Бэкхён продолжает надрачивать Чанёлю уже руками и смотрит неотрывно. Возбуждённый Чанёль выглядит очень красивым и уязвимым — это непривычно в сравнении со страстностью и необузданностью Чонина. Чонин всегда дикий и хищный во время секса, похож на взрыв из эмоций и сексуальности — овладеть, покорить, зажечь и сгореть, нежным он становится только после, как невесомый пепел. А Чанёль — другой. Успевает с лаской проводить руками по телу Бэкхёна даже в те мгновения, когда сам забывается.
Чанёль кусает губы и подаётся бёдрами вверх. Когда лежит, кажется не таким уж и высоким, а ещё кажется одновременно нескладным и изящным, и Бэкхён не понимает, как такое вообще возможно. Мягкие черты лица подрагивают и искажаются от удовольствия. И Чанёль трогательно вскидывает брови “домиком” в мгновения особенно сильного восторга.
Бэкхён смотрит на эту красоту, разметавшуюся на простынях, и начинает понимать, что так привлекало и завораживало Чонина. Обычно Чанёль большой и неловкий, нескладный и растяпистый, добродушный и весёлый, как большой пёс вроде сенбернара, но уложи его на кровать и приласкай…
Такой трогательный и отзывчивый. Приоткрытый в беззвучном стоне чувственный рот и сладко подрагивающие губы притягивают взгляд Бэкхёна, как магнит.
Бэкхён склоняется к бёдрам Чанёля, уверенно ведёт языком по стволу, быстро насаживается раз за разом и позволяет кончить себе в горло.
На рассвете он отмывается в собственной ванной и не знает, как сможет оправдаться перед Чонином. Счастье уже, что Чанёль целует не так, как Чонин. Чанёль целует легко, нежно и влажно. Следов нет, и это успокаивает. Если бы он целовал так же жадно и по-собственнически, как Чонин, оставляя следы даже там, где это сделать, казалось бы, невозможно, то финиш тогда. Чонин неведомым образом всегда чётко определяет, где его метки, когда и как он их оставил, и почему. И когда он находит на теле Бэкхёна неучтённые синяки…
Ревнивый засранец. Любимый ревнивый засранец, и с его бывшим Бэкхён переспал по собственной воле, потому что захотел и почти спятил от страха и неуверенности в их настоящем и будущем. И теперь Бэкхён отчаянно желает, чтобы Чонин не узнал об этом.
Не только потому, что Чонину будет больно. Не только. Просто…
Катастрофа кажется неизбежной.
***
Чонину совершенно не хочется гадать, о чём думает Чанёль в ту минуту, когда видит его на пороге своей комнаты. Наверное, это глупо, но Чонину до сих пор необходимо знать ответ и прояснить ситуацию с Бэкхёном. Два года назад он искренне полагал, что у них всё хорошо, и что так будет всегда. И когда всё развалилось… Когда, чёрт бы всё побрал? И почему? И какого чёрта он это не заметил вовремя? А сейчас…
— Тут поговорим, или ты пригласишь зайти? — мрачно уточняет он, но сам же делает шаг вперёд, заставляя Чанёля попятиться.
— Ты всё равно всегда делаешь то, что хочешь. — Чанёль просто смотрит, как он запирает дверь, но от порога не отходит, словно не желает пускать Чонина дальше — ни в свою комнату, ни в свою жизнь.
— Может быть, но нам всё равно надо поговорить. Спокойно поговорить.
— О чём? После всего тебе ещё хватает наглости подкатывать ко мне с разговорами? Мне стоило разбить тебе рожу ещё тогда, когда я застал тебя с той…
— Это ничего не значило.
— Ну да, конечно. Ещё скажи, что ты не собирался… Хотя нет, лучше вообще ничего не говори. Ложь на тему, что ты был пьян и плохо соображал, не прокатит.
— Ты знаешь, что не был, и…
— Заткнись! — с нескрываемой злостью просит Чанёль и отворачивается, тянется за бутылкой воды, что стоит на низком столике.
Чонин молча смотрит и отмечает напряжённые плечи. Чанёль будто опасается удара в спину. Пьёт нервно и неаккуратно, а Чонин невольно вспоминает, как в первый раз в жизни хлебнул крепкий напиток, чтобы попробовать из любопытства. Выпил он тогда совсем немного, но эффект проявился сразу. И Чанёль поддерживал Чонина, пока его выворачивало в туалете почти наизнанку. Было плохо как никогда. Чонин и стоять тогда без помощи не мог, в ушах шумело, сердце бешено колотилось в груди, а дыхание сбоило. Он сплёвывал желчь, чувствовал на губах горечь, а Чанёль терпеливо умывал его и уговаривал держаться. Лучше ему не становилось, но он упирался всю дорогу, пока Чанёль волок его в клинику.
Алкогольное отравление, как оказалось. Чонину хватало смешного количества спиртного для вызова скорой. Не то чтобы Чанёль тогда спас ему жизнь, оттащив в клинику, но где-то близко к тому. И Чанёль оставался единственным человеком, помимо родных Чонина, кто знал об этом.
Чонин до сих пор ничего не рассказал Бэкхёну, потому что было неловко как-то признаваться в подобной слабости. В армейских и студенческих кругах такие вещи служат поводом для насмешек. Бэкхёну он соврал, что просто не пьёт. Правду так и не сказал — опасался, что Бэкхён в своей обычной манере начнёт подкалывать.
Чанёль не подкалывал никогда. До этой вот минуты.
— Тебе лучше уйти. Разговор у нас не получится, — отставляя бутылку с водой, бормочет Чанёль и не желает поворачиваться к нему лицом.
— Уйду. Просто мне интересно, кто это был. Тот, кто заставил тебя забыть об обещании. Но плохо заставил, как видно, если ты теперь подкатываешь к Бэкхёну.
— Тебя не касается, к кому я подкатываю.
— Бэкхён — мой, так что очень даже касается. И ты сам его мучаешь.
Чанёль вспыхивает тут же, как и всегда. Чонин невольно улыбается — пальцы Чанёля так знакомо цепляются за воротник рубашки. Чанёль прижимает его к стене и дёргает за воротник, заставляя вскинуть голову и посмотреть в затуманенные яростью глаза.
— Бэкхён свой собственный. И он сам может решить, с кем из нас ему будет лучше. Я люблю его, и это понадёжнее того, что можешь ему предложить ты.
— Мы с ним ещё не расставались, так что тебе придётся долго ждать. Быть может, целую вечность.
— На твоём месте я бы не был так в этом уверен.
Чонин хмурится, потому что ему эти слова не нравятся. Они вызывают беспокойство и звучат, как намёк. Но ему трудно поверить, что Бэкхён мог дать Чанёлю шанс. Быть этого не может. Просто не может. Но сдержать раздражение и злость не получается. Сомнения только бесят, заставляя забывать о прочем.
— Даже рассчитывать не смей. И держись от него подальше.
— А то что? Окончательно докажешь, что тебе просто нравилось получать желаемое? Лучше просто признай, что тебе всегда было наплевать на меня. На Бэкхёна, возможно, тоже…
Насмешка и несправедливые слова окончательно выводят Чонина из себя. Потому что у Чанёля нет на них права. Вспоминается боль — та самая, когда он увидел чёртовы снимки и впервые допустил мысль, что Чанёль мог быть с кем-то другим, не с ним. Но они так срослись друг с другом ещё с детства, что подобное предательство бьёт по живому. Бьёт как ножом. Бьёт так больно, что становится невозможно дышать. Раны заживают со временем, но боль не уходит никогда.
И ещё больнее от мысли, что этот чёртов предатель покушается на Бэкхёна. На его Бэкхёна.
Чонин несдержанно наступает Чанёлю на ногу, заставляя отшатнуться, ослабить хватку на вороте и зашипеть от неожиданности. Этого достаточно для замаха и резкого удара в бок. Чанёль пятится, чуть согнувшись и прижав ладонь к пострадавшему месту, задыхается и получает добавку в живот.
Не первая их драка и, быть может, не последняя, но так легче. Немножко, но легче выдержать боль.
Чонин отстранённо слушает парочку оскорблений в свой адрес и досылает третий удар Чанёлю в челюсть. Не особенно сильный такой удар — исключительно для того, чтобы Чанёль заткнулся.
Чанёль в самом деле затыкается, прикусив язык, налетает на кровать, не удерживает равновесие и шмякается на смятое покрывало. Морщится от боли в рассечённой губе и осторожно трогает ранку пальцами, а потом просто закрывает лицо обеими ладонями. В этом жесте столько отчаяния, что…
Вот тут-то Чонина и накрывает волной воспоминаний и ещё тем, чем не должно бы. Тело игнорирует приказ мозга и посылает центральное командование в пешее эротическое. Он просто валится на Чанёля, смахивает ладони с лица и прижимается губами к ранке, залечивая самым лучшим способом. Способ всегда работал. Раньше. Просто Чанёль очень добрый и заботливый, и видеть, как кто-то поднимает на него руку, невыносимо. У Чонина всегда сносит все рамки и условности в голове, когда кто-то осмеливается обидеть Чанёля. Так было раньше, так остаётся и сейчас. Это кажется самым естественным на свете. Противоречивое желание набить морду Чанёлю и уберечь его от боли раздирает Чонина на части. Это неправильно и, чёрт возьми, как они вообще докатились вот до этого?
Чанёль пытается скинуть его с себя, и это злит до чёртиков. До треска рвущейся футболки и рубашки — следом.
Они то ли дерутся, то ли пытаются стать ближе, и эта непонятность отключает тормоза. Чонин просто стягивает свободные брюки Чанёля вместе с бельём до колен, переворачивает Чанёля на живот и сжимает зубами кожу на шее. Чанёль дёргается и всё ещё пытается ускользнуть, но у него заметно дрожат и руки, и ноги. Да и движения выходят слабыми и неуверенными. Чуть позже становится понятно, почему. Потому что у него стоит на двенадцать, он хочет до безумия, но не желает признаваться. И Чонин очень хорошо его понимает, поскольку сам в том же положении.
Их тянет друг к другу с той же силой, как и прежде. Словно не было никогда этих двух лет порознь. Когда Чонин шёл поговорить, как-то и мысли не допускал, что всё может вылиться вот в это. Но теперь поздно.
Им нужно остановиться и оказаться подальше друг от друга, только сил не хватает у обоих. Чонину довольно на миг прижаться бёдрами к ягодицам Чанёля, чтобы просто обо всём на свете забыть и позволить желанию утянуть себя на глубину. Он даже не помнит, как расстёгивает брюки, зато задыхается, когда трётся твёрдым членом о ягодицы Чанёля. Замирает от острого ощущения, пронизывающего ствол, яички и всё тело вдоль позвоночника, потому что это как вернуться домой после долгого отсутствия и окунуться с головой в тёплую воду родного залива.
Пальцами сжимает подбородок Чанёля, чтобы тот повернул голову, целует жадно — до сдвоенного стона. И подносит ладонь к губам Чанёля. Подсказки не нужны. Он просто тонет в волнах необъяснимой радости, едва Чанёль начинает неаккуратно и торопливо вылизывать его ладонь и обсасывать пальцы, увлажняя их слюной. И он просовывает в Чанёля сразу два, но не для того, чтобы сделать больно, а потому что сил нет терпеть чуть дольше. Обжигает губами шею и плечи там, где разорванная футболка не мешает, отвлекает от пальцев, которыми крутит внутри и раздвигает гладкие стенки. Добавляет ещё палец, трёт размеренно, ощупывает и нагнетает возбуждение. Чанёль под ним ёрзает, потому что лежать на стояке определённо неудобно.
— Давай уже… — почти рычит, утыкаясь лицом в складки одеяла и уже не пытаясь спрятать дрожь желания.
Чанёлю отказать сложно настолько, что вообще никак. Чонин убирает пальцы, проводит ладонью по влажному от смазки стволу, бьёт им по ягодице и приставляет головку к приоткрытому входу. Торопливо втягивает в себя будто раскалённый воздух, пропитанный насквозь запахом Чанёля, и резким движением вгоняет член так глубоко, как получится. Чанёль сжимается и мнёт в кулаках одеяло, стискивает ствол в себе так, что Чонин зажмуривается и трётся обтянутой рубашкой грудью о его спину.
Чанёль рвано дышит, постепенно расслабляется и прогибается в пояснице. Вот так правильно. Внутри — гладкость и сводящая с ума пульсация. Чонин упирается руками в матрас и сразу начинает двигаться быстро и сильно, словно боится опоздать.
Кровать под ними жалобно поскрипывает на каждом толчке в унисон со слабыми и отрывистыми стонами Чанёля, но потом стоны сменяются хриплыми и судорожными вдохами и выдохами. И тогда Чонин замирает, позволяя себе остаться глубоко в Чанёле, с тихим рычанием тянет за футболку и кусает в плечо. Кусает всерьёз, впиваясь зубами в кожу до крови. Знает, что нельзя, но не может противостоять инстинктивному стремлению. Торопливо проводит языком по наливающемуся алым полукружию, ведёт губами от плеча к шее и снова кусает — уже над ключицей. Сжимает зубы сильнее, прокусывая кожу, наваливаясь на Чанёля всей своей тяжестью. Оглаживает бока и бёдра с жадностью, накрывает ладонями ягодицы и одновременно с этим снова кусает там же — над ключицей. Вкус Чанёля во рту доводит до исступления.
Тело Чанёля от болезненных укусов подрагивает и напрягается, и Чонин остро чувствует это собственным членом, а сам Чанёль часто и сбито дышит, уткнувшись лицом в одеяло. Чонин опять кусает, сдавливая ладонями жёсткие бока. Ощущает, как дрожь отдаётся внутри Чанёля, как вокруг члена быстро то сжимаются, то расслабляются мышцы, и низко стонет от усилившегося в разы наслаждения.
Чонин медленно проводит языком по коже над ключицей и на плече, аккуратно слизывает все проступившие красные капли, целует. Целует так, как он целует всегда — жадно, несдержанно, стремясь пометить — “только моё”. Чанёль тихо стонет под ним, и эти стоны переполнены удовольствием. Сколько бы он ни пытался спрятать от Чонина… Чонин всё равно знает, как сильно Чанёля вот это вот заводит.
Их обоих — заводит.
Чонин ещё немного кусает плечо Чанёля, но уже не так сильно, не до крови — до синяков. А от вкуса крови Чанёля он окончательно теряет голову. Сминает пальцами влажную от пота ягодицу, потом отрывисто и почти без замаха шлёпает несколько раз — сильно и очень больно, до багровых пятен на коже и едва слышного рычания Чанёля, а после опять упирается руками и начинает двигаться. Двигается теперь плавно и неспешно, но на каждом толчке входит в Чанёля до упора, заполняя узость внутри на всю длину ствола и не пытаясь пока стимулировать нужную точку.
Он знает, что Чанёль долго не выдержит, но в этом самая соль, потому что сейчас, пока он сдерживается, Чанёль может ускользнуть и прекратить это, может выбраться из-под него и удрать с кровати, может сказать “нет” и остановить. Он даёт Чанёлю свободу, разрешает сделать выбор. Только они оба знают наверняка, что именно выберет Чанёль.
Чонин почти растворяется внутри Чанёля и медленно подаётся назад, полностью выходя из податливого тела. Головка едва касается покрасневших краёв, и Чонин с трудом запрещает себе толкнуться вновь в манящую тесноту. Ждёт.
Чанёль неподвижно лежит под ним, заметно дрожит, шумно дышит, прижимает руку к пылающей от ударов ягодице и заставляет Чонина волноваться. Чонин в нетерпении закусывает губу, не сводя глаз с набухающих алыми каплями следов от укусов на плече, и позволяет сомнениям чуть убавить жар возбуждения, но напрасно. Чанёль всё-таки упирается руками и коленями в матрас и кое-как приподнимается на четвереньках, подаётся бёдрами к вставшему на колени Чонину и самостоятельно насаживается на член. Чанёль слегка покачивается, но затем двигается всё быстрее и быстрее — толстый ствол раздвигает растянутые края и резко входит в Чанёля со звучными хлопками.
Чонин бросает ладони на скользкие от пота бёдра и наращивает скорость. Вбивается в Чанёля, немного изменив угол, и толчки порождают громкие стоны. Кончает Чанёль с глухим низким вскриком, роняя голову на одеяло. Чонин догоняет его через минуту, затапливает сжимающуюся тесноту влагой и валится на Чанёля сверху.
Отдышаться обоим пока никак, но Чонин всё равно тщательно слизывает всю кровь до последней капли с плеча и шеи Чанёля, языком обводит каждую ранку, терпеливо и мягко зацеловывает, а минут через пять всё же отстраняется, чтобы выйти из Чанёля, небрежно растереть ладонью по внутренней стороне бедра сперму и легонько погладить горячую от шлепков и влажную от пота ягодицу.
Растянувшись на одеяле, он бессмысленно смотрит в потолок — сейчас он не может думать о том, что натворил и что скажет Бэкхёну. А после медленно закрывает глаза, потому что Чанёль почти снимает с него рубашку, выцеловывает его шею и плечо, спускается на грудь и прижимается губами к животу, где мышцы всё ещё сводит тягучей болью от недавнего напряжения. Шепчет почти неразборчиво в живот Чонину: “Маленький мой…” И это как будто возвращает их обоих на два года назад. Только оба знают, что вернуться назад во времени нельзя. А ругаться и бить морды друг другу опять совсем не хочется.
Чонин лениво запускает пальцы в волосы на затылке Чанёля, тянет к себе и подставляет губы для долгого поцелуя. И слова “я скучаю по тебе” остаются на кончиках их языков касаниями всего лишь.
========== Источник тока: блэкджек ==========
Комментарий к Источник тока: блэкджек
Добрый вечер, котички :)
Ваша Белочка Бета несёт вам очередной кусок греха, в который герои всё-таки вступили)))