Бортовой - Горелик Елена Валериевна 5 стр.

– Мы изложим свои аргументы учёному совету, а там пусть решают, посылать сюда геологоразведку с оборудованием или нет, – сдержанно ответил Ромашкин.

– Вуур, ваше мнение как биолога? – Том сразу пресёк зарождающийся научный диспут. Это совет, а не лаборатория.

– Я взял образцы микрофауны планеты до столкновения, – спокойный, негромкий голос чуланца обладал свойством остужать любые горячие головы. – Отличия от наших или земных одноклеточных весьма существенны. У местных бактерий отсутствуют внутренние тельца или митохондрии, короткая цепочка ДНК, но при этом её спираль не двойная, а шестикратная. На планетах Содружества живых организмов с подобной ДНК не существует, и я не берусь предполагать, при каких условиях возникла такая структура. Это повышает научную ценность взятых образцов, тем более что их родная экосистема уничтожена.

– Майк, как насчёт материалов?

– Полный трюм, – ответил я. – Набрал до столкновения и наловил после. Лаборантам работы на несколько лет вперёд. Массив информации упакован. Съёмки в лучшем виде, до самого момента столкновения и немножко после. Кадры такие, что дух захватывает.

– То есть мы готовы к возвращению на базу, – Том произнёс это каким-то странным тоном – то ли утверждал, то ли спрашивал.

– Да, – в один голос ответили учёные и чуланец.

– Не совсем, – сказал я. – Мы всё-таки убрались от места ДТП с небольшим опозданием, и поймали обшивкой парочку мелких обломков. Ничего смертельного, просто не хочу проходить туннель, имея проблемы на борту.

– За сколько ребята управятся?

– Думаю, суток нам хватит.

– Замечательно. А нам этого хватит, чтобы отоспаться, – хмыкнул Том. – Старт через двадцать четыре часа.

– Принято, командир, – я постарался сделать так, чтобы мою иронию расслышал и понял один Том. Удалось ли? Не знаю. Судя по тому, какими взглядами обменялись Виктор Петрович и Эрнест, артист из меня хреновый.

Я научился чувствовать корабль как собственное тело. Хотя нет. Сравнение с телом не совсем корректно. Я могу включить-выключить любую систему так же, как когда-то двигал руками и ногами – на вколоченных в подкорку рефлексах, не задумываясь над каждым шагом или жестом. Я чувствую переток энергии между реактором и системами, я ощущаю движение технологических жидкостей и циркуляцию воды в системе жизнеобеспечения, я точно знаю состав дыхательной смеси на борту и могу в любой момент его изменить. Я принимаю, перерабатываю и передаю огромный поток информации. Но я не чувствую боли в прежнем смысле. Повреждение – да, чувствую. Насколько оно критично, оцениваю исходя из своих знаний, а не инстинктивно. А это минус, теряю время на оценку ситуации, когда важны даже тысячные доли секунды.

Словом, сейчас я похож на малыша, который только учится стоять на ножках и не падать. На здоровенного металлокомпозитного малыша с ядерным реактором на борту.

В полёте у меня никогда не было времени как следует поскучать. Ни раньше, когда я был человеком, ни теперь, когда стал кораблём. Космическая техника требует особого внимания и собранности, причём относится это не только к изделиям земных инженеров и корабелов. Вселенная не любит разгильдяев, доказано эволюцией.

Под моим контролем не только сенсоры, датчики и прочая машинерия. Я должен управлять массой мелких ремонтных ботов и несколькими крупными модулями. Один из них сейчас под моим чутким руководством латал крошечные дырочки от попаданий микроскопических обломков. Соблазнился идеей подойти поближе к сталкивающимся планетам, вот и получил. Теперь ремонтируюсь. Нам проблемы в полёте не нужны. Никакие. Ни большие, ни маленькие, ни даже микроскопические. Туннель – штука непредсказуемая. Можно спокойно пройти его с разнесенным в хлам бортом, а можно заполучить резонанс и разрушение обшивки при наличии микротрещины. Собой я ещё мог бы рискнуть – понятно, почему, – но у меня на борту экипаж, за который я снова в ответе. Поэтому необходимо тридцать три раза проверить все системы и залатать дыры.

Кроме того, меня очень беспокоил один странный момент. Мало относящийся к технике…

Наверное, технари меня трижды по тридцать три раза мысленно прокляли: гонял я их в эти сутки до седьмого пота. Том и вовсе обозвал меня чёртовым параноиком и квантовой задницей.

– На моём борту попрошу не выражаться, – я не удержался от иронии. – Особенно псевдонаучными терминами. Это ранит мою нежную душу.

– Да иди ты… – отмахнулся Том, плюхнувшись в пилотское кресло. Как он при этом ухитрился не расплескать кофе из своей литровой чашки, не знаю. – Скажи честно, тебе доставляет удовольствие нас изводить? Мы, знаешь ли, иногда спать хотим.

– На станции спите сколько влезет. А сейчас я хочу, чтобы мы все без приключений до неё добрались.

– Что, много дырок? – догадался Том.

– Ну… побольше, чем пара. Мелкие, поэтому искать трудно. Не волнуйся, уже заканчиваем. Стартуем вовремя.

– Раньше не мог сказать? Я бы отложил старт.

– Не мог.

– В чём дело?

– В моём кластере кто-то пытался покопаться. В ночную вахту, пока все спали. Или должны были спать. Не хочу давать этому типу время на попытаться ещё разок.

Том присвистнул.

– Неслабо, – сказал он, шумно отхлебнув из своей «сиротской» чашки. – «Пытался» – значит, ты серьёзно надавал ему по рукам?

– Ммм… Не совсем так.

– Слушай, Майк, кончай темнить. Из тебя каждое слово буксиром тянуть надо, что ли?

– Том, – признался я. – Честно говоря, я и сам до сих пор не врубился, что произошло тогда, на «Меркурии». В теории этого просто не могло произойти, но я здесь, в компе. Файлов и баз данных в обычном смысле у меня нет. У любого ИИ есть, а у меня нет. Я – это один громадный массив абракадабры, который, как ни странно, работает, и куча сопутствующих драйверов для управления системами. Меня целый год колупали, пока поняли… что ничего не поняли.

– То есть «кто-то» получил нехилый облом. Ты знаешь, кто?

– В том-то и дело, что нет.

– Не понял… – старый друг чуть кофием не подавился. Его здоровенный нос, едва не окунувшийся в ароматный напиток, почему-то вызывал у меня прочные ассоциации с индейским томагавком. – Ты хочешь сказать, что не смог засечь, откуда было подключение?

– В том-то и дело, что не смог. Распределённый вход, «пчелиный рой». Это даже такой неуч, как я, знаю.

– Так… – вот это Тому не понравилось абсолютно. – Канал внешней связи все эти дни был в отрубе, да тут и поговорить толком не с кем – край географии. Входящих и исходящих сигналов ты не засекал… ведь не засекал, верно? Значит, засранец у нас на борту. Вот дерьмо… Блин, и все под подозрением. Кроме меня.

– Это ещё почему? – хмыкнул я.

– Да я ж тебя, психа хренова, и без того как облупленного знаю. Хотел бы слить инфу на сторону – давно бы слил.

– Чуланца тогда тоже вычёркиваем. Он, как и ты, в курсе, и тоже сто раз мог проболтаться. Секретность у них – понятие относительное.

– Чёрт его знает… Он врач, и мог попытаться поизучать тебя изнутри.

– Плохо ты чуланцев знаешь, Том. Ладно, проехали. Что думаешь насчёт умников и технарей? Эти могли?

– Мог любой из них. Квалификация позволяет.

– Вот именно. Потому-то я не люблю читать детективы, дружище. Короче, старт в назначенное время, даже если не все микродырки залатаем. Хотя я уверен, что справимся. Кто бы это ни был, второго шанса давать ему не хочу.

– Чёрт… Майк, скажи мне, почему ты на поверку всегда оказываешься прав? Где справедливость?

– Потому что я капитан. Де-факто. А капитан всегда прав. Ну, а справедливость, Том, она как идеал – к ней можно стремиться всю жизнь.

– Терпеть не могу, когда тебе стукнет в башку пофилософствовать. Ладно, что делать-то будем, кэп?

– Для начала убери свою кофейную цистерну от консоли, она меня нервирует, – совершенно серьёзно сказал я. Электроника у нас вроде бы с защитой от таких неприятностей, но бережёного бог бережёт. – Я тут набросал расчёты по возможным точкам входа в туннель. Выбери наилучший маршрут, обсчитаю.

– Всё как в старые добрые времена, – рассмеялся Том, отставив, наконец, своё кофейное чудовище и нацепив обруч нейроинтерфейса. – Жизнь входит в привычную колею, и не скажу, что мне это не нравится… Что ж, Майк, за работу.

На борту «Арго» имелась кают-компания, но экипаж ею пользовался крайне редко.

Этот полёт был первым рабочим заданием, команду сформировали недавно, и мы ещё не успели притереться, привыкнуть к особенностям характера, узнать больше друг о друге. Хотя психологи произвели тщательный отбор претендентов на совместимость, всё равно оставалась некая прозрачная стена. Как между едва знакомыми людьми, соседями по салону, разговорившимися во время перелёта… Том не сразу понял, почему я не стал афишировать инцидент с попыткой несанкционированного входа в мою систему. Не только для того, чтобы не спугнуть «кое-кого», но и для того, чтобы экипаж не начал коситься друг на друга. Вот уж чего я хотел бы в самую последнюю очередь, так это создать на борту атмосферу «Десяти негритят».

Поэтому общение происходило, если так можно выразиться, в штатном режиме. То есть почти исключительно по работе, никакой неформальной болтовни. Мы с Томом исключение – старые друзья и коллеги. А все прочие как воды в рот понабирали. Учёные-то ладно, засели в своих каютах за терминалами и работают. Технари после напряжённой смены валились с ног. Вуур отправил их спать до начала предстартового отсчёта и – единственный из нас – предавался культурному отдыху. Просматривал свежий фильм, посвящённый историческому наследию Египта. Его соотечественники вообще страдали повальным туризмом по музеям и библиотекам других планет, а наш доктор в частности фанател от земной культуры. Наверное, единственное, о чём мы с ним подолгу беседовали вне рабочих моментов, это наша литература. Тоже оказался любитель почитать на досуге. Как выяснилось, собственная культура у них была, и постарше нашей, но доминирующее на планете вероучение повелевало тщательно изучать, чем жили и живут те, с кем выпало соседствовать или дружить домами. Поговаривают, это и был корень их миролюбия, царившего на Чулане в последнюю тысячу лет. Нет, сказочными эльфами красно-розовые пушистые чуланцы не были. Незадолго до вступления Земли в Содружество на них кто-то напал. И мы до сих пор ничего не знаем о напавших: те, кому повезло выжить, убрались восвояси и больше ничем себя не проявляли, а чуланцы торжественно предали их забвению. Мол, незачем хранить в памяти имя негодяев, напавших из-за угла. У них слово «акку», обозначающее врагов, имеет и второй смысл: безымянные, неназываемые. А вот сам факт нападения и все подробности войны они помнят очень хорошо. Военная доктрина у них тоже есть, которую можно кратко сформулировать одной фразой из нашей истории: «Кто с мечом к нам придёт…» Зато любой, кто не пытается их убить, обмануть или ограбить, автоматически расценивается как друг, и его культуру следует хорошенько изучить, чтобы избежать непонимания.

Итак, учёные работают в своих каютах, техники дрыхнут в своих, Том в рубке, с помощью нейроинтерфейса прокладывает курс к точке входа – при этом ухитряясь жевать сосиски в тесте и запивать неизменным кофе. Вуур наслаждается фресками храма фараона Сети Первого. Все семеро довольно далеко от грузового отсека. Во всяком случае, должны быть: по инструкции сканировать маячки членов экипажа я могу, но только в нештатной ситуации. А в грузовом отсеке…

А в грузовом отсеке один за одним тихонечко отключаются сенсоры.

Стоп. Я им такой команды не давал.

Попытался включить периферию. Один сигнал, другой…

Щас.

Это я понятия не имею, какая зараза пытается тут рулить вместо меня. А упомянутая зараза засекла мои попытки вернуть контроль над отсеком и… отключила его периметр одним махом.

«Том! – завопил я по нейросвязи. – Аврал, отрубился грузовой отсек!»

«Как это – отрубился? Сам, что ли?» – ответил ошарашенный пилот.

Второй уровень в нашем случае – это то же, что и первый, но без завывающей сирены и бегающих по коридорам членов экипажа. «Тихая» тревога, так сказать. Система безопасности корабля приводится в действие без лишнего шума, мгновенно меняются коды и повышается уровень доступа к жизненно важным системам корабля. Так что контроль над сенсорами трюма я восстановил, но только для того, чтобы выяснить крайне неприятную вещь. За те немногие мгновения, что прошли между обнаружением вмешательства и восстановлением контроля, кто-то ухитрился-таки открыть там грузовой шлюз. В прямом смысле слова открыть, не просто запорный рычаг повернуть.

«Разгерметизация грузового отсека. Закрываю шлюз, – по пилотской привычке, вколоченной вот уж действительно на уровень подкорки, я сопровождал свои действия мысленным отчётом Тому – оба пилота должны работать в связке, это закон выживания корабля. – Проверь пространство около корабля, мало ли что… или кто мог вылететь в тот шлюз, а я пока пощупаю трюм. Наш хакер может быть ещё там».

Да. Он там. Инфракрасных отсветов, свидетельствующих о наличии живого теплокровного организма, не вижу, но их и не должно быть. Раз «некто» для каких-то своих целей разгерметизировал отсек, значит, он как минимум в лёгком планетарном скафандре. А как максимум в жёстком вакуумном. От микрофонов, пока в отсеке давление не нормализуется, тоже толку мало. Остаются широкодиапазонные «глаза» микроскопических видеокамер, способные видеть даже в рентгене. Но в трюме, заставленном разнообразными контейнерами, обзор сами понимаете, какой. Даже для меня. Даже с камер на потолке.

Разумеется, сигналы с личных маячков членов экипажа я отследил чуть ли не первым делом. Но это ещё ни о чём не говорит. Маячок – многофункциональный браслет, снять его дело пары секунд… Чёрт, давно пора переходить на отслеживание биологических объектов…

Я успел уловить странное движение… нет, пожалуй, даже – тень движения. Датчики уловили крохотное, на грани чувствительности, возмущение электромагнитных полей. Словно кошка пробежала. Но в этот момент ожил нейроинтерфейс Тома.

При мысли о «сюрпризе» от таинственного незнакомца мне на миг стало не по себе. А потом… Внезапно мозаика из разрозненных, небрежно рассыпанных чьей-то рукой кусочков вдруг сложилась единственно правильным образом.

И я, мысленно сказав одно, но ёмкое матерное слово, перекинул энергопоток на носовые маневровые движки.

«Управление принял», – куда только девается раздолбайство Тома в критические моменты, непонятно. Но все вопросы будут заданы. Потом.

Рембот. Маленький ремонтный аппарат для работ на обшивке, не требующих обязательного присутствия человека. Комок металла и композитов, снабжённый долгоиграющей атомной батареей, модулем связи и набором инструментов от лазерного резака до допотопных отвёрток. Теперь он тоже часть меня, как те исследовательские зонды, что записывали гибель планеты. И у него – то есть у меня – весьма конкретная задача.

Судя по тому, как начал действовать Том, он тоже понял, с чем мы имеем дело. «Арго», сперва «провалившись» кормой, начал разворачиваться носом к…

Да. Теперь, когда я вижу «хрень» камерами рембота, приближающегося к оной, сомнений больше никаких.