Человек, правильно воцерковляясь, начинает спокойнее смотреть на других. Ведь он наступает на те же грабли, что и люди, которых он встретил в храме. Он понимает, что опыт благодати автоматически не преодолевает греха, что грех продолжает влечь человека к себе и оставлять его просто так, легко, не хочет. Человек вступает в драму борьбы с грехом, а тогда у него вообще исчезают иллюзии: он осознает, какое это длинное путешествие. И становится немного яснее, почему у некоторых «очень православных» людей, которые всю жизнь в Церкви служат, бывает «такое» – почему вдруг из них вырываются такие огненные вихри тех или иных грехов. Для этого полезно и Библию почитать: там тоже есть немало примеров, как согрешали и избранные.
«Я, любимый»
Путь понижения планки требований к другим и повышения требовательности к себе далеко не каждый проходит в первые год-два в Церкви. К сожалению, люди, бывает, на десятилетия закрепляются в первоначальном состоянии: вот он я, любимый, уникальный, – как же вы меня не замечаете! – и начинают требовать к себе повышенного внимания.
Что составляет, например, муку и боль любого настоящего старца, духовника? Лжедуховные чада (или духовные лжечада), которые рвут его на части, ссорятся между собой за то, чтобы быть ближе к нему, которые окружают его частоколом собственных тел, чтобы никого другого не пустить к духовнику, и превращаются невольно в какую-то секту приближенных к личности, к ручке благословляющей. Вот такая беда у нас в Церкви – ложная любовь. Откуда эти искривленные формы, из-за чего? Из-за того, что человек считает, что он достоин большего, чем остальные. А разве это установка христианская? «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» – вот установка, заповеданная Христом!
Человек, правильно воцерковляясь, начинает спокойнее смотреть на других
Второе следствие раздутого чувства собственной уникальности – обидчивость. Как писал в XIX веке знаменитый святитель Феофан Затворник, «обидчивость – от самоцена». Ах, свечница отругала – я обиделся и ушел! Эх, батюшка не нашел минуты поговорить – не пойду к нему больше! А если по-другому посмотреть – ну что тут такого? Махнуть рукой, не мучить себя обидой…
Хорошо, когда кто-то может совершенно по-другому сказать: «У меня большой опыт общения с духовными людьми, я много знаю про них – и хорошего, и обычного, и не очень приятного, – но это никак не меняет моего отношения к тому, что Христос воскрес. Это не колеблет мою веру в то, что Бог в Троице един и жив вовеки, что Страшный Суд будет, что праведнику воздастся, а грешник наказан будет, что Евангелие право от корки до корки. Во все это я верю, как положено, и грех человеческий истину от меня не заслоняет…» Вот мудрая речь. Слышать бы ее из разных уст почаще!
Именно такие слова хочется услышать от человека спустя некоторое время, проведенное им в Церкви.
Про «злых свечниц»
Когда человек входит в Церковь, кроме умозрительных у него появляются и вполне конкретные вопросы: в какой храм ходить? к кому обратиться, когда зашел в церковь? О первом мы поговорим чуть ниже, а пока ответим на второй вопрос.
Практика показывает, что люди спрашивают все у первых встреченных ими в храме людей – у свечниц. Они видят женщину, которая чистит подсвечник или моет пол (обычно она одета в какую-то спецодежду, по которой можно определить, что она здесь работает), и идут к ней со своими вопросами. Получается, что свечницы – это двери в Церковь, это лицо Церкви. Серьезно. Им многое дано, с них много спросится и им многое простится.
Нужно четко понимать, что серьезные проблемы нужно решать не со свечницами, а со священником
Не секрет, что в миру люди, стоящие у порога – вахтеры, привратники, контролеры, – часто бывают… вредными. Это такая «профессиональная болезнь». Они уже знают, кому хорошо дверь открыть, кому улыбнуться, а все остальные, дескать, не мешайте. Ну а наши «билетеры», свечницы, – это в принципе миссионеры. Они должны понимать психологию человека, быть по уровню знаний и опыта чуть-чуть выше. Они должны находить время, чтобы читать, духовно развиваться. А еще они должны уметь говорить с людьми о простых вещах, давая им первичные и внятные ответы.
Вот, по идее, какова их функция.
Существует много стереотипов по поводу этих церковных тружениц. Общим местом стало – бояться «сердитую свечницу». Ну а чего тут бояться? Мы же не сахарные, не растаем даже и от стакана кипятка. Нужно понимать, что у свечниц есть непосредственная работа, кроме как отвечать на твои вопросы, да и вообще в Церкви – не они самые главные. Хорошо бы штатную структуру храма знать еще до переступания его порога. Если ты хочешь чисто «технические» вопросы выяснить: во сколько приходить, что брать, – то, пожалуйста, спроси свечницу. Но если ты хочешь какие-то свои проблемы решить, ты должен четко понимать, что их решать надо не со свечницами, а нужно подойти к священнику.
Искать ли свой храм?
Людям часто не хватает опыта разнообразия. Ведь служа одну и ту же литургию, разные священники все равно служат ее по-разному. Потому что мы люди разного темперамента, разного характера, разной степени любви ко Христу, разных грехов, разного образования. И мы, делая одно и то же, делаем это по-своему. Божественное вообще нешаблонно, оно не может повторяться. В этом разнообразии однообразного могут открываться новые грани и новые смыслы.
Не вижу ничего плохого в том, что человек посещает разные храмы, если Бог подарил ему такую роскошь возможностей. Это – как на хорошо накрытом столе попробовать и одно, и второе, и третье. В одном храме поют лучше, во втором приятнее внешний вид, а этот храм просто близко к дому. Ну и ходите спокойно и туда и сюда.
Рано или поздно нужно будет отделить сущностное от временного. Чистоту Божественной энергии литургии – от конкретного священника, ее служащего. Если человек познал красоту службы, сладость Божественных словес через какого-то определенного батюшку и к нему прилепился навсегда, тут есть опасность, что он очень плотно зарифмует в сознании все, связанное с Господом, с этим конкретным батюшкой. Будет бояться потерять этого батюшку, потому что будет думать, что он потеряет все святое. Как производное от этого – начнет считать, что другой священник не такой духоносный, что другой приход, другой храм не такой «истинно христианский», не такой намоленный. Но если у человека за спиной будет опыт общения с разными пастырями, общинами, то за фасадом такой пестроты он будет учиться узнавать одного и того же Господа. И тогда у него наконец возникнет возможность со временем приходить к Богу почти вне зависимости от человеческих добродетелей и пороков.
Чтобы найти Христа в любом храме, нужно сначала найти себя в каком-то храме
Оксфордский профессор и известный писатель Джон Рональд Руэл Толкиен в старости писал письма своему сыну, многие из которых можно «раздергать» на замечательные цитаты. В одном из писем он говорил, что любовь к Богу и службе Божией должна быть такова, чтобы наслаждаться литургией и Божественным присутствием в самой бедной церкви, с самым неумелым священником-проповедником самого невзрачного вида в самых смиренных ризах и при самом малом числе молящихся. И даже тогда, когда ничто тебя не настраивает на службу: священник кашляет и шепелявит, хор поет надтреснутыми старческими голосами, а в открытую дверь задувает ветер с улицы и вообще все, казалось бы, говорит: «Зачем ты тут стоишь?» – тебе хорошо, потому что ты знаешь, что здесь на самом деле происходит. И ты переживаешь это всем сердцем, вне зависимости от того, кто в этом еще участвует.
Но это письмо уже старого человека, который с высоты своего опыта может говорить сыну такие слова. Чтобы в итоге находить Христа в любом храме, надо сначала найти себя в каком-то храме. Если ты интеллектуальный человек, тогда ты будешь искать священника или, возможно, епископа, который говорит чрезвычайно глубокие проповеди, привлекая материал из области естествознания, истории, философии, – и ты от этого будешь окрылен. Или если ты разбираешься в искусстве, тебе будет тяжело в храме с небрежно подобранными или «наштампованными» иконами, – и ты начнешь искать место, где твое эстетическое восприятие не будет страдать. Или если ты музыкант, тебе захочется послушать хороший хор. Человеку музыкальному молиться при хоре, который фальшивит так, что и глухой услышит, – это мука! А какому-то ценителю древней архитектуры будет хорошо в старом полутемном храме с фресками, которые немножко стерлись от времени, где нет электрического света, а только слабый свет свечей… А кто-то, наоборот, захочет молиться в большом соборе при большом стечении людей… и так далее. Пожалуйста! Только ходите в храмы и ищите себя. Через опыт узнавания многого познается «единое на потребу». И тогда это «единое» может открываться уже вне зависимости от человеческих успехов или неуспехов.
Это и есть первый шаг новообращенного – найти себя в храме.
Община: дорасти до того, чтобы отдавать
Какой второй шаг? Найти себя в Церкви уже не как потребителя религиозной мудрости или религиозного искусства, а как одного из членов этой «системы». Которому интересно уже не брать, а давать.
Ты пришел в Церковь, и жизнь твоя приобрела какие-то новые координаты, новую глубину. Ты живешь в том же доме, работаешь на той же работе, но мир твой серьезнейшим образом изменился. Ты стал ходить в храм каждое воскресенье, читать утреннюю и вечернюю молитвы, интересоваться, какое же Евангелие прочтут сегодня на службе и что об этом Евангелии сказал такой-то святой и такой-то современный проповедник. Плюс ты пытаешься, допустим, бросить курить или соблюдать пост в среду и пятницу. У тебя возникают вопросы, недоумения, которые надо разрешить… Начинается живая жизнь. И на каком-то этапе ты задаешь себе вопрос: а что я могу сделать для
Церкви? До сих пор ты приходил и получал от Церкви что-то – прощение грехов, Святые Таины, слезы облегчения и мирное сердце, заряд на наступившую седмицу, назидание, проповедь… А теперь ты хочешь занять уже более активную позицию: ты тоже хочешь что-то делать. Этот шаг знаменует взросление человека и превращение его из младенца во Христе в отрока во Христе. Вопрос: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» – это уже вопрос не ребенка, а юноши. Ребенком ты потребляешь радость – тебе в Церкви хорошо. Взрослея, ты хочешь сам для этой радости поработать, ты хочешь стать членом общины.
А община – это уже семейственные отношения. Она приняла тебя, ребенка, а теперь и ты созрел для служения, для ответственности – как любой взрослый человек. У меня есть классический пример. Приходит после службы молодой человек и говорит: «Я бы хотел что-то делать для людей, но я работаю на низкооплачиваемой работе, то есть жертвовать много я не могу. По образованию я математик, и я бы мог в воскресные дни давать консультации тем приходским детям, у кого с математикой плохо. Конечно, бесплатно». Вот это яркий пример того, как человек превратился из ребенка в юношу. Он пришел даже уже не с вопросом, а с ответом, он предложил что-то отдать из того, что у него есть. А вслед за ним и другой человек сказал, что у него есть микроавтобус, и если кто-то из его района ездит в храм, то, пожалуйста, он будет их возить. Так началась цепная реакция добра.
Люди дорастают до того, чтобы отдавать. Они говорят: «Вы столько для меня сделали, я хочу тоже что-то сделать». Не обязательно, например, для вас лично, можно и для других. Я сделал им, они сделали другим, другие через шесть рукопожатий опять это сделают мне. Эти механизмы всем ясны. И здесь уже начинает действовать идея служения. Есть врачи, есть юристы, есть художники, скульпторы, архитекторы, есть люди, которые умеют зарабатывать деньги и умеют ими делиться, есть люди, которые могут предоставить свое большое жилье тому, кто хочет снять жилье, а денег у него на это нет, и так далее, и так далее. У каждого пастыря со временем возникает список людей, которые могут чем-то помочь. Так, служа на одном приходе, по идее, священник должен обрасти некой суммой людей, которые желают что-то делать друг для друга ради Христа.
Приходит время задать себе вопрос: а что я могу сделать для Церкви?
Но бывает, что люди ходят в храм много лет, а так и не находят в этом механизме своего места, не становятся его винтиками. Так может быть потому, что человек еще не нашел свой приход. А может, просто стесняется спросить или предложить свои руки и сердце. Или думает, что точно ничем помочь не сможет. А что тут думать-то? Зимой, например, вообще нет никаких вопросов. Бывает, приходишь зимой на службу и смотришь, как два-три-четыре мужичка уже лопатами церковный двор скребут, откидывают снег или сбивают лед с лестницы. Они ничего уже не спрашивают, никаких «благословите, я снег отгребу», – они просто знают, где лежит инвентарь, и знают, что периодически его надо взять в руки.
Поиск, нахождение себя, о чем мы говорили выше, – это не только поиск того храма, где твоей душе хорошо, но и поиск того храма, где тебе хочется что-то делать. Допустим, ты уже был в двадцати храмах: там красиво поют, но далеко ездить; а там хорошие проповеди, но много народу, тесно стоять; там все вроде бы здорово, но тебя на исповеди поругали. А здесь – все, чувствуешь, твой храм.
И ты сюда и ходи. Тебя здесь уже узнают, кто-то здоровается, ты уже знаешь, как зовут всех священников. И допустим, в какой-то момент настоятель говорит: «Мужчины, пожалуйста, останьтесь после службы, нам нужно выгрузить машину кирпича». Или просто: «Помогите убрать храм перед престольным праздником». Вот тебя и подключают к работе без твоего поиска.
Другое дело, что ты не хочешь («некогда!», «не мое», «я устаю на работе», «а почему я должен, а вот эти нет?» и т. д.) или думаешь, что не можешь, а на самом деле не хочешь. Это значит, что ты еще по-прежнему в возрасте младенца. Некоторые закоренелые холостяки живут с мамой до седых волос и супа себе разогреть не умеют. Так и в Церкви: кто-то, может, уже десять лет в храме, а все «не созрел»…
Иная жизнь и страсти человеческие
Возможно, и община сама «виновата», что в ней не может укорениться кто-то долгое время. Ведь как было побеждено древнее человечество евангельской жизнью: оно было побеждено новизной и удивительностью. Никто не ожидал ничего подобного! Какой-нибудь римлянин или антиохиец, встречаясь с общиной христиан, вдруг видел совершенно новую жизнь – с новыми понятиями, с качественно новыми отношениями, с другим опытом восприятия жизни, смерти, любви, дружбы. Эта новизна подкупала, шокировала, меняла человека, видевшего ее. На этом построены все истории обращений древних (и об этом свидетельствуют акты мучеников). Жизнь в общине христиан была настолько качественно иной, что за нее не жалко было и умереть.
Так вот, собственно, это от нас и требуется, в нашу меру: жизнь общины христиан должна быть новой и иной жизнью по отношению к жизни мира. Она должна быть лучше, «вкуснее», свежее, она должна быть причастной к вечности. Это реальное требование. Так должно быть! А мы обычно отвечаем: «Не можем мы так, недотягиваем!» Ну что ж, братья, значит, нужно выслушать упрек нам самим. В чем же тогда смысл нашего прихода в Церковь, если у нас все такое же, как и вне ее: обиды, карьера, подсиживание, сплетни, шепот за спиной? Что же тогда нового, ради чего все это?..
Жизнь общины христиан должна быть новой и иной жизнью по отношению к жизни мира
Есть такое чудесное выражение: будущее Церкви – это ее прошлое. Если мы хотим идти вперед, мы должны искать в своей общинной жизни те формы, которые описаны в книге Деяний – нормативной книге истории Церкви. Не делать, конечно, кальку, не копировать бездумно, а радостно обретать тождественность своего опыта опыту Древней Церкви.
Ведь Евангелие и книга Деяний апостольских изображают ранних христиан движущимися к совершенству, но – еще не достигшими его.
Читая Евангелие, мы видим даже среди апостолов стремление к власти и споры о первенстве, обиды и зависть, трусость, малодушие. В изображении христианской жизни в книге Деяний то же самое: тут и споры о питании вдовиц, и обиды и недоразумения между апостолами – например, когда апостол Павел отказался брать с собой на проповедь племянника апостола Варнавы – Марка, почитая его ненадежным спутником, в результате чего «произошло огорчение» и пути апостолов Павла и Варнавы расходятся.
Всюду мы видим закипание страстей человеческих. И раннехристианские общины этого не лишены. Как к этому относиться? Знать, что Христос пришел в мир грешников спасти. Свят один Господь, а в человеках буйствуют страсти – те самые страсти, которые каждый из нас может видеть в себе самом.