Интересно, что уже закончили делать? Разумеется, сам павильон, но чего можно добиться, взорвав или подпалив его? Даже если подгадать время так, что его уже не успеют отремонтировать или заменить до прибытия важных гостей, это создаст некоторые неудобства, но всего лишь одной группе. Был еще алтарь, но его они вряд ли тронут. Даже если они ни во что не верили, в этом все равно не было никакого толку.
Кухни? Возможно. Отравить или испортить еду. Но это тоже было слишком мелко, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Опять же, если ему удастся нагадить одной или двум ячейкам, или даже только людям, это не принесет Кабару того, чего он хотел, — полного фиаско, которое затронуло бы подавляющее большинство из восьмидесяти с лишним рас, представленных здесь.
«Просто я недостаточно испорчен, — сказал он себе, раздражаясь из-за того, что ему ничего не приходит в голову. — Что стал бы делать я, если бы был на их месте?»
Единственным, что он смог выдумать, был внезапный и сильный холодный ветер и проливной дождь с градом, но это означало необходимость совершения диверсии в Центре Погодного Контроля Лорда Скуазоса, то есть в высшей степени высокотехнологичную операцию. Но к этому местная служба безопасности всегда 228 была готова и наверняка сумела бы предотвратить такое.
Нет, это было где-то здесь, что-то, сосредоточенное в этом месте, что-то, что совершенно ускользнуло от его внимания, что-то такое, обнаружив которое, он будет клясть себя за то, что это не пришло ему в голову раньше. Он только надеялся, что наткнется на это вовремя, чтобы успеть предотвратить катастрофу.
Это должно быть нечто, предназначенное специально для праздника, что-то такое, что не является обычной частью комплекса и поэтому не попадает под повседневное наблюдение сил безопасности Мастера Улья. Но что здесь может вызвать обширные разрушения, способные затронуть всю долину?
Он подошел к огромному костру и получил миску баланды. Пахла она даже несколько отвратительнее, чем выглядела, и показалась ему куда более мерзкой, чем он помнил. От дешевого эля он отказался: в него добавляли что-то такое, от чего дролы спали как убитые, просыпаясь на следующее утро свеженькими как огурчики. Вместо этого он взял воды. Она была теплой и слегка отдавала металлом, но по крайней мере делала баланду более или менее съедобной.
Сидя на земле и запихивая в себя еду, он продолжал оглядывать прибывающую толпу и раздумывал, кто же из этих людей замышляет каверзу, и что они могли задумать такого, чтобы испортить праздник не только людям, но и джулки, и тхионам, и еще семидесяти с лишком рас, у которых было настолько мало общего, что, сколь бы омерзительной эта баланда ни была, она казалась настоящим деликатесом по сравнению с тем, чем предпочитали питаться многие из них.
Что ж, если у Калии тоже хватило ума взять воду вместо эля, возможно, это удастся выяснить ей.
Эта мысль кольнула его — частично его беспокоило именно это. Гордость за ячейку, мужская гордость, личная гордость. В глубине души он знал, что почти боится, что она догадается первой.
Он сидел, запоминая тех, кто брал воду вместо эля. Это, по крайней мере, сузит круг подозреваемых. Эти парни не могли привезти с собой много оборудования, если вообще хоть что-то привезли, и им не обойтись без каких-то легенд, чтобы войти в один из известных кланов, а возможно, придется даже использовать гипноз, чтобы убедить кого-нибудь в том, что они тоже принадлежат к их клану. Что бы они ни делали, это должно быть сделано из подручных материалов, и почти обязательно — в ночное время.
Ладно, он еще некоторое время не будет ложиться и поглядит, не удастся ли что-нибудь выяснить, но он же не может бодрствовать все семь дней и при этом продолжать работать. Ночь была стихией тхионов — и коринфианцев, если они того хотели.
Дролы начали собираться в небольшие кланы, устраиваясь на ночь. Как бы они ни устали, отовсюду доносились характерные звуки, свидетельствовавшие о том, что дролы, не отличаясь особой стеснительностью, совокуплялись прямо на глазах у товарищей. Некоторые бродили вокруг, не успев подыскать себе никого, с кем захотели бы провести ночь.
— Эй! Коротышка вронски! Что такое? Мужик-вронски так запал на девку-пусаби?
Он поднял таза и увидел женщину, которая была в его группе, когда они летели сюда. Она была ширококостной, с большой грудью и крепким телом, и очень походила на его мать, какой та, наверное, была лет в пятнадцать. Правда, на самом деле он почти не помнил свою мать и никогда не знал точно, какая из женщин клана ею является: они все казались на одно лицо.
— А, ты та шлюха, которая пыталась подъехать ко мне еще на той посудине! Плетки захотела, девка-вронски?
Она зазывно повернулась к нему задом.
— О-о! Тебе это нравится, коротышка?
Он игриво шлепнул её хлыстом, и она рассмеялась.
Он не видел Калию. Почти все уже улеглись, и она, вероятно, тоже. «Какого дьявола, — подумал он. — Если я не воспользуюсь привилегией надсмотрщика, это покажется подозрительным».
— Давай, шлюха! Покажи старому вронски, как ты это делаешь!
Его разбудил солнечный свет и гомон группы, собирающейся на завтрак. Большая женщина все еще спала, почти вжавшись в него и слегка похрапывая.
Надсмотрщикам часто делали такие предложения — по вполне очевидным причинам. Возможно, теперь она по тем же самым причинам намертво прилипнет к нему. С другой стороны, она была забавной и умелой, возможно, даже более умелой, чем пообещала. К тому же это прибавляло правдоподобия маскировке. У нее был острый ум и склонность к юмору, что отчасти уравновешивало ее несколько неожиданный мазохизм.
За следующие несколько дней расследование почти не продвинулось, но жизнь с дролами начала брать с него дань. Погрузившись в нее впервые с тех пор, как был мальчишкой, он неожиданно обнаружил, что начал думать на наречии дролов, и в результате стал действовать скорее как один из них, чем как секретный агент. Легкость, с которой испарялся налет цивилизованного свободного человека, угнетала его, но это не мешало процессу продолжаться. У него болели все кости, он едва таскал ноги от усталости, натирал мозоли — и все зря.
Искушение пустить в ход Талант гипнота тоже было неимоверным, и он начал думать, что Калия, возможно, была более права, чем ему хотелось бы признать, говоря про гипнотов, не знающих, каково находиться на самом дне. В этом смысле подобный опыт стал для него настоящей школой.
У него даже появилось что-то вроде свиты. Девица, примкнувшая к нему в первый вечер, разумеется, больше не отходила от него, и ее товарки по клану не преминули присоединиться к ней, и хотя в глубине души Джозеф понимал, что таким повышенным вниманием к себе он обязан своим положением среди дролов, а не врожденному шарму и обаянию, это все же тешило его самолюбие. Гипноты обычно так или иначе получали то, чего хотели, и стать объектом подобного внимания безо всякого вмешательства со своей стороны было для него довольно непривычным.
Но дролов почти нельзя было использовать в качестве источника информации. Не заметили ли они кого-нибудь странного и незнакомого? Ну, все пусаби казались им странными и незнакомыми. Кроме них, они не видели никого, а обычно они работали в окрестностях павильона, помогая устанавливать трубы, расставляя кресла и все в том же роде, следуя очень четко начерченному плану. Время от времени старший водопроводчик или плотник — какой-нибудь вольный из замка, обычно не человек, — подходил проверить работу или что-нибудь поправить, каждый раз объясняя задачу надсмотрщикам в понятных терминах.
Он подозревал, что именно эти люди и представляли наибольшую угрозу. Они одни могли ходить от павильона к павильону и, соответственно, нанести наибольший вред, но планы казались ему правильными, а все эти люди были не только тщательно проверены в самом начале, но и постоянно проверялись гипнотами из службы безопасности.
Изредка он видел Калию, почти каждый раз с новым мужчиной-дролом, но она ни разу не обменялась с ним взглядом. Он уже начинал тревожиться, что она слишком уж вписалась в дрольскую жизнь, забыв о том, что находится на работе, но был слишком опытен, чтобы портить ее прикрытие только ради того, чтобы успокоить свою тревогу.
Тобруш продолжала время от времени сообщать ему о телепатической активности, продолжавшейся не только вокруг павильона, на котором работал Джозеф, но и в районе павильона ячейки Кварга, но не могла сказать ничего определенного. Робакук проводил все ночи на крыше павильона, незримый, но видящий все, в попытках заметить какие-либо следы ночного злодеяния. Пока что, однако, ему не удалось обнаружить ничего существенного.
Время уходило. Что-то планировалось, что-то затевалось, но что? Почему они не могли ничего найти, хоть какие-нибудь следы тайных действий?
Он остро ощущал, как стремительно утекает время. Если они не сумеют раскрыть этот план, если не смогут предугадать и предотвратить замысел противника, его снова заберут в этот замок и отдадут мерзкой машине, которая выжжет ту часть его мозга, которая давала ему силы гипнота, вместе с большей частью памяти. Потом его отправят обратно, на Вронски — даже не надсмотрщиком, а простым дролом, кем он и будет до тех пор, пока не сдохнет на работе.
Ответ был где-то у него под носом, он знал это. Он был у него перед глазами, но каким-то образом все время ускользал от него.
Черт бы побрал Лорда Кабара!
Игры и забавы
Когда до начала праздника оставалось всего два дня, Тобруш призвала на помощь тяжелую артиллерию. Лучшие телепаты, не пытаясь особенно спрятаться или скрыть свой Талант, начали прочесывать места предполагаемой активности диверсантов.
Ни одного телепата-человека хоть какой-либо силы им найти не удалось, но поскольку они пытались спугнуть злоумышленников или обнаружить кого-нибудь из не наделенных телепатическим даром членов команды Кабара, это не имело значения.
Джозеф был не единственным, кого удивляло, почему с самого начала к делу не привлекли телепатов-людей. Казалось куда более разумным дать ему в пару именно телепата, а не эмпатку, которая, похоже, за это время так сроднилась с дролами, что за последние два дня он вообще ни разу не видел ее.
Телепаты, бродившие в толпе, весь день ужасно пугали невежественных дролов своим нечеловеческим видом, вселяя в них суеверный ужас, но вечером вернулись ни с чем. Такой результат можно было предсказать: в окружении шести сотен перепуганных дролов, каждый из которых излучал страх и тревогу, никакой даже самый лучший телепат не смог бы уловить тех, кто нервничал или боялся по своим, особым причинам. Что ж, по крайней мере, когда от него потребуют рапорт, прежде чем отдать под Трибунал за провал миссии, он сможет сказать им в лицо, чтобы в следующий раз, когда им понадобятся результаты, они меньше прислушивались к чертовым компьютерам и больше — к главному агенту на месте, которому предстоит отвечать за исход дела.
Тобруш тоже считала, что их неудача обусловлена в основном наложенными на них ограничениями на персонал и неповоротливостью Имперской Разведки, а не их небрежным отношением к делу. Это, разумеется, никоим образом их не спасало.
Никто и никогда не накажет судью, приговорившего к смерти невинного. Когда ты находишься на самом верху и твой приговор оспорить не может никто, вину всегда можно с чистой совестью переложить на другого.
Они уже примирились со своей участью.
— Единственная надежда, которая у меня осталась, — сказала джулки, — это что здесь окажется один или несколько Скрытых Повелителей, что вполне вероятно, и что они призовут Мастера Улья, а возможно, и Лорда, к ответу.
Это немного приободрило его. Он был готов принять на себя ответственность, готов был даже умереть за провал порученной ему операции — если такова была цена за то, что он был свободным, — но его смерть будет иметь гораздо большее значение, если те, кто стоит выше него, тоже присоединятся к нему в Великой Тьме.
— Значит, ты думаешь, что им повезет не больше, чем нам?
Джулки, зашипев, проговорила:
— Да они не смогли бы обнаружить врага, будь он даже в полной форме и с флагом в руках! Поэтому-то они простые солдаты, а не свободные агенты. Самая огромная власть бесполезна, если у тебя мозги из камня. Если это так, ты — простой инструмент, не больше, чем хорошо оплачиваемый дрол, витающий в облаках.
— Сомневаюсь, чтобы сейчас даже самый лучший свободный агент-телепат смог что-нибудь сделать, — отозвался он хмуро. — Все, что должно было быть подготовлено, уже подготовлено, а агенты Кабара загипнотизированы быть обычными дролами, пока что-нибудь не даст им толчок, и они не начнут действовать.
— Пожалуй, им бы лучше иметь что-нибудь еще в запасе. Чтобы сократить расходы, Лорд Хозяин вполне может решить не тратиться на отправку всех этих дролов разных рас обратно туда, откуда их привезли. После того, как все сооружения разберут, их почти всех отправят в Великую Тьму. Есть подозрение, что, в особенности если их план удастся, единственными дролами-людьми на планете останетесь вы с девушкой. Если у них нет готового пути к отступлению, их успех погубит и их самих тоже.
Этого он не предусмотрел, и логичность этого плана погрузила его в еще большее уныние. Не тот факт, что все эти дролы через десять дней будут мертвы — они были всего лишь дролами, а дролов всегда было в избытке, — а то, что по решению суда им с девчонкой, скорее всего, сделают лоботомию и отправят на все четыре стороны — единственных двоих людей на планете. Что еще хуже, ей, возможно, даже дадут возможность уйти с честью, как и всем остальным, и позволят совершить самоубийство. От него же потребуют сдать рапорт и принять на себя всю вину и наказание от имени команды, приговорив его не только к жизни, но и к целой вечности в одиночестве и в статусе низшем, чем дрол.
Да и черт с ним. У них в запасе оставался еще один день. Если этим приспешникам Кабара действительно удастся то, что они задумали, а он так и не сможет выяснить и предотвратить это, туда ему и дорога! Хотя далекие небеса содрогались от шума двигателей прибывающих со всех концов Империи кораблей, а замок уже приобретал праздничный вид, у них еще оставался один день до того, как они будут вынуждены убраться прочь, уступив место персоналу ячейки.
Его гарем уже заждался и издавал приглашающие возгласы. Они знали, что их господин и эта джулки — что-то вроде друзей, но, будучи дролами, не подошли бы к такому чудищу и на пушечный выстрел. Они скорее мешали ему, чем прикрывали, и он уже начинал терять терпение. Эти проклятые бабы все равно были немногим лучше любого животного. И куда менее ценными, чем животные. Если бы они умели делать такую работу, какую выполняли животные, они заслуживали бы большего внимания.
Вдалеке поднялся шум, почти заглушивший крики звавших его женщин. Многочисленные команды техников отгоняли дролов, наводя последние штрихи в системе водоснабжения, освещения и так далее, проверяя, как собраны павильоны и все ли сделано как нужно. Судя по всему, они прихватили с собой какое-то тяжелое оборудование, чтобы копать за главными павильонами. Удаление нечистот было действительно головоломной проблемой при таком скоплении народа, в особенности когда нечистоты одной расы представляли собой лакомое блюдо для другой.
Внезапно девицы окружили его, разом загомонив, так что ему пришлось прикрикнуть:
— Угомонитесь! А ну тихо, бабы-вронски, а не то я отхлещу вас по задницам!
Эта угроза, увы, не слишком испугала их. Они привыкли к кнуту — до какой-то степени. Но он был настолько зол, что они, видимо, почувствовав это, все же примолкли.
Он медленно поднялся по холму, не слишком заботясь быть похожим на дрола. К черту маскировку! Он играл дрола уже неделю, и это ни к чему не привело. Он дошел до кухонной зоны, нашел грубую деревянную кружку, накачал воды, жадно выпил, уселся, опираясь на насос, и попытался подумать.
Внезапно он похолодел, потом медленно взглянул на кружку, отодвинулся от насоса и оглядел его.
Он чувствовал себя полным глупцом и был чертовски зол на себя самого — именно такое состояние он и предсказывал, представляя, как будет чувствовать себя, когда найдет ответ.