— Боюсь спросить, какие ещё размеры он знает, — бурчит Бэкхён, слишком взбудораженный очередным подсчётом, чтобы так просто успокоиться и не донимать Чанёля. Не говоря уж о том, что донимать Чанёля ему просто нравится.
— Не волнуйся, размер моего члена знаешь только ты, — закатив глаза, уже сердито отзывается Чанёль.
— Ещё бы, это же я сплю на твоей сосульке, — подливает масла в огонь Бэкхён, старательно делая свару неизбежной. — Сегодня надо опробовать ту игрушку, что мы позавчера купили. Потому что мне так хочется. И даже не спорь…
— Страсти какие… Боюсь, сегодня вам друг на друга времени точно не хватит. На игрушку — тем более.
У Чанёля из рук выскальзывает тарелка, грохает о металлический поддон раковины и раскалывается на части, а Бэкхён не удерживается на накренённом табурете и хлопается задницей на пол.
Прислонившийся плечом к косяку Чонин взирает на обоих с философским спокойствием, лениво ослабляет чёрный галстук и расстёгивает верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке.
— Ты должен прилететь тридцатого! — тыча в сторону Чонина пальцем, вопит Бэкхён и пытается понять: у него уже галлюцинации, или Чонин настоящий. Хотя он хлопнулся об пол задницей, а мерещится всякое, если хлопнуться головой, но мало ли…
У Чанёля губы дрожат, но он явно не в силах выдавить из себя хоть какой-то звук.
Чонин немного устало проводит ладонью по волосам, откидывая назад тяжёлую чёлку, смущённо улыбается и пожимает плечами.
— Воспользовался случаем, раз уж подвернулся. При мысли, что смогу увидеть вас обоих пораньше, не устоял. Два года всё-таки…
На самом деле это Чанёль и Бэкхён не могут устоять, потому что Чонин в классической белоснежной рубашке и с галстуком — это удар ниже пояса и конец света. Вдвойне, потому что они его целых два года живьём не видели, и он кажется им сейчас непростительно красивым. Ослепительно красивым. И родным до безумия.
Неловкость внезапной встречи после двух лет ожидания испаряется в доли секунды.
Чанёль пулей пролетает мимо Бэкхёна и крепко обнимает заметно ошарашенного таким напором Чонина. Бэкхён тут же забывает об отшибленной заднице, вскакивает с пола и кидается к Чонину и Чанёлю, чтобы протиснуться между ними и повиснуть у Чонина на шее. Короткая возня заканчивается тем, что становится уже совершенно непонятно, кто и кого вообще обнимает.
От Чонина пахнет летним зноем, дорогим парфюмом и совсем чуть, зато резковато-возбуждающе, потом. Запах слабый, но до боли знакомый — из памяти не выветрился даже за два года.
Чонин тихо смеётся, ероша обоим волосы, но тут же умолкает, потому что Чанёль прижимается губами к его виску, а Бэкхён — к подбородку. И они просто стоят, крепко обнявшись, и молчат.
Первым немного приходит в себя хозяйственный Чанёль.
— Есть будешь? И тебе в душ, наверное, стоит сгонять. И переодеться.
— Непременно, как только вы меня выпустите из рук, так сразу, — неприкрыто веселится Чонин, пытаясь снять с себя Бэкхёна. Бэкхён упрямо не снимается и продолжает крепко держаться за шею, пожирая Чонина полубезумным и пугающе голодным взглядом, словно намерен всерьёз закусать в обычной манере Чонина.
— Угу. У тебя в комнате всё так и осталось, как было, — рассказывает Чанёль, аккуратно разгибая между делом один за другим пальцы Бэкхёна. — Я сейчас принесу в ванную свежие полотенца. Чемоданы ты куда подевал?
— Часть в комнате уже, часть — в прихожей. В углу поставил, чтобы не мешали. Разберу попозже. — Чонин легонько прикасается губами к уголку рта Бэкхёна и передаёт его Чанёлю в руки, ускользая из поля зрения обоих.
— Я уже забыл, какой он… — сдавленно бормочет Бэкхён. — Красивый, да? И рубашка эта, галстук ещё… И пахнет вкусно… Из кровати выпускать нельзя и…
— Дай ему дух перевести. Он только приехал, зато насовсем. — Чанёль прижимает Бэкхёна к груди и успокаивающе гладит по голове. — Давай ужином займёмся лучше. Он точно голодный.
Они оба с энтузиазмом принимаются метаться по кухне, выгружая на стол всё самое вкусное, что только могут найти. Спустя полчаса начинают волноваться, потому что в ванной вода уже не шумит, а Чонина всё нет.
В ванной ожидаемо Чонина не находят и вваливаются в его комнату, чтобы замереть, затаив дыхание.
Чонин, как видно, честно собирался переодеться после душа, но уснул прямо в кресле в расстёгнутой влажной рубашке и с полуразобранной сумкой у ног. А на подлокотнике — рука с зажатым в пальцах галстуком.
Бэкхён тихонько вздыхает и аккуратно убирает с кровати покрывало, поправляет подушки и откидывает одеяло в сторону. Чанёль, стараясь не разбудить Чонина, осторожно стягивает с тонких лодыжек уже почти снятые брюки и бельё, подхватывает Чонина, относит его к кровати и укладывает на простыни. В четыре руки они закутывают Чонина в одеяло, совершенно позабыв о летней жаре, усаживаются на кровати рядом и просто смотрят, как спит Чонин.
Чонину жарко, он выпутывается из одеяла, высвобождает из плена рубашки левое плечо, переворачивается на живот и подгребает подушку ближе, утыкаясь в неё лицом. Бэкхён кончиком пальца невесомо водит по плечу Чонина и тепло улыбается. Чанёль вытягивается на кровати рядом и едва-едва касается руки Чонина.
Соседи могут вздохнуть с облегчением, потому что Чонин обычно уменьшает собой шумность Бэкхёна и Чанёля ровно вдвое, а сейчас они и вовсе боятся разбудить его.
Бэкхён по традиции просыпается раньше всех, успевает метнуться в душ и прихватить всё самое нужное, возвращается в кровать и тормошит Чанёля. Пока Чанёль торчит в душе, Бэкхён тихонько стягивает одеяло с Чонина и принимается водить пальцами по груди и плечам, обхватывает губами сосок прямо сквозь тонкую белую ткань рубашки. Чонин сонно вертится, отпихивает подушку, на ощупь находит Бэкхёна и подгребает к себе поближе. Достаточно близко, чтобы испытать возбуждение и всё-таки проснуться.
Чанёль возвращается именно в ту минуту, когда Бэкхён усаживается Чонину на бёдра, обхватывает ладонью блестящий от смазки толстый ствол, направляет в себя и медленно опускается. Рука Чонина скользит по его ноге и останавливается на ягодице. Чанёль непроизвольно облизывает губы, глядя, как Чонин запрокидывает голову и шумно выдыхает. Пальцы сжимают ягодицы Бэкхёна, сминают, помогая двигаться вверх и вниз. Бэкхён глухо стонет и цепляется за рубашку на груди Чонина, но такой опоры ему не хватает, и он слепо шарит ладонями по гибкому телу Чонина, пока не находит твёрдые колени. Откинувшись назад и оперевшись на колени Чонина, Бэкхён начинает двигаться быстрее и яростнее. Плавно приподнимается, скользит вверх по рельефному стволу, делает судорожный вдох и насаживается с силой, шлёпая ягодицами об узкие бёдра Чонина.
Чанёль не помнит, как подходит ближе, просто не сводит глаз с напряжённых и подрагивающих мышц живота Бэкхёна. Стоящий член покачивается от движений и блестит от выступившей смазки, но Бэкхён не прикасается к себе — двигается всё быстрее, широко раскрывая рот и запрокидывая голову. Стонать у него толком не получается — дыхание вырывается с хрипами. Но он почти откровенно кричит, едва Чонин рывком вскидывает бёдра, толкаясь в него со страстью и напором.
Чанёль торопливо ставит колено на край кровати, подаётся вперёд и бросает ладонь на жёсткий от напряжения живот Чонина. Прижимает с силой, не позволяя рвануться вверх. Выждав немного и уловив полный удовлетворения вздох Бэкхёна, Чанёль клонится всё ниже, пока не касается губами влажной смуглой кожи, слегка прикрытой уже неплохо намокшей белой рубашкой. Обводит языком ямочку в центре живота Чонина и косится на Бэкхёна. Смотреть вблизи на скользящий между широко разведённых бёдер и напряжённый до отчётливо проступивших венок член невыносимо ровно настолько же, как слышать под самым ухом характерные звуки полной и откровенной близости.
Чанёль едва успевает отпрянуть, когда Чонин подрывается, стремительно перекатывается и впечатывает Бэкхёна спиной в матрас. Бэкхён протяжно стонет и закусывает губу, раздирает ногтями кожу на плечах Чонина. От этого несдержанного толчка у него всё тело напрягается. Ногами он обхватывает Чонина, выгибается и закидывает руки себе за голову, вцепливаясь в подушку так, что пальцы от приложенной силы белеют и хищно сгибаются.
Чанёль шумно сглатывает и пялится на вбивающегося в Бэкхёна Чонина. Рубашка слева уже сползла почти до локтя. Под белой тканью на спине — узлами и буграми проступают при каждом движении мышцы. На смуглой коже — красные полосы от ногтей Бэкхёна. Некоторые ранки получились особенно глубокими, но Чонин вряд ли замечает это.
Чанёль невольно посасывает собственную губу, водит ладонью по собственному члену и жадно смотрит, как Чонин медленно сжимает челюсти, впиваясь зубами в плечо Бэкхёна. На время перестаёт жёстко втрахивать Бэкхёна в кровать и любуется на полумесяцы следов, оставшиеся на матовой коже Бэкхёна. У того глаза приоткрыты, но взгляд без фокуса, а руки всё с той же силой терзают подушку. Ступни на скрещенных за спиной Чонина ногах напряжены, а пальцы поджаты.
Чонин рвано дышит и кончиком пальца размазывает по плечу Бэкхёна выступившую из ранок кровь. Самый яркий полумесяц наливается багровым, и Чонин припадает к нему губами. Чанёль не выдерживает, придвигается к ним, ведёт языком по открытому левому плечу Чонина, слизывая проступившую кровь, и целует в уголок рта, напоминая о себе. Во рту скользит язык Чонина, и Чанёль чувствует вкус Бэкхёна. Пока сам Бэкхён не запускает ему в волосы пальцы и не тянет к себе. Они с Бэкхёном целуются и не останавливаются. И так странно-волнующе получается чувствовать через поцелуи, как Бэкхён всем телом трясётся от сильных толчков, заходится наконец в оргазме и сдавленно мычит из-за языка Чанёля у себя во рту.
Чанёль гладит обоих и терпеливо ждёт, пока они отдышатся и вернутся в реальность. Зацеловывает искусанное плечо Бэкхёна и любуется медленно проступающими всё отчётливее метками. Потом ласково проводит языком по глубоким царапинам от ногтей Бэкхёна на плече Чонина.
Через полчаса Бэкхён сползает с кровати и, пошатываясь, бредёт к выходу. Дверь он не закрывает, и вскоре Чанёль с Чонином различают шум бегущей в ванной воды.
Чонин лежит рядом, вытянувшись на спине. Глаза прикрыты, а ресницы слегка подрагивают. Чанёль тянет за полу рубашки, чтобы отлепить её от бедра и обтереть краем живот. Потом возится с пуговицей на левом запястье и выпутывает Чонина из испачканной кровью рубашки, пытается. На пуговицу на правом запястье его не хватает, потому что у Чонина чертовски горячие, твёрдые и жадные губы. Поцелуи мешают, и почти снятая рубашка повисает у Чонина на правой руке “хвостом”.
Чанёль сжимает пальцами запястья Чонина и нетерпеливо отвечает на поцелуи. Вжимает собой в матрас и трётся членом о сильное бедро. Отчаянно не хватает Бэкхёна, потому что Чанёлю хочется до безумия в четыре руки и два рта замучить Чонина, зацеловать, заставить разметаться на смятых простынях, забыться до беспамятства и кончить бурно после того, как он бы долго сдерживался и сопротивлялся. И чтобы они с Бэкхёном могли смотреть на это от начала до конца, увидеть чистое пламя без примесей. Бэкхён необходим, потому что один Чанёль бы не справился. Гибкое смуглое тело сильнее, чем кажется. А ещё минус — два года ожидания, так что очень долго сдерживаться Чонин точно не сможет — слишком сильно хочет. Настолько сильно, что Чанёль бедром прекрасно чувствует, как его член снова тяжелеет и наливается твёрдостью. И Чонин так смотрит, что всякое желание сопротивляться ему тут же пропадает с концами.
Чанёль честно пытается удержать Чонина и шипит, когда предплечье вспарывает болью. Смотрит пристально на резкий профиль и острую линию нижней челюсти, а Чонин без спешки впивается зубами в руку Чанёля. Его блестящее от пота тело напряжено до предела, и под крупными складками белой ткани, сбившейся на правой руке в ком, подрагивают пальцы.
Чанёль замирает, потому что к спине прижимается тёплое и влажное. Бэкхён прикасается губами к лопатке, а с его мокрых волос срываются капли и бегут по спине Чанёля к пояснице. Проскользнув у Чанёля под рукой, Бэкхён вытягивается на простыне рядом с Чонином и ищет его губы своими. На его скулу ложится ладонь, закутанная в почти снятую рубашку, и Чанёль пытается облизнуть губы, но во рту пересохло так, что там пустыня Гоби в миниатюре.
Он вздрагивает, едва чувствует на запястье цепкую хватку Чонина. Короткий рывок заставляет рухнуть носом в подушку, а после — затихнуть под тяжестью навалившегося ему на спину Чонина. Чанёль медленно закрывает глаза и слабо улыбается — между ягодицами томно скользит толстый ствол, проходится головкой по краям входа, слегка толкается, но пока не проникает внутрь. Рядом копошится Бэкхён, пихает локтями и коленками в бок до тех пор, пока Чанёль не приподнимается на четвереньки, а затем Бэкхён умудряется подлезть так, чтобы получить прямой доступ к губам Чанёля.
Чанёль слегка прикусывает язык Бэкхёна, пока по его бёдрам шарят жёсткие ладони, одна из которых по-прежнему опутана болтающейся на запястье рубашкой. Ощущения от этого необычные — горячая рука сквозь слегка влажную от пота тонкую ткань.
Чанёль стонет в голос — Чонин уже добрался до его шеи и слегка сжал кожу на загривке зубами. Нажим постепенно усиливается, разбавляя негу медленно нарастающей болью. Сладкой болью. Лёгкие поцелуи, кончиком языка по коже — и снова зубами, но теперь ещё безжалостней. Чанёль знает наверняка, что Чонин наставил на нём следов губами, но этого мало. И когда Чонин кусает всерьёз, Бэкхён пьёт удовольствие, смешанное с болью, с губ Чанёля. Пьёт поцелуи, стоны и всхлипы, не даёт набрать воздуха в грудь и превращает боль в живое пламя, что бьётся под кожей в такт ударам сердца — быстрым и торопливым.
Чонин кусает опять, сдвигаясь к левому плечу. Запутавшаяся в рубашке правая ладонь с силой сжимает бедро Чанёля, дёргает. Чанёль широко распахивает глаза и теряет выдох на губах Бэкхёна от острого ощущения открытости. Это кажется таким свежим и ярким — близость с Чонином после перерыва в два года. Чанёль достаточно расслаблен для секса, но он успел забыть, как Чонина много. Невольно сжимается и дрожит от растянутости и напряжения в мышцах, хотя Чонин вошёл в него только головкой. От резкого толчка под ресницами становится влажно. Хочется втянуть в себя воздух, но Бэкхён жадно целует. Дышать нечем, и перед глазами пляшут тёмные пятна.
Чанёль теряется в поцелуе с Бэкхёном, сходит с ума от невесомых касаний к укусу на плече и почти скулит, когда ладонь Бэкхёна сжимает его член, который мучительно ноет от растекающегося по телу возбуждения. Возбуждение ровно настолько же мощное, насколько остро Чанёль чувствует себя заполненным Чонином. Ещё один толчок заставляет его глухо замычать — стенки внутри расступаются под давлением члена. Толстый ствол безжалостно раздвигает их и входит глубже. Частое горячее дыхание обжигает свежие ранки на плече. Чонин подаётся назад, позволяя Чанёлю сжаться внутри, но тут же вновь заполняет собой до отказа. Прижимается бёдрами, позволяя уловить дрожь сведённых напряжением мышц. Снова пустота и рывок — и Чанёль практически утыкается губами в губы Бэкхёна. И горит от прикосновений губ Чонина к припухшим ранкам на плече.
Рука Бэкхёна на члене Чанёля почти не двигается, но Чанёль всё равно умирает от усиливающегося с каждым толчком удовольствия. Правда, так легко и просто кончить ему не дают. Чонин и Бэкхён даже по отдельности сравнимы со стихийным бедствием, ну а когда они объединяются, сопротивление теряет всякий смысл. Проще сразу признать поражение и даже не рыпаться. Вот Чанёль и не рыпается, когда его опрокидывают на спину и подсовывают под бёдра подушки. Он задыхается от нежеланной сосущей пустоты внутри и широко раздвигает ноги, требуя близости. Всхлипывает от прикосновения к внутренней стороне бедра обтянутой тканью ладони и с упрёком смотрит на взъерошенного Чонина. Тот торопливо облизывает губы, глядя на него в ответ, задевает влажной от смазки головкой растянутые края входа и подсовывает ещё подушку, чтобы бёдра Чанёля оказались повыше. Тяжёлая чёлка свешивается почти до самых глаз, и Чанёль борется с неудержимым желанием дотянуться рукой и отвести влажные пряди в сторону. Не успевает.
Пальцы впиваются в ягодицы до тянущей боли, и резкий толчок пронзает Чанёля насквозь, если верить ощущениям, которые прямо сейчас готовы обманывать во всём. Стенки внутри дрожат и безуспешно пытаются сжаться, но их распирает изнутри крепким стволом. Чанёлю даже не дают хоть немного прийти в себя — Бэкхён припадает губами к его искусанному плечу и облизывает ранки. И продолжает облизывать, пока Чонин неспешно и плавно двигается, то глубоко входя в Чанёля, то почти покидая его совсем и дразняще задевая края входа членом. Это невыносимо, и Чанёль готов взвыть от собственного бессилия. Тяжесть Бэкхёна на груди не позволяет ни вскинуться, ни повернуться, а крепкая хватка Чонина на бёдрах лишает возможности отстраниться и соскочить с члена.