Нарзес, личный посланец ромейского императора, препозит священной опочивальни и экзарх Италии.
Все смешалось в голове у бедного армянина – переправа через зимний Дунай, и тут же дыра в ткани Мироздания – и здравствуй, иной мир, тридевятое царство, тридесятое государство, по сравнению с которым даже Персия – да что там Персия, даже Китай или Индия, о которых в Константинополе мало кому было известно, казались родными и близкими. Страна вечного зноя и источающих мирру и ладан огромных деревьев была также замечательна гигантскими трехрогими животными, которых тут употребляли для тяжелых работ и в пищу, а еще местными жителями – точнее, жительницами – имеющими острые, как у животных, ушки. Некоторые из них были мускулистыми огромными великаншами ростом в полтора раза выше Нарзеса, вооруженными двуручными мечами и составлявшими у Сергия полки катафрактириев – и было таких воительниц столь много, что посланец константинопольского автократора понял, что идея воевать Артанию тем сбродом, который можно собрать по ромейским гарнизонам, и отрядами федератов – абсолютно безумна.
Стачала атакующие плотными клиньями тяжелые катафрактарии сомнут и прорвут ряды византийского войска, впуская в разрывы легкую кавалерию, которая разделит его армию на несколько изолированных частей, атакует лагерь и обоз… Впрочем, набранный черт знает где сброд побежит сразу после прорыва первой линии, и тогда легкая кавалерия князя Артании в безумной атаке будет рубить бегущих, не оставив в живых ни одного человека. Неплохой полководец, Нарзес не мог не признать, что бронированная кавалерийская лава на массивных дестрие, летящая в атаку в тяжелом галопе*, от которого содрогается земля, одним своим видом способна испугать и обратить в бегство даже бывалых воинов.
И это если не считать мощной магии, применяемой воинами Серегина в огромных количествах, и ужасных стальных зверей, нечувствительных к копьям, мечам и стрелам, способными прорвать любой строй и разрушить любую крепостную стену, а уже за ними в плотном строю непрерывной стеной пойдет в атаку тяжелая и легкая кавалерия. И тогда, как при аналогичном случае говорили галлы старикам-римлянам: «Горе побежденным».
Историческая справка: Византийские и персидский катафрактарии и клибанарии, не имеющие настоящих стремян, атаковали разреженным строем мелкой рысью на небольшой скорости и опрокидывали противника не массой таранного удара общей массы лошади и всадника, помноженной на скорость галопа, а ударом длинного копья, наносимого двумя руками сверху вниз.
К тому же, посланец Юстиниана, избегавший пересекаться с помолодевшими до безобразия Велизарием и Антониной, с удовольствие встречался в местной библиотеке с Прокопием Кесарийским… а где еще, как вы думаете, можно было еще найти такого завзятого книжника как не там? От Прокопия он со священным ужасом узнал, что все, что им было нафантазировано, оказалось святой и истинной правдой. Правдой была и Третья империя, которой служил Сергий, и имевшиеся у князя Артании большие полномочия, но только полученные не от тамошнего императора, а от самого высокого начальства во всех мирах, перед которым трепещет даже сам Юстиниан. Вон тот подтянутый моложавый священник является тут законным представителем этого господина, и именно через него Сергий получает все приказы и распоряжения, а иногда и вполне ощутимую поддержку. Также оказалось правдой и то, что Сергий из рода Сергиев совсем не желает войны с ромейской империей, но если его вынудят, то он не остановится ни перед чем ради достижения окончательной победы. Ярость его смертоносна, а сила его безмерна; и горе тем, кто становится на пути у него и его господина. Обычно от них остается только прах, пепел и скрежет зубовный.
Узнал Нарзес и о том, что в настоящий момент (если можно было так выразиться, говоря о нескольких параллельно текущих временных потоках) архонт-колдун Сергий вел активные действия в трех мирах, и с еще двумя мирами (включая и тот, в котором находился сейчас) поддерживал торговые и дипломатические отношения. К настоящему моменту на счету его команды, функционирующей как неразрывное целое, уже числились уничтоженными одно отродье сатаны по прозванию херр Тойфель, один огнедышащий дракон, который запросто мог спалить, к примеру, Константинополь, две варварских орды, в том числе аварская. Прокопий, кстати, первым делом поведал ему те сведения об аварах, которые вычитал из книг библиотеки архонта Сергия. Да уж, нашел себе федератов выживший из ума Юстиниан – врагов лютых, клейма на них негде ставить. Сам впустил волков в овчарню, распахнув ворота, сам позвал разбойников в свой дом. С тех пор, как померла Феодора, старика начало откровенно заносить. Да архонту Сергию за избавление от такой напасти как авары, памятник ставить надо было в Константинополе. Во весь рост, на коне и из чистого золота.
Правдой оказалось и излечение любых болезней и ран, а также возвращения молодости старикам. Прокопий Касарийский, последние десять лет выглядевший как совершенная развалина, теперь напоминал самого себя примерно так сорокалетней давности, когда Нарзес впервые встретился с молодым философом и бытописателем на фронте войны с персами, где тот сопровождал Велизария. Если бы Прокопий по римскому обычаю решился сбрить свою черную кучерявую бороду, то казался бы еще моложе. Впрочем, все это посланец Юстиниана успел испытать уже на своей шкуре – в смысле, погружение в магическую воду и пальцетерапию лекарки Лилии, которая с виду казалась маленькой девочкой-соплюхой, но по факту, как он сумел узнать, ей было уже больше тысячи лет. Вот и верь тут своим глазам.
Впрочем, как бы там ни было, но сеансы снимали с пожилого армянина год за годом, и теперь после шестнадцати дней таких процедур он чувствовал себя уже как шестидесятилетний юноша (в 562 году Нарзесу было 87 лет), а до завершения предварительных, как из называла Лилия, процедур оставалось еще пять дней, после чего состояние здоровья видного византийского политика должно было описываться словами «мужчина в самом расцвете сил» – уже зрелый и импозантный, но еще весьма и весьма крепкий. Что касается понятия «мужчина», то, к его глубочайшему удивлению, после очередного сеанса Лилия намекнула, что вопрос о восстановлении этой функции тоже в принципе решаем. Правда, эта операция требует расхода достаточно большого количества магии жизни и хорошего уровня магического мастерства, но она, Лилия параллельно с курсом общего омоложения берется провести над пациентом все необходимые для восстановления мужских функций манипуляции. Нет, без общего омоложения организма никак нельзя. Сказано же: «не вливайте вина молодого в мехи старые» – и мехам будет кирдык и вину тоже не поздоровится.
Только цена вопроса омоложения и восстановления мужского достоинства тут была не в деньгах или разовых поручениях. Цена эта заключалась в долговременных добрососедских и даже желательно дружеских отношениях между Византийской Империей и Великим княжеством Артанией. А если, к примеру, будет война, то тогда все это в принципе ему ни к чему. Мертвым все равно, все ли у них имеются в наличии компоненты мужского достоинства. Понимаете ли, на войне убивают, и полководцы тоже частенько не переживают своего войска. А иногда бывает так, что войско цело, а полководец погиб – и тогда солдаты, больше не связанные ни с кем узами верности, тут же сдаются в плен, чтобы сохранить себе жизнь.
Что касается Юстиниана и его страхов и хотелок в политике, то и он тоже не вечен, и было бы лучше если бы он был не вечен раньше, чем позже. Юстин тоже может не пережить своего дядю-автократора и скоропостижно скончаться от огорчения при получения известия о его смерти, как и другие претенденты с той стороны. Детали? Детали узнаете у архонта Сергия, она, Лилия, на такие переговоры просто не уполномочена. Просто имейте в виду, господин мой Нарзес, что ваше будущее находится в ваших же руках.
Впрочем, сам Сергий из рода Сергиев с Нарзесом пока разговаривать отказывался, ссылаясь на то, что тому сперва требуется пройти акклиматизацию, как следует оглядеться по сторонам и завершить курс восстановительной терапии. Мол, время еще есть. По предварительному графику, который составлялся в Константинополе, посольству еще месяц шкандыбать до Китеж-града по степному бездорожью. Когда там, к острову Хортица должны будут за ними прибыть дромоны, к середине апреля? А сегодня в том мире только седьмое февраля, так что лучше всего не торопиться и не суетиться. В его положении лучше всего семь раз отмерить и только один отрезать, ибо отрезанного назад уже не пришьешь. Впрочем, до серьезного разговора ждать осталось недолго. Вот только развяжется архонт Сергий с очередной заморочкой – и тогда сможет принять ромейского посла официально и со всем надлежащим тщанием. А пока он может написать Юстиниану письмо, в котором честно, без приукрашивания и без утайки изложит все, что касается военной мощи, политических и духовных связей архонта-колдуна Сергия из рода Сергиев. Доставку письма адресату мы гарантируем.
Двести шестьдесят второй день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.
С того момента, как мы выдернули царевича Федора прямо из-под носа у подельников Самозванца, минуло уже десять дней. За это время «царевич Дмитрий Иванович», окопавшийся в сельце Красном, которое он превратил в свою временную штаб-квартиру, слал во все стороны гонцов (при этом не менее трех посланцев ускакали в сторону Польши), рассылал подметные письма и буквально извертелся в ожидании внезапного ответного удара со стороны исчезнувшего свергнутого царя, который все никак не наступал. Рано еще было наносить такие удары, перед тем ситуация в Москве и всем царстве в целом должна была созреть и перезреть.
Вместо того его ставку посетили старшие представители всех имеющихся в Москве боярских родов. Побывал там и Васька Шуйский, клялся в своей безграничной преданности, был и глава рода Романовых будущий митрополит, а ныне просто монах Филарет – в миру Федор Никитич Романов, двоюродный брат последнего царя из династии Рюриковичей Федора Иоанновича и счастливый папенька основателя династии Романовых шестилетнего соплюка Михаила. Красавец, щеголь, гуляка – и вдруг в монахи! Не по фэншую это! Вот и монах Филарет не понял такого юмора Бориса Годунова, и как только режим ссылки после смерти царя ослаб, принялся интриговать против малолетнего тогда еще царя Федора Борисовича.
Ну точно как наши оппы – и правые и левые – толпой бегали на совещание к американскому послу МакФолу в январе две тысячи двенадцатого, причем все сразу и оптом, от крайне правых либералов вроде Гозмана и Немцова (побольше ему в аду горячей смолы) до неистовой справоросски Дмитриевой и ортодоксального коммуниста Ивана Мельникова, правой руки папы Зю. Четыреста лет прошло, а рожи у политической элиты все такие продажные и все так же просят кирпича потяжелее, а то и плахи. Было бы неплохо возродить для политбоссов двадцать первого века нравы времен царя Иоанна Васильевича, когда проворовавшихся бояр – на плаху, родню в острог, а имущество в казну. А ежели козел сумел сбежать за бугор и оттуда вопит о тираническом режиме кровавой гебни, так на то есть разные методы, и один из них наглядно показан в старом французском фильме времен моего детства «Укол зонтиком» с Пьером Ришаром в главной роли.
По крайней мере здесь я собираюсь поступить точно так же (зачистить политическое поле до белых костей) и выслать всю эту боярскую шушеру за уральский хребет – туда, где еще не остыли следы ватаги Ермака. Москва всегда страдала от перенаселения много о себе понимающими альфа-самцами, и если этих персонажей раскидать по бескрайним сибирским просторам, то славно будет всем – и Москве, которая вздохнет с облегчением избавленная от этих собачьих боев, и Сибири, которую наконец-то начнут осваивать. И Романовы со своим семейством будут в их числе. Если ты митрополит, то и митрополитствуй себе где-нибудь на Амуре-реке, окормляя огромную, населенную почти одними язычниками епархию от Байкала до Тихого океана. Нет, конечно «Иван Сусанин» и «Смерть за царя» – это все хорошо, но только для скорейшего выхода из смуты, а не для ее предотвращения, чем я занимаюсь прямо сейчас, делая ставку на царевича (а в будущем снова царя) Федора Годунова.
Все это я втолковывал Семену Годунову – его троюродному дяде, при папе Борисе и в недолгие времена царствования самого Федора, занимавшего должность заведующего политическим сыском. Мои бойцовые лилитки буквально сдернули его с плахи у самозванца. Все же нужен был мне там на месте опытный управленец, хорошо разбирающийся в местных условиях, и в то же время имеющий рыло в пуху, а потому вполне предсказуемый и поддающийся контролю. Ведь именно из-за Семена, назначившего своего зятя Телятьевского главным воеводой в обход всех тамошних понятий и обычаев, и взбунтовалось* войско, первоначально посланное царем Борисом против Самозванца и уже нанесшее его отрядам несколько поражений.
Историческая справка: * Измена П. Ф. Басманова была отчасти связана с его местническими счётами с Годуновым, поскольку Разрядный приказ отправил в действующую армию «роспись» воевод по старшинству, встреченную ими с возмущением: «Тое-де роспись, как бояром и воеводам велено быть по полком, послал Семён Годунов для зятя своево князя Ондрея Телятевского, а царевич-де князь Федор Борисович тое росписи не ведает». После прихода к власти Лжедмитрия I сослан в Переславль-Залесский с приставом Ю. Катыревым-Ростовским, и там задушен (по другим данным – уморен голодом).
В нашем случае Лжедмитрий I, встревоженный исчезновением семьи Годуновых и появлением «ангелов», шугнувших его отморозков из Успенского собора, решил как можно скорее казнить Семена путем усекновения головы, причем собирался лично при этом присутствовать, дабы убедиться, что один из самых упорных его врагов теперь точно мертв. Но мои воительницы, внезапно появившись из воздуха, коронным ударом двуручного меча отчекрыжили башку самому палачу и, подхватив Семена под связанные руки, скрылись вместе с ним тем же путем, которым и пришли. Фурор был необычайный, Самозванец, самолично наблюдавший за казнью, чуть пирожком не подавился. Но это уже его проблемы – не успеет подохнуть самолично от какого-либо несчастного случая, казню его так, что и Батыева погибель будет считаться тихой спокойной кончиной в собственной постели. Ведь это не невинное дитя дикой природы, подобное хану Батыге, делающего злодейства потому, что так велит ему инстинкт кочевника. Это редкостный мерзавец, изменивший своей стране и своей вере, ради призрака власти пошедший на службу к их злейшим врагам.
Что касается царевича Федора, то еще раз подтвердилась моя первоначальная догадка о том, что матушку его, Марию Годунову (в девичестве Скуратову-Бельскую) к несовершеннолетнему сыну нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Эта твердая, как кремень, волевая баба устояла даже под воздействием патриарха Иова, который попробовал сделать ей пастырское внушение. Ноль внимания, два презрения. Выслушав патриарха, эта упертая ослица продолжала гнуть свое, мешая нам готовить царевича к трону. Упрямства и властности в ней было не меньше, чем в рязанской княгине Аграфене Ростиславне, которая к настоящему моменту выглядела уже так, как в нашем мире выглядят тридцатилетние; еще неделя такой омолаживающей маготерапии, совмещенной со специальным обучением – и она будет готова к знакомству с патрикием Кириллом и воцарению на византийский трон. Женщина вполне довольна своей судьбой и жаждет поскорее приступить к своим новым обязанностям, которые позволят по полной программе реализоваться ее деятельной натуре.
В какой-то момент я пожалел, что, помимо Аграфены, нельзя заодно сплавить в Византию еще и Марию Годунову, но потом подумал, что нет худа без добра, и если мне хоть где-нибудь понадобится такая вот волевая правительница, я знаю, откуда ее взять. А пока можно наложить на злобную бабу заклинание стасиса, поставить тушку в угол и по мере необходимости стирать с нее пыль. Шучу. К сожалению или к счастью, это исключено. Царевич Федор действительно любит и уважает свою матушку, и любой знак пренебрежения к ней воспримет как личное оскорбление. А нам такого не надо, и поэтому Мария Годунова получает наивысшее обхождение, которое только может дать наше общество. Как ни странно, она довольно близко сошлась с еще одной «отставной» царицей и властной стервой. Я имею в виду Геру, бывшую царицу богов, которая ради общения с близкой душой даже приостановила свои секс-туры по Мирозданию. Смертная-то она смертная, эта мадам Годунова, но вот такого гонора и уверенности в своей исключительности как царицы не было ни у одной богини. Так что эти двое теперь стали не разлей вода.
Величественная мадам боится только Кобры, по которой видно, что ей плевать, царица там перед ней или нет, и что если ее по-настоящему задеть, то пепел того отчаянного глупца сметут веником с пола и отправят родственникам по почте в конверте. Ну и поротая попа мокшанской царицы Нарчат у всех на слуху. Хоть это и не поощряется, но забористые частушки об этом событии были переведены на русский язык, и их нет-нет распевают лилитки и амазонки, как пример глупого зазнайства, ибо рука у Кобры тяжелая, а характер импульсивный и порывистый. Птицу, несмотря на ее видимую молодость, Мария Годунова принимает как равную, как и вашего покорного слугу, а всех остальных, включая Анастасию, в которой чует представительницу враждебного Годуновым клана Романовых, старается просто не замечать.