Асаль у нас – девочка, уникальная в своем роде. Она обладает даром, свойственным очень и очень немногим – это способность производить Призыв. Пока она всего лишь четвертая с таким даром из тех, кого мы знаем. А что означает способность производить Призыв? А то, что приносимые клятвы обоюдны, и не только призываемый становится Верным Призывающему, но и наоборот, потому что Призыв – это не диктат, а симбиоз. То есть, они влияют друг на друга.
Только вот тут все зависит от того, насколько сильна та личность, что призывает. Если достаточно сильна, то ее влияние на призываемых сильнее, чем их на нее. Серегин после своего Призыва уже за пару недель превратил аморфную толпу из бойцовых лилиток, волчиц, курсантов, а также солдат и офицеров танкового полка в слаженный боевой коллектив, где все ведут себя по стандартным для него психологическим установкам. Амазонки утратили свое стремление бегать голышом, лилитки, образно говоря, забыли о том, что они лилитки, и повели себя как почти обычные девушки и женщины, волчицы утратили свою патологическую угрюмость и с интересом начали поглядывать на парней. При этом он их не принуждает – чего нет, того нет – он просто предлагает своим Верным: «Делай как я, делай вместе со мной, делай лучше меня».
Стоп. А что, если призванные Асаль юные лилитки в силу своей большой численности непроизвольно оказывают воздействие на девочку с еще не развитой и не окрепшей психикой, передавая ей свои привычки и образ мыслей? Наверняка так оно и есть. И это не очень хорошо, точнее, очень нехорошо. Однако не стоит паниковать, пожалуй, нужно просто проконсультироваться с Серегиным по этому вопросу. Ведь она же его Верная, и он силой своей воли способен направить ее на путь истинный, укрепить и поддержать. И вообще, ничего не бывает просто так; и, возможно, произошедшее с Асаль тоже может сыграть в нашей жизни важную роль…
Двести сорок шестой день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.
Вот уже два дня у нас в заброшенном городе сидит посланец Юстиниана армянский евнух Нарзес. Вслух он говорит, что прибыл для заключения договора о разграничении сфер влияния, а про себя думает всякую хрень, как будто вволю не надумался в пути. Но я с ним пока встречаться не хочу и не только потому, что мне сейчас не до него (при желании некоторое время разговорам с этим умнейшим человеком уделить можно), а потому, что сейчас он находится во власти наших медиков и проходит процедуры экстренного оздоровления. А то как в человеках внеплановые дырки делать – так мы всегда горазды, а чтобы кого-нибудь подлечить и оздоровить – с этим слабовато.
Это здоровье ему дается, так сказать, авансом. Если он умный, то все поймет правильно, в том числе и в национальном плане, ибо планируемый нами разворот политики Византии на юг, в сторону Персии и Аравии, больше всего на руку как раз армянам, на которых сейчас давит Персия, а в скором времени начнет давить новорожденный исламский мир. Лично я против армян ничего не имею – вполне нормальные ребята, если только в этот момент они не воображают себя пупом земли, которому можно все. Но все эти разговоры у нас случатся потом. Вот когда уважаемый посланник императора подлечится, мы с ним и поговорим о Византийской империи, об Армении, Персии и Аравии, их совместном будущем и том, что он, Нарзес может сделать для благоденствия своей родины.
Плохо и то, что еще больше ста лет назад (по исчислению мира Славян) Халкидонский собор отсек от магистрального потока развития христианства древние православные церкви Востока – армянскую, сирийскую и коптскую – и тем самым ослабил единство империи и нарушил существующие в ней духовные связи. Сидящие в Константинополе кафолические императоры без особой охоты выделяли помощь восточным провинциям, населенным еретиками-миафизитами, и грубо вмешивались во внутренние дела своих христианских вассалов в Аравии, тем самым их ослабляя – только на основании того, что те придерживались древнего дохалкидонского исповедания.
Прикоснувшись несколько раз к мыслям Небесного Отца, я могу ответственно сказать, что ему все эти ереси, расколы, споры о природе Христа и прочий словесный шум глубочайшим образом безразличны, за исключением, разумеется, тех моментов, когда из-за плеча ересиарха выглядывает наш старый знакомый Князь Тьмы, как это было в случае манихейства и других производных от него конфессий. Вот в этом случае у меня есть карт-бланш рубить сплеча, зачищая все до белых костей. Те, что задались целью разрушить этот мир и привести его обратно к первозданному хаосу, ни в одном из сущих миров жить не должны.
Итак, пока слегка прибалдевший Нарзес (а куда он денется) принимает ванны с магической водой и проходит у Лилии сеанс пальцетерапии (что должно сбросить с него как минимум лет двадцать и подготовить к предстоящим переговорам на высшем уровне), мне предстоит решить, что делать со вновь открывшимися каналами в миры, лежащие еще выше мира Славян и мира Батыевой погибели. Таких каналов на самом деле оказалось не три, а четыре.
Первый из них вел в мир сразу после Куликовской битвы, где в 1385 году московский князь Дмитрий Донской и все Московское княжество, стремительно превращающееся в Россию, зализывали раны после тяжелейшего сражения с ордами Мамая и готовились к новым боям. В принципе, со всеми своими проблемами они должны были справиться сами, и нам там было делать нечего. Ну не был этот мир ключом, открывающим двери к верхним уровням Мироздания.
Второй канал соединял мир Славян с миром, где в 1498 году Русью правил Великий князь Московский Иван III, дедушка и полный тезка более знаменитого Ивана IV, (Иван III тоже по отцу был Васильевичем и точно так же, как и его внук, прозывался Грозным). Объединение Руси в том мире проходило по плану, ключом он не являлся, и посетить тот мир можно было только из туристического интереса. Конечно, можно было отобрать у Литвы русский город Смоленск или разорить и положить пусту переполненную награбленными сокровищами Казань, но это почти никак не повлияло бы на межмировую ауру, но зато отвлекло бы нас от выполнения первоочередных задач.
А вот третий доступный (пока только для наблюдения) канал вел в самое начало лета 1605 года – самое начало смутного времени, где только-только умер или был отравлен первый царь новой династии Борис Годунов, до своего воцарения фактически правивший Русью во времена царствования бездетного царя-богомольца Федора Ивановича, последнего сына Ивана IV Грозного. И неплохо правил. Набеги крымчаков и ногаев отражались, территория государства расширялась, победы в войнах с европейскими противниками одерживались. Даже первый поход Лжедмитрия I на Москву полностью провалился, и тот с небольшим отрядом едва ушел от преследующих его царских воевод.
И тут в апреле 1605 года случается внезапная и скоропостижная смерть царя (больше похожая на заказное политическое убийство) и повальная измена, сразу поразившая Московское государство от самой верхушки боярства до посадских ремесленников. Так началось то самое Смутное время, остановить которое прямо в самом начале, не допустив непоправимого ущерба, является для нас в этом мире задачей номер один. Поэтому, пока мы не выполним эту задачу, то допуск на более высокие уровни для нас не откроется, точно так же, как это было в предыдущих наших ключевых мирах: Подвалов, Содома, Славян и Батыевой погибели. Кроме того, мир смутного времени является ключевым, и именно из него откроются каналы в следующие миры, в которых мы тоже должны будем, проявив геройство, выправлять зигзаги истории, способствуя построению царства божьего на земле.
Бориса Годунова многие не любили, но большинство народа все же признавало за ним политический и административный талант, позволявший решать все возникающие перед государством вопросы внешней и внутренней политики, а вот сын его царь Федор IIБорисович, шестнадцати лет от роду, был никто и ничто. Самые первые дни совсем еще не страшной Смуты юный царь со своей матерью и сестрой сидят, запершись в Кремле, а по улицам возбужденными макаками скачут посланцы Лжедмитрия I, размахивающие прелестными воровскими письмами, в которых тот требует смерти царя, царевны и вдовствующей царицы, обещая за это москвичам свое благоволение. И ведь толпа народа, во главе со знатнейшими боярами Московского царства – Василием Голицыным и князем Мосальским – пришли и совершили это злодейское убийство.
Ведь дело совсем не в том, что «царь Дмитрий Иванович» в миру был беглым монахом Гришкой Отрепьевым. Екатерина, прозванная Великой, всего лишь полежала рядом с российским престолом, а и Россия, и мир признали ее законной императрицей. Дело в том, что Отрепьев-Лжедмитрий не был самостоятельной фигурой, а всего лишь служил ширмой для агрессии Речи Посполитой. Когда русский народ разглядел такое положение дел, то он смел и его, и спешно выдвинутого поляками Лжедмитрия II, но за восемь лет Смуты многое из достигнутого в царствие Ивана Грозного и Бориса Годунова пошло прахом. Слишком многое. Поэтому для того, чтобы в кратчайшие сроки пресечь смутные настроения, первым делом надо позвать на помощь поляков…
То есть – звать на помощь поляков, чтобы в корне рассориться со всем русским народом – должен Отрепьев-Лжедмитрий, а наша партитура в этом Марлезонском балете предусматривает только возможность быстрой реставрации династии Годуновых, для чего необходимо сохранить жизнь юному царю Федору Борисовичу, его матери и сестре. Сначала, для поддержания драматизма истории и повышения сговорчивости персонажей, я хотел сделать это уже тогда, когда убийцы явятся по души своих жертв и начнут их душить. И тут мы с остроухими девочками появимся все в белом и с блестками… По имеющимся у нас данным, это должно случиться десятого июня (по принятому в России Юлианскому календарю) а в мире Смуты пока только идет второе, то есть впереди у нас целая неделя на то, чтобы канал в этот мир стал полностью проницаем.
Потом я подумал, что, быть может, ну его – весь этот шум, гам и всякий тарарам; и изымать свергнутого молодого царя и его семью следует тихо, без лишнего шума, чтоб исчезли – и все. Как раз работа в нашем стиле. Ведь так будет даже интереснее. Среди изменников начнутся подозрения в измене, склоки между своими, быть может, даже дело выльется в раскол и резню, нечто вроде Варфоломеевской ночи. Но даже если этого не случится, действовать сторонники Лжедмитрия будут уже с оглядкой друг на друга, с опасением внезапного удара ножом в спину от бывшего приятеля и подельника. Мелкие провокации, подметные письма и прочие подрывные действия тоже никто не отменял. Пусть злодеи сами на себя возводят поклепы, арестовывают, судят, казнят и истребляют разными способами; а мы при этом будем стоять в сторонке и хихикать.
Не думайте, что я такой большой поклонник царя Бориса и его семейства, но поскольку мы не сможем предъявить народу настоящего царевича Дмитрия, то живой и здоровый царь Федор будет наилучшим вариантом из всех возможных. Узнав о том, что Федор Годунов спасся, Гришка Отрепьев и его польские кураторы начнут скакать как блохи на раскаленной сковородке, а бояре-изменники примутся озираться по сторонам, ожидая того момента, когда им прилетит давно заслуженная плюха. И поделом. Пусть поляки суетятся и второпях делают глупости, а бояре-изменники грызут себя смертным поедом. Мы в это время не спеша будем готовить реставрацию династии Годуновых, с последующей ликвидацией всех курв и иуд. И вообще, этот мир неплохо подходит для создания очередной промежуточной базы – такой же, как заброшенный город с Фонтаном в мире Содома и Великое княжество Артанское в мире Славян. Если путем подселения еще одного духа воды мы сделаем магическим знаменитый Бахчисарайский Фонтан (а точнее, питающую его артезианскую скважину), то обеспечим свою базу в этом мире еще и магическим источником.
И, наконец, самым последним приоткрылся тот самый дополнительный четвертый канал – скорее не канал, а след канала – длинный, узкий и извилистый, но который можно реанимировать, вкачав в него надлежащие количество энергии. Он уходил далеко вверх, на десять-двенадцать тысяч лет выше того уровня, на котором лежит наш родной мир. При этом он немного отклонялся в сторону от магистральной оси развития человечества, или, как ее еще называют, «главной последовательности», от которой мы пока еще далеко не отступали. И мир Славян, и мир Батыя относятся к осевым мирам, и их отличия от нашего прошлого должен искать специалист-историк, вооруженный мощным микроскопом. А тут нам предлагается заглянуть в будущее, да еще и «не наше» будущее, и увидеть, какое оно – украсно-украшенное коммунистическое (по Ефремову и Стругацким) или же буржуазно-либеральное (по Хайнлайну, Полу Андерсену и прочим американским писателям).
Но весь мой оптимизм по поводу возможности посмотреть на фантастическое будущее неожиданно остудил отец Александр, точнее, говорящий его голосом Небесный Отче. Такие моменты я чувствую очень хорошо.
– Зря радуешься, Сергей Сергеевич, – мрачно произнес он, – если каналы, связывающие этот мир с другими, такие узкие и уже почти заплывшие, то, скорее всего, это даже не мир-инферно, вроде мира Содома, а тот мир, в котором разумная жизнь зародилась, развилась до невиданных технических высот и убила себя, не достигнув социальной и моральной зрелости. Куколка умерла, отравившись собственными экскрементами, так и не сумев стать бабочкой… И вообще, это может быть не один, а целая группа мертвых миров, достаточно давно по их времени погибших по сходной причине – например, из-за ядерной войны, загрязнения окружающей среды или неумных экспериментов с человеческой генетикой.
– Отче, – спросил я, даже несколько растерявшись, что для меня необычно, – а почему вы считаете, что там целая группа мертвых миров, и мертвы они уже давно?
Отец Александр тяжело вздохнул (отчего в безоблачных небесах мира Содома громыхнуло) и сделал такое лицо, будто он учитель, вынужденный разъяснять двоечнику элементарную задачу, вроде теоремы Пифагора.
– А потому, – ответил он мне погромыхивающе-назидательным голосом, – что все соседние миры обычно связаны между собой множеством каналов. Если в нижней части Мироздания существование каналов поддерживается за счет общего магического фона, то чем выше, тем меньше магии, а следовательно, большее значение в поддержании каналов приобретает ноосфера мира – ее общие, так сказать, мощность и качество. Чем больше в мире живет людей, чем они счастливее, чем большую долю в их деятельности занимает умственный труд, искусство или даже спорт, тем мощнее и здоровее ноосфера и поддерживаемые ею каналы. Так вот, когда ноосфера, то есть разумная жизнь, в каком-то из миров умирает, то одновременно истончаются и высыхают и те каналы, которые связывали этот мир с другими, ближними и дальними соседями. В том случае, если погибает вся группа миров, связанных общим происхождением, а в каком-то одном мире жизнь еще теплится, то он ищет связи с каким-нибудь нижележащим миром, обычно находящимся еще ниже, чем гибельная развилка, а это как раз похоже на наш случай. Последний из миров мертвой группы, погибший по его времени относительно недавно, продолжает поддерживать призрак связи с миром Славян. Минет еще совсем немного времени, развилка в мире Славян будет пройдена – и связь с тем миром разорвется навсегда…
– Отче, – спросил я, – ну хоть заглянуть-то туда можно? А вдруг там найдется что-то нужное и очень важное, как раз для выполнения наших заданий.
– Заглянуть можно, но очень осторожно. Поиск артефактов в мертвых мирах – сиречь сталкерство – это не самое приятное занятие. Впрочем, вы, русские, как всегда верны себе; чуть что – подавай вам скатерть-самобранку, деревья, на которых растут готовые банки тушенки и сгущенки или, на худой конец, полевой синтезатор «Мидас» в ударопрочном полевом армейском исполнении… Не то что толерантные европейцы, чья фантазия не идет дальше денежных деревьев с золотыми монетами вместо плодов и долларами вместо листьев.
– Да уж, – сказал я, – от золотых монет, если что, может быть хоть какая-то польза. В большинстве более-менее цивилизованных миров их у вас примут если не по номиналу, так хотя бы по весу золота, и выдадут в ответ еду, одежду, женщину и крышу над головой. А вот от долларов в диком месте совершенно никакой пользы. Для того, чтобы подтереться бумажки с мертвыми президентами слишком маленькие, а для того, чтобы обклеить сортир, их должно быть слишком много. Так что, предпочитая все необходимое в натуральной форме, мы все делаем правильно, рассчитывая на то, что сразу попадем в дикую местность, где сможем рассчитывать только на себя.