– Па… палач? – надзиратель отступил на шаг. – Почему он сразу не сказал?
Он опасливо отвел взгляд и перекрестился. Симон знал, что именно так люди в большинстве своем реагировали на Куизля. Палач приносил одни несчастья, в особенности тем, кто посмотрит ему в глаза или коснется его.
– Да сколько же вас тут собралось-то? – поинтересовался надзиратель.
– Двенадцать, если хочешь знать точно. – Дайблер пожал плечами. – Всего-то на несколько дней, потом все разъедутся, и придется тебе снова довольствоваться мной одним. – Он ухмыльнулся и показал сначала на Куизля, потом на труп девушки. – А теперь дай ему заняться своим делом.
Густль молча отступил в сторону, и Куизль принялся обыскивать мертвую девушку. Через минуту палач действительно нашел под юбкой небольшой кошелек. Он открыл его, и оттуда со звоном высыпалась горсть серебряных монет. Симон вдруг насторожился и склонился над деньгами в руке Куизля.
Монеты показались ему знакомыми.
«Возможно, это просто совпадение», – подумал он.
Фронвизер посмотрел внимательнее. Действительно, это были серебряные талеры, новые все до одного. На каждой был отчеканен герб Виттельсбахов и стоял год 1672-й.
Отец и Михаэль Дайблер шагали впереди, тихо переговариваясь. Магдалена и остальные старались не отставать.
– Добро пожаловать в Мюнхен, тоже мне! – прошипела Барбара и пнула замерзшее конское яблоко. – Это какая-то преисподняя! У нас в Кожевенном переулке жизнь и то сноснее.
– От города совсем недалеко, – попыталась утешить ее Магдалена. – Уверена, у нас еще будет возможность посмотреть и на мюнхенские дворцы, и на церковь, и на театр.
Она ободряюще улыбнулась, хотя злилась при этом не меньше. Со слов отца, эта поездка представлялась ей совсем иначе. Барбара уже рассказала, что отец отобрал для нее трех претендентов. Но поиски подходящего жениха становились от этого ничуть не легче.
Кроме того, ее злило, что Михаэль Дайблер до этой минуты не обменялся с ней ни единым словом. Понятно, что он был мюнхенским палачом, давно знал ее отца и им многое следовало обсудить. Но разве это давало повод отказываться от элементарных правил приличия? За кого он ее принимал, за служанку?
Симон тоже был погружен в раздумья. Казалось, его занимали какие-то мысли, но Магдалена была слишком измотана, чтобы расспрашивать мужа. Ко всему прочему, у нее болела спина: с той минуты как они сошли на берег, дочь палача таскала на себе Софию, замотанную в платок. При этом девочка внимательно наблюдала из своего кокона за всем происходящим.
Через некоторое время справа вырос еще один большой трактир. Изнутри доносились вопли и громкий смех, потом послышался звон разбитой кружки, и дверь распахнулась. Кто-то вышел, пошатываясь, на улицу, рухнул в грязный снег и пополз на четвереньках. За ним тянулся тонкий кровавый след – судя по всему, у него был разбит нос.
– Ах, знаменитая ночная жизнь Ау! – Дайблер осклабился. – Видно, там уже столпотворение. Но за столом для палачей местечко всегда найдется.
– Это здесь нам предстоит провести несколько дней? – неуверенно спросил Симон и показал на покрытые копотью, потрескавшиеся окна второго этажа.
Михаэль Дайблер кивнул.
– У Радля лучшая таверна в Ау, с теплой печкой и застекленными окнами. Во дворе даже уборная есть. Я отвел специально для вас две хорошие комнаты.
– Лучшая таверна в Ау, – повторила Магдалена глухим голосом. – Очень любезно, нечего сказать.
Она вздохнула и вслед за остальными вошла внутрь.
Их сразу окутало облако табачного дыма, сладковатого и такого густого, что у Магдалены на глазах выступили слезы. Вообще-то в баварских трактирах курение уже несколько лет находилось под запретом, но, похоже, в Ау этому не придавали особого значения. В зале собралось по меньшей мере тридцать человек, преимущественно мужчин, и все курили трубки и пили пиво из массивных кружек. Магдалена предположила, что в большинстве своем это были батраки и простые ремесленники и пропивали они здесь значительную часть своего жалованья. Поэтому и настроение царило соответствующее. Кто-то орал песни, другие смеялись, третьи плясали на помосте, где ярко накрашенные девицы соблазнительно вертели бедрами.
Магдалена заметила, как один из пирующих высунулся в окно, чтобы опорожнить желудок, а потом снова взялся за кружку. Люди теснились вплотную друг к другу, и лишь за одним столом в дальнем углу было относительно свободно. Там сидели несколько человек, по виду не очень приветливых, и молча пили пиво. С остальными пирующими они имели мало общего.
– Как видишь, кое-кто из кумовьев уже здесь! – сообщил громким голосом Михаэль Дайблер и обвел рукой хмурые лица. – Каспар Хёрманн из Пассау, Маттеус Фукс, палач из Меммингена, и даже твой старинный друг Филипп Тойбер из Регенсбурга.
Куизль оглядел присутствующих.
– А мой брат тоже здесь?
Дайблер помотал головой.
– Он прибудет только завтра. Как и Иоганн Видман из Нюрнберга, этот тщеславный пес… Он всегда любит опаздывать, – мюнхенец закатил глаза. – И все-таки он самый богатый и влиятельный в нашей гильдии и может себе это позволить.
– Ну, будет тебе, Михль… – Куизль шутливо погрозил пальцем. – Ты как-никак палач в столичном городе. Так что не надо тут скромничать.
Дайблер отмахнулся.
– А, с тех пор как палачу в Мюнхене не дают присматривать за шлюхами да еще запретили азартные игры, дела идут неважно. А несколько пыток и казней за целый год тоже не…
– Конечно, не хочется прерывать вашу беседу, – перебила его Магдалена, – но дети устали. – Она показала на Петера и Пауля, у которых и вправду слипались глаза. – Если б вы показали нам наши комнаты…
– Разумеется, – Дайблер кивнул.
Казалось, он впервые обратил внимание на Магдалену. Палач властно махнул трактирщику. Толстый мужчина с бритой головой подошел с явной неохотой, стараясь при этом не встречаться взглядом с ним.
– Отведи детей в комнату, – распорядился Дайблер и строго взглянул на трактирщика. – Надеюсь, ты выкурил из нее паразитов? Иначе я тебя раздавлю, как блоху.
Толстяк опустил голову и перекрестился. Магдалена знала, до чего суеверными бывали люди в обществе одного палача. Каково же ему было принимать у себя десяток палачей? Должно быть, Дайблер выложил немалую сумму, чтобы встреча вообще могла состояться в этом трактире.
– Я, пожалуй, пойду с детьми наверх, – сказала Барбара.
Младшая сестра тоже выглядела измотанной. Только если присмотреться, можно было заметить, что тело у нее округлилось и груди стали немного больше.
– Если хочешь, могу присмотреть за Софией, – предложила Барбара. – Полезно будет немного отвлечься.
Магдалена помедлила, но потом с благодарностью передала дочку Барбаре. София радостно протянула ручонки к тете. Магдалена улыбнулась. После переполоха у ручья она все равно не сможет уснуть. Кружка пива ей не повредила бы.
Когда Барбара и дети поднялись вслед за трактирщиком по узкой, истоптанной лестнице, Магдалена с Симоном устроились рядом с Дайблером за пошарпанным, липким от пролитого пива столом. Куизль уже разговаривал о чем-то с Филиппом Тойбером. Десять лет назад им довелось пережить несколько напряженных дней в Регенсбурге, и тогда они едва остались в живых. Магдалена невольно улыбнулась, глядя на отца. Дома он разговаривал довольно редко и мало, но, когда оказывался среди своих, буквально расцветал.
Рядом с Тойбером сидел палач с распухшим от чрезмерного пьянства носом, на котором, ко всему прочему, краснел фурункул. Возле него, уронив голову на стол, спал пьяный юноша – по всей видимости, его подмастерье, – чьи волосы плавали в пивной луже. Напротив них сгорбился с кружкой в обнимку хмурый тип с рыжими волосами. Со слов Дайблера Магдалена заключила, что это палачи из Пассау и Меммингена.
– Я, наверное, был грубоват, приношу свои извинения, – сказал Дайблер, обращаясь к Магдалене.
Только теперь она заметила, что при всей кажущейся грубости взгляд у него вполне дружелюбный. Дайблер снял шерстяной плащ, под ним оказалась белая рубашка с кружевными рукавами и чистый жилет из крашеного бархата. Мюнхенский палач явно не испытывал недостатка в деньгах.
– Непросто устроить такую встречу, – продолжал он. – Да еще эти мертвые девушки…
– Мертвые девушки? – Симон в недоумении посмотрел на палача. – А есть и другие?
Дайблер кивнул.
– Ну, это уже вторая девушка за неделю. Такое, конечно, случается постоянно, но эти два случая и вправду немного странные.
– А что случилось со второй девушкой? – спросила Магдалена и с удовольствием отпила из кружки, которую поставила перед ней служанка.
– Скверное дело, – мрачно произнес Дайблер. – Бедняжку нашли у Нижних пристаней, недалеко от Зендлингских ворот. Плотогоны, когда сплавляли лес, выловили труп из воды.
– Она захлебнулась? – снова спросила дочь палача. – Тогда не понимаю, что тут может быть странного.
– Кхм… нет. Ее пригвоздили колом.
Магдалена с Симоном на миг оцепенели. Пьяные крики сделались вдруг очень далекими. Женщина отодвинула кружку, пить неожиданно расхотелось.
– Пронзили колом? – переспросил Симон. – То есть ей загнали кол в сердце? Это же ужасно!
– Именно, – Дайблер кивнул. – Раньше, во времена моего прадеда, такой способ казни был еще в ходу. Считалось, что таким образом злобную душу убитого можно было пригвоздить к земле. Иногда кол вводили приговоренному в задний проход и сажали, так что он еще долго…
– Бога ради, избавьте нас от подробностей! – прервал его Симон, заметно побледнев. – О жертве что-нибудь известно?
– Ну, она была из тех девиц, каких множество приезжает в Мюнхен в поисках лучшей жизни. Одна из многих сотен. Насколько мне известно, даже имени ее никто не знает… – Дайблер вздохнул и глотнул пива. – Жалко мне этих бедных девушек из деревень. Приезжают в Мюнхен в надежде устроиться служанками, а идут к собственной погибели… Должно быть, попалась какому-нибудь пьяному.
– И он вогнал ей в грудь кол? – Магдалена нахмурила лоб. – Даже не знаю…
– Эй, ты, случаем, не Ба… Барбара Куизль? – пролепетал вдруг малый с распухшим носом.
По всей видимости, это был Каспар Хёрманн, палач из Пассау. До сих пор он лишь молча таращился в свою кружку, но теперь, похоже, вышел из транса. Его белая рубашка была забрызгана соусом от жаркого и пивом, шляпа валялась раздавленной на полу.
Магдалена едва взглянула на него.
– Нет, – ответила она, поджав губы. – Барбара – это моя младшая сестра. Она уже поднялась наверх.
Хёрманн захихикал.
– То-то я думаю, старовата ты…
– Ты что себе… – вскинулась было Магдалена, но палач вскинул руки, словно просил прощения.
– Я… не то имел в виду, – прогнусавил он. – Я имел в виду, старовата для за… замужества. – Он кивнул на пьяного юношу подле себя. – Мой красавец-сын слыхал про твою сес… сестру. Твой отец написал нам письмо.
Магдалена, побледнев, взглянула на отца, который по-прежнему увлеченно разговаривал с Филиппом Тойбером. Перед ними уже выстроились в ряд пустые кружки.
«Надеюсь, ты это не всерьез, отец», – подумала Магдалена.
– Ло… Лотар у меня крепкий парень, – сообщил Хёрманн и за волосы приподнял голову сына.
Лотар уставился на них телячьими глазами. У него были кривые зубы, и нос уже распух от пьянства, как у отца. Он громко рыгнул и, когда Хёрманн отпустил его, вновь уронил голову на стол.
– Хм, пьет, может, и многовато, но со временем станет хорошим палачом. Мы с твоим отцом наверняка договоримся.
Он ухмыльнулся и поднял кружку. Магдалена брезгливо отвернулась.
– Барбара, когда увидит, каких женихов подобрал для нее отец, в лицо ему вцепится! – шепнула она Симону. – Остается только надеяться, что среди претендентов есть более привлекательные люди.
С некоторым недоумением Магдалена отметила, что муж снова погрузился в раздумья.
– Что с тобой? – спросила она. – Ты и у ручья был какой-то странный…
– Я думаю об этих монетах, которые обнаружил твой отец, – ответил Симон так тихо, чтобы остальные их не услышали. – Кажется, я такие уже видел. Эти купцы из Вероны заплатили мне похожими монетами.
Он поделился с ней своими предположениями. Магдалена напряженно слушала.
– По-твоему, эти монеты фальшивые? – спросила она наконец. – И при этом все одной чеканки?
– Не то чтобы фальшивые, но слишком легкие. И все они очень новые. Монеты, найденные у девушки, тоже были новыми, и, как мне кажется, чеканка у них та же самая… – Симон потер нос. – Но, чтобы увериться, мне нужно взглянуть на них еще раз и хоть разок подержать в руке.
– Уверена, это будет несложно. Дайблер оставил их у себя. Не думаю, что он их просто присвоит.
Магдалена взглянула на Дайблера: тот разговаривал с рыжим палачом из Меммингена и громко смеялся. Она улыбнулась.
– А вообще, он кажется не таким уж и ужасным. Во всяком случае, для палача… – Женщина взяла кружку и чокнулась с мужем. – Черт возьми, давай просто получать удовольствие от поездки. Может быть, другие претенденты на Барбару не такие ужасные, как этот… – Она сделала большой глоток и вытерла пену с губ. – Что ж, по крайней мере, пиво в Мюнхене недурное.
* * *
Через несколько часов по переулкам Ау брели двое заметно подвыпивших малых. Они слегка покачивались, и время от времени им приходилось хвататься друг за друга. Из темных подворотен за ними наблюдали нищие, грабители и прочие мерзавцы. Обычно пьяные вроде них становились легкой добычей для ворья, которого в Ау хватало с избытком. Но этих двоих никто не трогал.
Причина, скорее всего, крылась в том, что один из них был мюнхенским палачом, а второй выглядел весьма внушительно и грозно.
Грабители крестились и с молитвой на устах бежали прочь. Все-таки не исключено, что им однажды придется положиться на добрую волю палача – или на его твердую руку в случае казни.
Пьяные остановились у ручья, и гигант окунул голову в воду. Потом встряхнулся, как мокрая дворняга.
– Бр-р! Теперь хоть немного лучше, – пробормотал Якоб Куизль. – Думаю, последняя кружка была все-таки лишней.
– Черт, молись, чтобы эта ночная прогулка не прошла даром, – прорычал Дайблер. – Зачем я только согласился на эту вылазку… Ты хоть представляешь, сколько у меня дел перед завтрашней встречей? Да и добрая моя Вальбурга наверняка уже беспокоится…
– Твоя Вальбурга беспокоилась бы куда больше, если б знала, что ее муж еще час назад валялся под столом мертвецки пьяный, – ухмыльнулся в ответ Куизль. – Радуйся, что я вытащил тебя из этой дыры.
– Может, ты и прав. Пьянство, черт его дери! – Дайблер тоже сунул голову в ледяную воду. Поднявшись, он громко рассмеялся. – Ты приехать не успел, а уже суешь нос не в свои дела… Выходит, правду про тебя говорят, и не только среди палачей. Ты и этот мелкий лекарь, вы прямо как две ищейки.
– Ну, Симон скорее уж так, собачонка, – подмигнул ему Куизль. – Ну, пойдем! Я до рассвета хочу лечь спать.
Он зашагал дальше, и Дайблер, по-прежнему слегка покачиваясь, двинулся за ним. Полночи Куизль пьянствовал с другими палачами, в особенности с Филиппом Тойбером из Регенсбурга, с которым до сих пор поддерживал крепкую дружбу. Хотя пил уже не так много, как несколько лет назад, – он дал обещание дочерям. Но сегодняшняя встреча стала исключением, тем более что мюнхенское пиво и вправду было чертовски вкусным.
Тем не менее целиком отдаться веселью не получалось. Одна мысль не давала ему покоя с той самой минуты, когда Якоб снял с мельницы мертвую девушку. Ему нужно было проверить ее, хотя бы для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. А любопытство и раньше было для Куизля лучшим другом, нежели выпивка. Поэтому он попросил Дайблера проводить его к дому судебного надзирателя.
В одном из проулков стоял домик, по виду более массивный, чем остальные халупы. Мюнхенский палач уже рассказывал, что в Ау не было собственной тюрьмы. Поэтому судебный надзиратель частенько держал подозреваемых в подвале собственного дома, вплоть до разбирательства. А если мест не хватало – то и в жилой комнате.