-то, что даст повод не поверить в то, что я узнал… Но меня захлестывают воспоминания, оживающие с такой четкостью, словно все это снова происходит со мной.
Я уже бывал здесь, в том самом госпитале Дрешде. Я пришел в себя там, связанный ремнями по рукам и ногам, одетый не в свою одежду, а в какую-то серую тюремного вида робу, отрезанный от Силы. Я видел ту женщину, которая задавала мне унизительные вопросы, считая меня безумцем. И она же применяла на мне то экспериментальное вещество, после инъекций которого я впервые начал видеть странные вещи. Я видел, как белые стены палаты начинали гнить, покрываться ржавой плесенью и сочиться кровью. Я видел, как через эти стены приходил он. Черная Пирамида. Он пытал меня. Он резал меня на части. Он влезал в мою голову в буквальном смысле! И я не мог ничего сделать! Я был беспомощным перед ним, как и перед всей развернувшейся ситуацией!
Истощенный, осунувшийся, с ввалившимися глазами и почти сгнившими зубами, я смотрел этот кошмар изо дня в день. А когда тесты вдруг на время прекращались, уже был параноиком и думал, что «исследователи» остановились лишь потому, что готовили нечто в разы хуже всего, что было прежде. Они довели меня до такого состояния, что я начал сомневаться в собственной памяти и собственном психическом здоровье! Именно тогда я начал выдумывать другую действительность, в которой я снова был собой - невообразимо сильным, выполняющим важную миссию в одиночку, без оружия, среди наиболее опасных существ со всей Галактики, в самой гуще кровавого ада, названного «Улей Шестерня 7»!
Но во что сложнее всего поверить, так это в то, что за всем этим издевательством и унижением, за этими непередаваемыми страданиями стоял мой учитель! Пусть и по приказу Дарта Плэгаса, но все же он. Но, может, все же у Судиуса была веская причина, по которой он не мог противоречить мууну. Но каковы мотивы самого Плэгаса?
- Зачем ты делал все это со мной?! – срываюсь я на отчаянный крик.
- Я изучал медихлорианы, - без эмоций, не повышая голос, отвечает муун, - изучал Силу. Я посвятил этому жизнь. Белый экстракт, один из трех атрибутов Багровой Церемонии. И ты, сам не ведая того, помог мне в этом, как никто иной. Твой вклад велик.
Я и слышать не желаю это подобие благодарности:
- Ты унизил меня! Унизил так, как только было возможно! Ничего не могло быть хуже! Уже не говоря о телесных страданиях!
- Это делает ситха, - сиплый голос Плэгаса становится тверже, - чем сильнее боль, тем крепче ненависть, чем сильнее ненависть, тем больше сила. И ты бы стал преемником величайших традиций, если бы твой учитель не предал эти традиции!
Это заявление запутывает мои мысли окончательно. Мои воспоминания, пророчество, заявление мууна, что я здесь вижу живого Ситх’ари… Это все похоже на нелепый бессвязный сон, и я был бы рад, окажись все это на самом деле сном. Но даже если все это истина, и запись, которую я просмотрел, подлинная, в ней нет повода для Плэгаса называть Сидиуса предателем. Этого повода нет нигде.
- Ты несешь полную чушь, - бросаю я мууну, но тот остается непоколебим:
- Ты знаешь, что нет. Ты видел сам. Посмотри еще раз, перед кем ты здесь стоишь.
Я поднимаю руку, но чувствую в ней невыносимую тяжесть, и дело не в усталости. Мне становится сложно решиться вновь раздвинуть мокрые тряпки, скрывающие от посторонних глаз человека, облепленного орбалисками. То сходство, что я увидел в его чертах, и тот титул, который озвучил Плэгас – если все это правда, то кто я такой, какое право имею смотреть на него?! И все же я должен убедиться. Я касаюсь рукой куска ткани, отодвигаю его – и мои глаза встречаются с желтыми глазами, полными такой силы, такого прорицания, такой власти, что это не поддается описанию. Мне кажется, я мог бы упасть замертво от одного этого взгляда, или же умереть за этот взгляд в глаза, ведь это смотрит он сам, живой! Я не могу даже произнести вслух его славное имя – Дарт Бейн.