Итак, с этим покончено.
Модьун очень тихо сидел на стуле, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Насколько он мог попять, пока ничего не менялось. И в эти минуты, подводившие итог всему, как сообщала ему его система восприятия, ничего не происходило. Значит, что бы они ни делали, это было за пределами его чувствительности. Ни единое мысленное пространство, ни обычное не говорили ему о направляемом на него потоке энергии. Весь ближний космос двигался в пределах атомно-молекулярной логики, не потревоженный вмешательством разумов — это указывало, что проблема — внутри него, а не снаружи.
Когда он тревожно размышлял над этими возможностями, ему в голову вдруг пришло, что наступило время для осуществления его намерений. Правда, он не знал, с чего начать.
«Я пришел для беседы. И она уже завершена. Ни к чему не привела…»
По-прежнему не зная, с чего начать, он сказал для пробы:
— Биология — предмет, который в результате улучшения нас Нунули мы стали понимать, быть может, лучше кого-либо другого.
Из темноты донесся какой-то звук — исходивший от огромного существа, стоявшего перед ним. Не слова, просто какой-то звук. Иронический хохот?
Зувгайт заговорил терпеливым тоном:
— В принципе, мы не должны сейчас ничего предпринимать. Контроль над вами установлен давно. Вы должны понимать, что никто не может сделать ничего против своего образа жизни. Индивидуум может даже понять природу битвы, которую должен вести — и, кажется, этой стадии вы уже достигли — но вас всегда ограничивает мысль, что вашу кожу можно пронзить, сердце остановить, — группа клеток обладает особыми способностями — но и только. Например, несмотря на вашу систему восприятия, вы, люди, добились лишь увеличения продолжительности своей жизни почти до двух тысяч земных лет. Даже этим вы обязаны Нунули, улучшившему человеческую породу.
— Верно, — согласился человек. — Однако я собираюсь исследовать это для вас и…
Зувгайт резко оборвал его:
— Чтобы показать, как уверенно мы себя чувствуем, мы призываем вас применить свою систему восприятия против нас. И тогда вы поймете, что ничего не сможете сделать.
— Вы просите невозможного, — возразил Модьун. — Слово «против» не имеет смысла для меня. Я не против вас.
— Точно, — с удовлетворением заметил Зувгайт, — как прислуживающая нам раса и запрограммировала вас.
— Для меня было бы невероятно трудно умышленно предпринять против кого-либо деструктивные действия, — сказал человек.
— Вот именно, — радостно согласился член комитета. — Вас сдерживают эти рамки. Как я уже говорил, вы ведете нерешительную борьбу со своей вечной природой, но в сущности вы не сможете сделать ничего, кроме как… остаться тем, кто вы есть.
— Гм-м! — произнес Модьун. — Как я вижу, мы не полностью понимаем друг друга. — Потом он повторил то, что однажды сказал Руузб к огромному неудовольствию Дуулдна: — Существует отнюдь не один способ содрать шкуру с кота.
— Я не понимаю этого, — ответил Зувгайт.
Человек не ответил.
Модьун не мог дальше ничего вспомнить. Он снова находился на борту спасательной шлюпки и ничего не помнил.
— Это все, — раздраженно сказал он.
— Но с какого кота ты собирался содрать шкуру и каким способом? — спросил Руузб, бросив хитрый взгляд на покрасневшее лицо Дуулдна.
— Я сожалею, что использовал это сравнение, — извинился Модьун, сидевший за столом в столовой напротив человека-ягуара. — Прими мои извинения, Дуулдн.
— Ладно уж, — пробормотал огромный человек-кот. — Я не столько злюсь, сколько напуган. И все из-за этого Зувгайта!
Иччдохз покачал головой.
— Друзья, — начал он, — да он просто баба. — Он нахмуренно посмотрел на Модьуна. — Он не боится, но, несомненно, не знает, как драться.
— Я собирался начать драться, — возразил Модьун.
— Тогда ты говоришь что-то не то. Ты ведь сказал этому Зувгайту, что не можешь ничего сделать против него. А теперь утверждаешь нам, что можешь.
Все они обвиняюще посмотрели на человека.
— Да, ты что, лицемер? — спросил Наррл.
— Мы всегда ценили тебя за честность, — сказал Руузб. — А теперь ты сказал ему пустые слова. Пойми меня правильно, — поторопился закончить человек-медведь. — Мы хотим победить этих сукиных детей.
— Я собирался напасть на них, используя единое мысленное пространство, — объяснил Модьун, — и это был единственный честный способ, открытый для меня. Послушайте…
Когда Модьун закончил объяснения, Дуулдн сказал решительно:
— И ты думаешь, что именно это ты и должен был сделать?
— Да.
— Но тот момент, когда ты сделал это, и стал концом твоих воспоминаний?
Модьун был вынужден признать, что, безусловно, именно это и случилось.
— Полагаю, они, наверное, предприняли контратаку, намереваясь добиться чего-то другого.
— А что, энергия этого единого мысленного пространства могла убить этих Зувгайтов? — вступил в разговор Наррл.
Модьун был поражен.
— Конечно, нет. Это было бы убийство.
Дуулдн поднял руки.
— Вы только послушайте его! — зарычал он и, с трудом сдержавшись, продолжал: — Ты в состоянии обнаружить еще одну энергию, подобную энергии единого мысленного пространства?
Модьун покачал головой.
— Наверное, такие существуют. Но мне известна лишь одна энергия. Не забывайте, что единое мысленное пространство столь же огромно, как и обычное, если не учитывать, что там отсутствует время.
— Так ты говоришь, что использовал все, что знал, — не отставал от него человек-ягуар.
— Именно это я и собирался сделать, — согласился Модьун, защищаясь.
Лицо Дуулдна стало кирпично-красным, когда он откинулся на спинку стула.
— Мне лучше больше ничего не говорить, — пробурчал он. — Величайшая возможность в истории Галактики была утрачена одним мягкосердечным…
Модьун казался побежденным и остановил его слабым голосом:
— Друзья, возьмите бразды правления в свои руки!
Но ответил дипломатично именно Руузб:
— Хорошо, Модьун, почему бы тебе не включить свою систему восприятия? Может, нам удастся все же узнать, что произошло?
34
Модьун провел испытание. Провел на самом деле. Понимая, что не будет второй возможности, он провел эксперимент до конца. Как генерал, у которого появилась новая идея, как выиграть сражение, Модьун проверял ее не на предварительных маневрах, а прямо на поле боя.
Очевидно, он не мог атаковать тысячу могучих умов, соединенных линией односторонней связи с ним, подобно тому, как несколько гипнотизеров объединяются вместе, чтобы побороть волю одного человека. Поэтому он действовал не прямо, а использовал свою систему восприятия для поиска в едином мысленном пространстве уже существовавшего там источника энергии, включенного в соответствии с неизменными законами.
Поскольку этот процесс был фактически мгновенным, он не удивился, когда тишину этой темной комнаты разорвали слова Зувгайта:
— Как показывают наши приборы, вы включили свою систему восприятия. Однако ничего не случилось.
Зувгайт продолжил тем же раздраженным тоном:
— Мы все ощущаем слабое физическое воздействие на уровне единого мысленного пространства. Но всем известно, что в нем нельзя ничего вызвать без предварительной подготовки. Естественно, на это не требуется время, как это требуется для нашего пространства. И у вас нет слишком много времени.
Итак, они почувствовали что-то. Да еще Модьун узнал, что его попытки неизбежно обнаружат.
Модьун сказал с намеком на прежнюю вежливость:
— То, что сейчас происходит, конечно, физиологический процесс. Когда он усилится, не стоит волноваться. Но нужно сказать, что после изменения направления сдвинутся и химические связи. Это создаст особое…
Модьун остановился, с грустью осознав внезапно наступившее в комнате напряжение. Словно Зувгайт испытывал нечто, аналогичное человеческому потоотделению в результате нервных переживаний. Из темноты донесся хмурый голос существа:
— Вы говорите, что каким-то способом управляете мной… нами?
— Все, что я сделал, — вежливым тоном сообщил Модьун, — это использовал энергию, которую вы первоначально заложили в единое мысленное пространство, использовал ее в качестве носителя для активизации биологической перестройки. И это подействует на всех существ, связанных с вами, то есть, как вы сказали, с каждым. А теперь…
— Какую первоначальную энергию?
— Взрыв в едином мысленном пространстве, — ответил Модьун, — благодаря которому вы уничтожили людей за барьером. Откуда вы узнали о нем?
— От расы, которая теперь вымерла, — неохотно ответил Зувгайт.
— Полагаю, — заметил Модьун, — еще одно неправильное эволюционное развитие. Что ж, я должен сказать вам, что их знания были правильными. Поэтому я смог использовать энергию реакции взрыва, которая, и вы должны будете со мной согласиться, включает в себя все комбинации жизненных энергий…
— И что же достигается при этом, — резко перебило его существо.
Модьун глубоко вздохнул.
— Раса Зувгайтов теперь пойдет вперед по правильному эволюционному пути. В течение следующих нескольких тысяч лет продолжительность жизни каждого индивидуума будет составлять, полагаю, где-то семьдесят — восемьдесят земных лет.
Говоря это, Модьун постепенно начал чувствовать, что с каким-то напряжением в этом существе, возвышавшемся над ним в этой темной комнате, нарастает новое чувство.
— Это изменение направления в нас, которое вы произвели… — неожиданно начал напряженным голосом Зувгайт. — Один из моих товарищей только что спросил меня, нельзя ли отменить эту настройку и восстановить первоначальное направление?
Модьун молчал в нерешительности несколько секунд. Его удивила скорость ответа. Он нанес им такое мощное поражение, и все же в действительности еще можно было все мгновенно исправить.
«Вот и началась контратака, — подумал он, — хотя и с опозданием». Но теперь все было кончено, и больше ничего не оставалось. Впрочем, оставалась еще одна вещь — его запрограммированность, и они это понимали.
Естественно, он должен был честно ответить на их вопрос.
— Я действительно не думал над этим, но полагаю, что ответ будет положительным. Но восстанавливать вас нужно по одному, и на это требуется много времени. Однако должен заметить вам, что у меня нет намерений…
И снова тут же пришел ответ с поражающей сознание скоростью, принимая во внимание, какой огромной силы шок они должны были испытать.
— Мы были единственной бессмертной расой во Вселенной, — сказал Зувгайт, — и вы сделали нас смертными. Это неправильно.
В известном смысле так оно и было. Вероятно, не стоило вмешиваться в вещи, столь уникальные. «Однако они вмешивались во столь многое, — спорил сам с собой Модьун, — что теперь их доводы кажутся несущественными».
«Но ведь, все верно, меня атаковали».
— Нет ничего неприкосновенного в естественном отборе, — настаивал Зувгайт. — На Земле вы, люди, вмешались в него, когда изменяли животных…
Голос говорил еще что-то, но на некоторое время Модьун перестал слышать. Он устал физически. Не мог видеть. Звуки у него в голове превратились в бормотание. Каким-то дальним уголком своего сознания он наблюдал за происходящим и с легким изумлением подумал: «При помощи этих слов меня в данный момент контролируют».
Может ли он пойти на огромный риск, включив систему мысленной защиты?
С тревогой думая об этом, Модьун заметил, что, кажется, возмущения ослабевают. Всего лишь легкое головокружение, ничего на самом деле смертельного, вполне терпимое. Ему вдруг пришла в голову мысль, что оскорбления, неправильное обращение и заговоры этих существ нарушили безупречную чистоту его действий.
«Я прошел долгий путь, — подумал Модьун, — вероятно, большую его часть, в неправильном направлении».
Но при данных обстоятельствах он не чувствовал вины.
К тому времени, когда Модьун стал осознавать это, он уже настолько оправился, что снова стал воспринимать голос члена комитета.
— … Мой коллега, — говорил Зувгайт, — предлагает, чтобы мы вернули вам женщину-землянку в обмен на то, что вы вернете нас в прежнее состояние. Как объясняет он, эта женщина нужна вам для продолжения вашего вида. Она находится в бессознательном состоянии и ей угрожает опасность. Поэтому он считает, что у вас нет выбора.
Модьун был поражен безупречностью их логики. Да, они в своих планах допустили роковой просчет. Но тогда то же самое касается и человечества. И эти Зувгайты уже оправились от потрясения. И все же не было полной уверенности, что человечество…
«Они добрались до меня, — подумал Модьун. — Я не могу использовать свою систему восприятия для получения с помощью силы нужных сведений, потому что они могут свести ее на нет. Но теперь они уже не посмеют предпринять ничего против меня, потому что я — единственный, кто на самом деле может помочь им».
Безупречное равновесие сил между человеком и его самым опасным противником. В этой симметричности была какая-то зловещая красота.
И конечно, проблема еще не была решена.
— Я хочу восстановить вас. Но не знаю, как это можно сделать. Видите ли, — он распростер руки, как часто делал Наррл, — в тот момент, когда я верну даже одного члена комитета в его первоначальное состояние, он станет свободным, и после этого он уже не будет связан никаким договором о защите Судлил.
Модьун замолчал, задумавшись.
— Я признаю, что она находится в вашей власти, она сама сказала, что угодила в ловушку. Я представляю, что она с ее философией, не признающей насилия, и пассивной женской позицией была чрезвычайно доверчивой.
— Вот именно, — нетерпеливо прервал его Зувгайт. — Мы смогли привести ее тело в бессознательное состояние, но, разумеется, мы не хотели непосредственно наброситься на ее систему восприятия. Но теперь действительно есть причина для быстрого принятия вами решения. Мы понимаем вашу нетерпеливость и тоже считаем, что лучше не терять зря времени, а согласиться, что человек с вашей… э-э… безупречной философией — какой бы она ни была ошибочной — сдержит данное обещание. Поэтому, если вы пообещаете восстановить наше первоначальное состояние в течение следующей недели или даже быстрее, мы скажем вам, где именно находится Судлил.
«Итак, я под контролем».
Этот вывод казался единственным правдоподобным объяснением.
Ему было все равно. Словно он делал свободный выбор.
«… Я могу пообещать, а потом нарушить свое обещание…» — Такое чувство было у него внутри.
Но они действовали, не зная об этом.
Зувгайт сказал нетерпеливо:
— Вам лучше принять решение. Это важно для безопасности женщины.
Во всяком случае решение больше не являлось проблемой. Модьун просто сказал:
— Очень хорошо, даю обещание. Где она?
— Она в комнате, куда можно пройти через левую дверь в приемной, — выпалил собеседник. — Мы сделали так, что, если бы вы вошли в нее, то увидели бы ее. И тогда в момент умственного погружения в ее состояние мы всей тысячей набросились бы на вас.
Глаза Модьуна расширились.
— Гм-м! — сказал он. — Интересно, сработало бы это?
Пока он обдумывал, у него появилась другая мысль:
— Тысяча, — сказал он. — Как вы, Зувгайты, уменьшили себя до такого небольшого числа?
— Мы — одна семья, — объяснил член комитета. Казалось, он думал о другом. — Очевидно, что там, где имеется много семей, одна должна в конце концов уничтожить остальные. Это случилось очень давно…
35
Модьун встал в спасательной шлюпке.
— Именно тогда и появились животные-солдаты. Нунули и Зувгайты убежали по коридору, ведущему внутрь горы. А я поспешил в приемную и стал охранять вход в левую дверь. Несколько солдат хотели выломать дверь, но я просто мысленно внушил им уйти.
Модьун задумался.
— Это действительно была очень мирная компания. Однако я могу себе вообразить, какими дикими они показались членам комитета, которые никого не пускали за свой барьер и не имели защиты против огромного количества людей. С любой проблемой они могли бы в один миг покончить, после того как я приказал направить вниз походные кухни. Они были голодны так, как никогда раньше в условиях изнеженной жизни на Земле, но выстроились в ряд, образовав очереди, как добропорядочные граждане. Как только я это увидел, я позвал вас, друзья, и вы пришли с носилками для Судлил.