– Смотри, – сказала она, – осталось совсем немного.
– Поспешим, – сказал я.
– Когда мы попадем туда, я прощу тебя, обещаю, – сказала она.
И мы рука об руку побежали вниз, к длинному веревочному мосту, ведущему через ущелье, к Раю.
Меня разбудил яркий свет. Утренний, сначала показалось мне, но, протерев глаза, я увидел, что в зарослях пылает множество факелов. Я слышал шепот и постепенно начал понимать, откуда он исходит. Едва я шевельнулся, мне в спину уперлось ружейное дуло.
На прогалине посреди зарослей я разглядел Каллу с кляпом во рту, со скрученными за спиной руками и с веревкой на шее. Двое солдат тащили его прочь.
– Встать! – приказали сзади. Когда я поднялся, приказали заложить руки за голову. Подталкивая дулом в спину, солдат повел меня вслед за факелами двоих, уводивших Каллу.
Мы полчаса спотыкались в темноте, пока добрались до лагеря. Он был ярко освещен укрепленными на каждом дереве факелами. Создатель грел руки, протянув их к высокому пламени костра. Рядом с ним стояла стальная клетка с живым демоном. Тварь шипела и взлаивала, звеня рогами о решетку. У большого шатра стояла механическая повозка. Добрая сотня солдат бродили по лагерю, и еще пятьдесят стояли на часах по периметру, держа наготове огнеметы.
Меня подвели к Создателю, и он со вздохом сказал:
– Клэй, ты просто живое воплощение несбывшихся надежд. Мысль о тебе разрывает мне сердце. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Убейте меня, – попросил я.
– Извини, – сказал он, кутаясь в плащ и вздрагивая. – Эта провинция беспросветна, как и твое будущее, физиономист первого класса. Ты отправишься в Город и предстанешь перед судом. Постарайся запечатлеть в памяти этот мороз – тебе будет приятно вспомнить его в жарких серных копях.
Потом мне пришлось смотреть, как он спустил Грету Сикес на связанного Каллу. Солдаты сбились в круг и азартно хохотали, глядя, как великан отбивается ногами от ловкой волчицы. Она вырвала по куску мяса из его обеих ног прежде, чем он упал и оборотень встал лапами ему на грудь. Металл заклепок ярко блестел, пока она, прогрызая кожу и кости, добиралась до сердца. Каждый раз, когда я пытался закрыть глаза, Создатель бил меня по лицу, заставляя смотреть. Кляп не давал Каллу кричать, так что я кричал за него. Создатель весело подхватывал вырывавшиеся из меня крики.
Он посадил меня рядом с собой в механическую повозку. Мы уже выбрались из леса и двигались через пепелище Анамасобии, когда взошло солнце. Солдаты, сменяя шаг перебежками, чтобы не отстать, сопровождали экипаж. Позади катилась телега, на которой стояло не менее трех клеток.
– Жаль, что ты провалил дело, Клэй. Неприятно, что пришлось прикончить городишко. Теперь придется нанимать новых шахтеров для работы в Гронусе. Я сообщу суду, что повышением платы за отопление Город обязан только тебе.
Я молчал.
– Смотри, – продолжал он, управляя повозкой одной рукой. Другой он пошарил у себя под плащом и вытащил белый плод. На нем были ясно видны два надкуса, но в остальном плод был в полной сохранности. Я сразу ощутил сладкое благоухание.
– Откуда? – спросил я, боясь услышать ответ.
– Мы перехватили их еще в городе, – ответил он.
– Девицу, младенца и бурого парнишку.
– Они живы? – спросил я.
– О, я оставил себе всех троих, – сказал Создатель. – Девушка на вес золота, после того что ты сделал с ее лицом. Одного взгляда на него хватило, чтобы прикончить десятерых, прежде чем подкреплению удалось набросить ей на голову мешок. Странник, как его, кажется, называют, сдался сам, когда увидел, что девушка у нас. Его, думаю, можно показывать на ярмарках и брать с желающих полюбоваться по два белоу.
– Что вы собираетесь делать с плодом? – спросил я.
– Прежде всего исследовать, а если он окажется не ядовит и обнаружил признаки выдающихся качеств, которые ему приписывали, – съесть, а семена посадить. – Он убрал плод за пазуху и вытащил портсигар. – Бери, – сказал он, и я взял.
Нажав кнопку на панели управления, он откинул стеклянную крышу, и дым наших сигарет относило назад холодным свежим ветром провинции. Некоторое время мы молчали: Создатель насвистывал, а я думал, что ждет меня на серных копях. Потом он вдруг откинул полу плаща и вытащил папку с бумагами.
– Маленький подарок, Клэй, – сказал он. – Скажем, на прощанье.
Он подал мне папку.
– Что это? – спросил я.
– Это писалось для тебя, однако надеюсь, ты не будешь в претензии, что я заглянул туда. Хохотал до слез, – заметил он с улыбкой.
Я вытянул первый лист и увидел красивый, летящий почерк Арлы.
«Дорогой физиономист Клэй», – начиналось послание. Я быстро разобрался, что девушка прилежно записывала все, что удавалось ей вспомнить из рассказов деда об экспедиции. Записи были озаглавлены «Отрывки из Невероятного путешествия в Земной Рай».
Суд надо мной продолжался неделю, в деле участвовали тринадцать физиономистов. Среди них были мои ученики и коллеги, но каждый с готовностью заверял публику, что пребывание в провинции каким-то образом заразило меня скверной. Все они ссылались изменения в чертах моего лица, являвших теперь картину зла, а это, разумеется, доказывало, что моя личность подверглась непоправимым искажениям. Толпа на улицах Отличного Города требовала моей крови.
Я был приговорен к казни через вдувание под череп того инертного газа, открытого Создателем, от чего голова лопалась, как перезрелая виноградина. Драктон Белоу остановил казнь в последний момент и смягчил приговор, заменив казнь ссылкой в серные копи на острове Доралис, у южных границ страны.
14
Я прибыл на Доралис в середине ночи, с пустотой в голове и в сердце. С точки зрения государственных органов я уже был мертв. Страдания в копях считались простой формальностью, долженствовавшей тянуться своим чередом сквозь сонную бюрократию пытки. В ту ночь не видно было ни луны, ни звезд, и я не мог разглядеть острова.
Море, раскачивающее маленький паром, уносивший меня под охраной четверых конвоиров к новому дому, было неласковым. Мои стражи весело обсуждали, сколько месяцев потребуется, чтобы я изжарился, как ломтик мяса, и начал обугливаться, и какие части тела первыми превратятся в соленую пыль, уносимую ветром.
Мы вошли в маленькую скалистую гавань, тускло освещенную немногими факелами. Комитет по встрече запаздывал – не было видно ни единого солдата. Конвоиры помогли мне перебраться на причал и выбросили туда же тощий мешок с пожитками. Я остался стоять в наручниках.
– Кто-нибудь скоро придет, – сказал кто-то из охраны, отталкивая паром от причала. – Надеюсь, тебе придется по вкусу запах дерьма.
– На вид он из любителей, – заметил другой, и они медленно отплыли в темноту, пересмеиваясь и махая руками на прощанье. Я стоял на уступе, вырубленном в известняковой скале. С моря дул ветер, и я глубоко вдохнул, стараясь уловить хоть одну молекулу райского плода. Как я и опасался, надежды не было.
В Отличном Городе, ожидая суда, я исчерпал запасы жалости к себе, плача и обсуждая сам с собой, как несправедливо со мной обошлись. Разумеется, только из-за несправедливости жизни я стал невеждой, губящем в своем неведении других. Теперь меня выбросило берег ада, и во мне не осталось ни капли воли. «Живое мясо», как случалось мне шутить в другой.
Прошло уже десять минут, а никто так и не пришел отвести меня в мою тюрьму. Я позабавился немного мыслью о побеге, хотя и понимал, что бежать некуда. Воды вокруг острова – как любезно сообщил мне один из конвоиров – кишели акулами и кракенами, а пустынным берегом Доралиса владели стаи диких собак. И то и другое казалось привлекательнее копей, но, потеряв себя, я исполнился фатализма, отрицавшего всякое действие, включая самоубийство.
В эту минуту я услышал шаги, поднял глаза и увидел человека с седыми волосами до плеч, в военной форме с медалями и нашивками. Когда он подошел ближе, первым моим движением было применить к нему физиогномику. Я удержался из принципа и просто взглянул в морщинистое лицо с мешками под глазами и носом старого пьяницы. Хотя в левой руке его была обнаженная сабля, человек вовсе не казался грозным. Была в нем какая-то усталость.
Подойдя, он улыбнулся и протянул мне руку, но заметил наручники и упрекнул себя: «Как глупо». Вложив саблю в ножны, он попросил меня повернуться спиной. Я повиновался, и он стал возиться у меня за спиной.
– И так сойдет, – проворчал он, засовывая в карман ключ и наручники.
По тому, как он говорил, мне показалось, что он не станет возражать, если я обернусь. Когда я оказался к нему лицом, он протянул руку, и мы обменялись рукопожатием.
– Капрал Мастер, – представился он. – Я – капрал ночной вахты.
Я кивнул.
– Вы – Клэй, – сказал он. – Думаю, вы уже поняли, какая чушь ваша физиогномика. – Он ждал ответа, но я молчал. – Добро пожаловать на Доралис, – продолжил он с усталым смешком. – Идите за мной.
Он взмахнул клинком, и я пошел за ним от пристани. Песчаная тропка привела нас в рощу кривых сосенок, напомнивших мне о Запределье.
– Простите за саблю, – заметил капрал через плечо, – но время от времени какой-нибудь одуревший дикий пес пытается добраться до меня, пользуясь темнотой. Не тревожьтесь – я умею управляться с ними. Да и в это время года они больше держатся на дальнем конце острова.
Тропа вышла из рощи и потянулась изгибами, обходя лабиринт дюн. За дюнами открылся белый песчаный берег моря. Около мили мы шагали по прибрежной полоске, а потом снова свернули в дюны, среди которых стояла большая старая гостиница.
– Дом Харро, – указал на нее капрал.
Я стоял рядом с ним, разглядывая пышный обветшалый фасад.
– Знаете выражение: «Задница Харро»? – усмехнулся капрал. Я кивнул.
– Тот самый Харро и выстроил этот дом, – сказал он. – Никогда не понимал, что значит эта поговорка. Как бы там ни было, он построил эту гостиницу много лет назад в надежде, что остров окажется привлекателен для отдыхающих из Города. Но приезжих не было, и в один прекрасный день Харро уплыл в море и там утонул. Или попал кому-то в брюхо, кто знает?
– Это тюрьма? – спросил я. Капрал указал на свою голову:
– Вот где тюрьма.
– Я должен здесь жить? – уточнил я.
– Да. Ручаюсь, вы ожидали худшего, – заметил он, – К сожалению, на данный момент вы единственный заключенный. Утром, до восхода – ваш приговор запрещает видеть солнце – мой брат, капрал дневной вахты, вытащит вас из постели и поволочет в копи, где вы будете работать до заката. Понятно?
Я кивнул.
– Вы познакомитесь с Молчальником. Он хозяйничает в гостинице. На дальней веранде неплохой бар, он с удовольствием изображает бармена, – сказал капрал.
– Спасибо, – сказал я.
– Запомните одно, Клэй, Мой брат не такой приятный человек, как я. Ночная вахта – это сон. Дневная – смерть. – Он улыбнулся и махнул мне рукой, скрываясь среди дюн.
Я нашарил дорогу через темную гостиницу, вверх по лестнице, где должны были располагаться жилые комнаты. На втором этаже оказался длинный коридор со множеством выходивших в него дверей. Одна из дверей оказалась приоткрыта, и из нее лился неяркий свет.
Это был номер 7. Войдя, я увидел, что комната недавно прибрана. Белоснежное постельное белье и свежие шторы. На полированном деревянном полу – ни песчинки. Свет шел от газовой лампы, яркость которой регулировалась особой рукояткой.
Кровать, тумбочка, туалетный столик и просторный шкаф. За шкафом устроена маленькая ванная, отгороженная вместо двери раздвижной занавеской. Над раковиной висело зеркало, слишком большое, на мой вкус, зато стены были выкрашены спокойной краской цвета морской волны. Я лег на кровать и стянул сапоги.
Оба окна были приоткрыты, и белые шторы раскачивались на ветру. До меня доносился шум и запах океана. Соленый воздух вошел в меня и налил тело свинцом. Глаза закрылись, и я еще пару секунд думал о будущем.
В ту же минуту, как мне показалось, на мою спину обрушилась палка. Кто-то пнул меня в зад. Чьи-то руки скинули меня на жесткий пол. Было совсем темно, и за окном слышались птичьи крики.
– Раздеться до исподнего! – проревел злобный нос. – Две минуты на сборы!
Я был еще в полусне, и тело ломило от полученных ударов, однако поднялся, снял верхнюю одежду и последовал за пришельцем. На нижней ступени я споткнулся и навалился на спину своему мучителю. Развернувшись, тот оттолкнул меня и ударил палкой.
– Держись на ногах, дерьмо, – проскрежетал он.
Выходя, он хлопнул дверью мне в лицо. Я вышел и встал перед ним на тропе, уходящей в дюны. Ежась в промозглой предутренней темноте, я прищурился и разглядел лицо капрала дневной вахты. Если бы не чернота длинных волос, я бы не отличил его от капрала ночной вахты. На нем был тот же мундир с нашивками и медалями, но лицо передергивала судорога ярости и страха.
– На землю! – приказал он. Я повиновался.
– Нарисуй на песке круг.
Я нарисовал.
Он ударил меня палкой:
– Побольше!
Я нарисовал круг побольше. Он присел на корточки протянул мне на ладони пару игральных костей. Кубики были красными, с белыми точками. Капрал зажал кости в кулаке и поднес ко рту, чтобы подуть них, затем встряхнул кулак и выбросил кости в нарисованный мною круг. В темноте блеснули три и четыре точки.
– Семь фунтов, – сказал он, сгребая кости в ладонь и поднимаясь.
Я поднялся тоже.
– Сегодня нарубишь семь фунтов, – пояснил он. Я кивнул.
– Вперед, и руки за голову! – крикнул он, зайдя мне за спину. Я исполнил приказ и тут же почувствовал, что в спину уперлось острие сабли.
Мы пошли по новой тропе между дюн, и, пройдя полмили по сыпучему песку, искусанный москитами, добравшимися до моих голых рук и ног, я увидел копи. Больной желтый свет сочился из-под опалубки входа в шахту, освещая поднимавшийся пар. Я закашлялся. Запах был мерзостный.
– Дыши глубже! – заорал капрал Маттер дневной вахты. – Через неделю ты сам станешь этой вонью. – Он помолчал. – Получишь кирку и заступ. И мешок – поднимать серу наверх. Еще флягу воды и три подмоченных кремата.
Он отошел в тень, но тут же вернулся с названными предметами.
Я взвалил кирку и лопату на плечо, а бечевку фляги и коричневый сверток с едой зажал в другой руке, чтобы показать капралу, что понял его.
– Вот что должны помнить мои заключенные, – проговорил тот, расхаживая передо мной.
Я гадал, в самом ли деле капралы – близнецы, или это один и тот же человек, только меняющий парик. Такое сходство выводило из равновесия.
– Первое правило! ~ прокричал он. – Каждый сам копает себе яму. Ты должен найти нетронутый участок и начинать собственный тоннель. Проработав шесть месяцев, высечешь над входом свое имя. Твои останки, сколько бы их ни было, будут погребены в этом туннеле. Понял? Я кивнул.
– Правило второе: шахта – это башка, – сказал и вдруг поднял палку и ударил меня по плечу. – Повторить! – выкрикнул он. – Повторить!
– Шахта это башка, – почти прошептал я.
– Еще раз!!! – заорал он, и я повторил. Потом он подступил ко мне вплотную, дыша мне в лицо перегаром.
– Шахта – это моя башка, – сказал он. – Ты работаешь у меня в голове, копаешься в моих мозгах, и я вижу тебя каждую минуту. Пока ты копаешься в моем мозгу, он убивает тебя. Копай хорошенько. Ты у меня узнаешь, что такое война.
Я снова кивнул и ждал очередного приказа. Он набросился на меня, размахивая палкой и вытаскивая из ножен саблю.
– За работу, болван! – ревел он. – Семь фунтов, или я накормлю тобой кракена в лагуне.
Я повернулся и побежал впереди него, но ему удалось еще раз-другой достать меня палкой. Я нырнул в желтый смрад, волоча кирку и лопату, гнилую воду и крематы. Мне казалось, что запах серы свалит меня с ног, но, угадав, что капрал остался позади, я остановился, скрючившись в желтом дыму, и дождался, пока знание и зрение прояснились. «Семь фунтов серы? – думал я. – Что такое семь фунтов серы?»
15
Стены вокруг меня светились янтарным светом: сера была смешана с каким-то светящимся веществом. В неверном сиянии я разглядел в десяти шагах перед собой деревянный мостик, перекинутый через расщелину ко входу в тоннель. Поудобнее приладив на плече орудия труда, я пошел к нему. Мостик раскачивался под ногами, но я перебрался на ту сторону, почти ожидая встретить там Гарланда.