Путч, однако…
Тем не менее – и нет – Кравчук тоже не сказал. Пока россияне защищали Белый дом – в Киеве создали особую комиссию по чрезвычайному положению, которую возглавил… Евгений Кириллович Марчук, будущий премьер – министр и кандидат в президенты Украины. Эта комиссия была создана на бумаге, но, ни разу не собралась и не приступила к работе. Национальные демократы призвали к общенациональной политической забастовке – но забастовка тоже не состоялась. Обратились к Кравчуку с требованием публично осудить ГКЧП – он не осудил. Единственный, кто в те дни в Киеве не выжидал, чем все закончился – были радикалы из УНА-УНСО, которые 19 августа небольшой группой ушли в лес, чтобы готовиться к вооруженному сопротивлению. Через два дня – из леса они вышли.
Кравчук публично осудил ГКЧП только 21 августа, когда все стало понятно. А двадцать четвертого – Верховная Рада собралась на внеочередную сессию, и именно в этот день, в единственный, когда коммунистическое большинство в Раде было деморализовано событиями в Москве (под Радой конечно же бушевал многотысячный митинг под желто-синими флагами) – именно в тот день был поставлен на голосование и проголосован вопрос о государственном суверенитете Украины. Кравчук по своей привычке предложил перенести вопрос на следующее заседание, все обдумать – тогда один из депутатов – нацдемов, в тот день плотно контролировавших трибуну, наклонился к Кравчуку и прошептал: ставь на голосование, а то задушу…
Поставили. Проголосовали. 346 – за 1 – против. С площади – в зал занесли большой, желто-синий флаг. Все – с этого момента государственность Украины фактически состоялась. События в Беловежской пуще – стали всего лишь подписанием свидетельства о смерти. Союз нерушимый – разрушился до этого…
Однако, нельзя сказать, что на том этапе не было проблем – были и еще какие.
Уже 26 августа пресс-секретарь Бориса Ельцина заявил, что Россия оставляет за собой право поставить вопрос о границе. После резкой реакции Киева заявление было дезавуировано, но при этом уже 28 августа 1991 года в Киеве приземляется самолет с правительственной делегацией: вице-президент Руцкой, депутат Анатолий Собчак и другие. В аэропорту их встречает агрессивная толпа с антироссийскими лозунгами, такая же толпа, в основном РУХовцы – у стен Рады. Делегация уезжает ни с чем, по сути – это был холодный душ после ликующей Москвы, показавший что у Киева – уже свои победы и свои победители.
* * *
from-ua.com
Вячеслав ПИХОВШЕК Журналист, политический аналитик, в 1988-1990 – активист Украинского студенческого союза, с 1991 – основатель и директор Украинского независимого центра политических исследований
Украина в 1991 году «выбарывала» независимость в два этапа. Второй этап известен всем – это референдум 1991 года, где большинство жителей, прописанных на территории Украины (поскольку гражданства Украины на тот момент еще не существовало), проголосовало за независимость Украины. А вот первый этап был довольно-таки интересен. И я думаю, что мы должны сделать многое, чтобы избежать мифологем по этому поводу. Мифологема национал-демократов говорит о том, что боролись за эту независимость некие широкие общественные круги вокруг Союза писателей Украины. Это в лучшем случае даже не половина, а четверть правды. На самом деле состоялся сговор партийной номенклатуры ЦК Компартии Украины и бывших диссидентов. И предметом этого сговора было следующее: Компартия Украины уходит ввиду непредсказуемости событий, происходящих в Москве – непредсказуемости движений Горбачева, непредсказуемости движений людей, которые потом составили ГКЧП, и, в общем-то, непредсказуемости Бориса Ельцина, Национал-демократы согласились с непреследованием Компартии и с возможностью оставления действовавших на тот момент коммунистов во власти. Собственно говоря, так и случилось.
И так – Украина приближалась к своим судьбоносным событиям – выборам и референдуму декабря 1991 года и событиям в Беловежской пуще, где именно Украине предстояло сыграть решающую роль.
* * *
Украина. Декабрь 1991 года. Референдум и Беловежская пуща.
* * *
Осень 1991 года. Осень развала великой страны.
Эта осень, ее события – до сих пор частично не изучены, частично подменены мифами. Кому-то больно, кто-то не хочет обнаруживать собственные далеко не идеальные поступки того времени. Конечно, проще все свалить на Горбачева и на Ельцина.
Но в этой книге – я попробую, пусть тема этой книги и другая, все-таки дать картину того, что происходило осенью 1991 года в умирающей стране…
Слово имеет Л.М. Кравчук (книга «имеем то, что имеем»)
Но и после краха ГКЧП Союз все еще имел шанс на спасение.
Горбачев, немного успокоившись после форосских треволнений, вновь обрел решительность. Только сохранение Союза (в любом виде) давало ему шанс остаться в большой политике. Ценой невероятных усилий Михаилу Сергеевичу удалось уговорить практически всех руководителей республик, принимавших участие в «ново-огаревском процессе», собраться еще раз. На декабрь президент запланировал парафирование нового союзного договора. Единственной республикой, отказавшейся от обсуждения дальнейшей судьбы СССР, оказалась Украина. Я заранее предупредил Горбачева, что не стану участвовать в этом процессе, поскольку республика готовится к более важному событию – всеукраинскому референдуму. Но Горбачев не оставлял попыток вынудить украинское руководство изменить точку зрения.
23 октября 1991 г. к депутатам Верховной Рады обратились со специальным посланием президент СССР и восемь руководителей союзных республик. Горбачев, Ельцин, Назарбаев, Шушкевич и прочие авторы письма призывали Украину присоединиться к новому союзному договору, подчеркивая, что Союза без нашей республики они себе не представляют. Обращение стало предметом обсуждения на президиуме Верховной Рады. Наше решение было однозначным: пока не состоится всеукраинский референдум, никаких соглашений Украина подписывать не будет. В средствах массовой информации украинское руководство изложило свою позицию: мы готовы к диалогу с независимыми республиками, но нам не о чем договариваться с центром, который уже никого не представляет. К тому же наша страна не собирается ограничивать свою внешнеполитическую деятельность сотрудничеством только с новыми суверенными государствами. Еще я отметил: если на референдуме народ поддержит независимость, необходимость подписания нового союзного договора для Украины отпадет.
Позиция Украины очень не понравилась Горбачеву. Тем более что она фактически сорвала запланированный процесс. После отказа нашей страны руководители республик тоже не спешили парафировать союзное соглашение (на последнюю «союзную» встречу Украина делегировала Ивана Плюща и Константина Масика, имевших статус наблюдателей), но согласились хотя бы отдать текст договора на «откуп» республиканским парламентам.
Президент страны (которой на тот момент уже фактически не существовало) все еще надеялся, что ему по силам собрать всех вместе. А поскольку Украина оказалась самой строптивой, то именно ее он начал методически «обрабатывать». Периодически звонил мне по телефону и упрямо убеждал: ваша страна без Союза неминуемо погибнет. Постоянно твердил, что Украине не под силу построить собственную экономику, ведь окончательный развал бывшего СССР обязательно приведет к разрыву экономических связей. Были у него и другие аргументы: «Что вы будете с ядерным оружием делать? Кнопка ведь все равно в Москве!» Но особенно «давил» Михаил Сергеевич на то, что народ Украины будто бы страстно желает остаться в федерации братских народов: «Не делайте глупостей, Леонид Макарович! Ваш референдум обязательно провалится – ведь в марте 70 % проголосовали за Союз. Я настроения в Украине знаю…» Последнюю фразу он повторял постоянно. Кроме того, Горбачев интенсивно «обрабатывал» общественное мнение, постоянно подчеркивая, что Украина обязательно войдет в новый Союз: «Украина непременно будет участвовать. Я не представляю себе Союзного договора без Украины…» Обращаясь к руководителям других республик, он призывал: «Вытащим Украину, найдем необходимые средства…» В конце ноября, в телефонном разговоре с Джорджем Бушем, Горбачев решительно заявил, что провозглашение независимости Украиной не означает ее выхода из Союза. И уверил, что «мятежная» республика неминуемо присоединится к новому Союзному соглашению. 3 декабря он повторил этот тезис во время телефонного разговора с Гельмутом Колем. Хотя тогда уже были оглашены исторические итоги всеукраинского референдума
* * *
Теперь я имел полное право действовать по плану, обсужденному с Ельциным и Шушкевичем еще, кажется, в ноябре. Борис Николаевич долго надеялся на подписание нового союзного соглашения на конфедеративных принципах, но очень хорошо понимал, что без Украины никакого договора не будет. Поэтому позиция нашей республики (отказавшейся обсуждать какие-либо вопросы, связанные с будущим Союзом, до проведения декабрьского референдума) его откровенно беспокоила. Он не скрывал свою озабоченность и неоднократно подчеркивал: решение России о вхождении в Союз во многом будет зависеть от решения Украины.
По его словам, Горбачев выразил готовность учесть замечания нашей республики к тексту договора, но сначала под этим текстом должна появиться моя подпись. Такой вариант казался мне обыкновенной ловушкой. И к тому же я не верил, что Горбачев (после августовских событий практически потерявший реальное политическое влияние) способен выступить в роли интегратора. Тем более что процессы распада внутри практически несуществующего СССР приобретали неконтролируемый характер. И мне, и Ельцину было хорошо известно о переговорах по поводу возможности создания, так называемого тюркского союза. Руководители среднеазиатских республик (не афишируя этого факта) уже вели соответствующие консультации.
В то же время и я, и Ельцин хорошо понимали: Горбачев был прав, утверждая, что полная дезинтеграция Союза может уничтожить национальные экономики. Народное хозяйство СССР существовало по пресловутому принципу рационального расположения продуктивных сил. Ни одна республика не имела замкнутого производственного цикла в какой-либо сфере. Предприятия на территориях новых суверенных стран были объединены друг с другом многочисленными и сложными связями, формировавшимися десятилетиями. Мы понимали: идею об экономическом сотрудничестве следует поддержать. Поэтому, решительно отказываясь от парафирования нового Союзного договора, Украина все же присоединилась к соглашению об экономическом содружестве: по моему поручению глава украинского правительства Витольд Фокин подписал соответствующий документ. После продолжительных переговоров мы с Ельциным и Шушкевичем пришли к выводу, что СССР обречен и его необходимо заменить временной надгосударственной структурой. Подобная уния, по нашему мнению, позволила бы бывшим советским республикам не так мучительно пережить процесс формирования собственных властных институтов и создания самостоятельных национальных экономик. Участие центра в этом процессе нам казалось неуместным – Горбачев уже (с учетом последних политических событий) не представлял никого, кроме самого себя.
* * *
Меня нередко спрашивают, почему Ельцин (человек, известный своими проимперскими взглядами) все же сыграл столь значительную роль в развале советской империи. Я не вижу здесь противоречий. Во-первых, все мы понимали, что Союз непременно погибнет. Говорить можно было только о сроках и последствиях. Процесс развала шел уже давно, а конец мог оказаться, без преувеличения, жутким. Естественно, каждый руководитель мечтал, чтобы возглавляемая им республика вышла из этого геополитического переплета с минимальными потерями. И Ельцин не был исключением. К тому же он, как по мне, надеялся, что новое образование станет тем универсальным рычагом, с помощью которого он будет контролировать остальные республики. Несомненно, Ельцин рассчитывал, что Москва и в дальнейшем будет доминировать на одной шестой земного шара. И никогда этого не скрывал. Где бы мы впоследствии ни встречались на многочисленных мероприятиях под эгидой СНГ, он всюду чувствовал себя полновластным хозяином. Складывалось впечатление, что Борис Николаевич не допускает и мысли о хотя бы формальном равенстве стран, входящих в состав Содружества. Ельцин всегда стремился к этому – доминировать, влиять, контролировать. Но он вовсе не хотел, чтобы у него болела голова по поводу многочисленных проблем каждой отдельной республики. Поэтому в развале федерации, в повышении самостоятельности новых суверенных образований он был, безусловно, заинтересован. Тем более что это укрепляло его личную власть и ослабляло власть Горбачева. Поэтому у Ельцина был дополнительный повод подписать Союзный договор. Он понимал, что получил уникальный шанс переиграть президента СССР в борьбе за власть. Но для этого ему требовалась поддержка Украины.
У меня, как у новоизбранного Президента Украины, были свои соображения, которые, естественно, не совпадали с соображениями президента России. Если Ельцин рассчитывал с помощью будущего Содружества контролировать остальные республики, то я, наоборот, считал, что новое образование поможет Украине избавиться от контроля со стороны Москвы. Накануне провозглашения независимости я заявил, что эффективнее всего предотвратить новые перевороты сможет только построение собственного государства.
* * *
01 декабря 1991 года – на Украине прошел референдум о независимости, совмещенный с всенародными выборами первого президента Украины.
Еще до него произошли некоторые события, которые выглядят малозначительными – но при рассмотрении ситуации с расстояния заставляют задуматься.
В конце сентября 1991 года Госкомитет Украинской ССР по печати издает приказ № 102, в котором констатируется факт срыва Россией поставок типографской бумаги на Украину, при том что центральные издания, в том числе и те что печатаются на Украине – снабжаются бумагой исправно. Этот приказ преследовал сразу две цели. Первая – неявно, но обвинял Россию в попытке срыва референдума 02 декабря. И второй – констатировал факт дефицита бумаги (что было ложью) и ставил все печатные издания в зависимость от распределявшего бумагу Госкомитета. То есть тот, кто попытается публиковать что-то, противоречащее позиции правительства и Верховного совета Украины – будет лишен бумаги и закрыт.
11 октября 1991 года Верховный совет УССР принял закон № 1649-12, содержащий дополнение к ст.62 УК УССР (антисоветская агитация и пропаганда) по которой было осуждено немало диссидентов. Теперь эта статья предусматривала уголовную ответственность за антиукраинскую агитацию и пропаганду.
«Стаття 62. Заклики до насильницьких повалення чи зміни державного і суспільного ладу, а так само заклики чи інші дії, спрямовані на порушення територіальної цілісності України
Публічні заклики до насильницьких повалення чи зміни державного і суспільного ладу, а так само заклики та інші дії, спрямовані на порушення територіальної цілісності України, або розповсюдження з цією метою матеріалів з закликами до таких дій, – караються позбавленням волі на строк до трьох років або штрафом у розмірі до десяти тисяч карбованців.
Ті ж дії, вчинені повторно або організованою групою осіб, – караються позбавленням волі на строк до семи років або штрафом у розмірі до двадцяти тисяч карбованців.
Дії, передбачені частинами 1 і 2 цієї статті, вчинені за завданням іноземних організацій або їх представників, – караються позбавленням волі на строк до десяти років з конфіскацією майна або без такої».
Как видим, проблема территориальной целостности волновала Украину уже тогда.
11 октября 1991 года – произошел пожар на Чернобыльской АЭС – причины его не выяснены. Не надо говорить, насколько это болезненная для украинцев тема. А уже во второй половине октября – поползли упорные слухи о том, что в Москве обсуждается возможность ядерного удара (!!!) по Украине. Причиной их стала провокационная публикация в газете Московские Новости от 29 октября о том, что подобное обсуждалось в Белом Доме – статью опровергли, но в опровержение никто не поверил. В СССР, особенно в СССР 1991 года – слухи были основным источником информации. Ситуация была настолько серьезной, что вице-премьер Украины К. Масик был вынужден выступить в печати со своим опровержением этой информации.