Через несколько минут в номер вкатили сверкающую тележку с пивом, крабами и хрустальными стаканами. Поклонившись, слуга исчез. Темный «Риддер Донкер» и в самом деле оказался весьма приличным варевом, ничем не уступающим «Грольшу», и мое почтение к голландским пивоварам слегка подросло.
Пиво было ощутимо крепким, и, с удовольствием почувствовав, как алкоголь наносит моему организму непоправимый вред, я закурил сигарету и глубоко затянулся. Костя сделал то же самое.
Все это было весьма приятно, но не могло продолжаться долго. Мы прилетели в Амстердам вовсе не для того, чтобы накачиваться голландским пивом. Сегодня – ладно. День приезда и все такое. Но с завтрашнего утра начинаются дела, и дела серьезные, так что особенно расслабляться не стоило.
Я посмотрел на стол и увидел, что из двенадцати небольших бутылочек осталось всего четыре. Перехватив мой взгляд, Костя тоже пересчитал их и сказал голосом радиодиктора, ведущего производственную гимнастику:
– И достаточно.
– Правильно, – поддержал я его, – завтра утром ставим ноги на ширину плеч – и вперед.
– Главное – не забыть прижать локти к бокам, а уши – к голове.
– Точно.
Шутки – шутками, а действия нам предстояли грандиозные, и, помня о том, что говорила Наташа, я был склонен считать их в большей степени игрой, чем делами. Да оно так и интереснее. А кроме того – с чего начинается «Пиковая дама»?
Правильно!
Что наша жизнь? Игра!
Вот и поиграем.
И на этот раз – с бо-ольшими козырями. Я посмотрел на Костю и спросил:
– Ты уверен, что сможешь достать приглашения?
– Считай, что они у нас в кармане.
– Точно? Не забывай, что от этого зависит очень многое. Если мы не попадем на аукцион, то столкнемся с большими трудностями. Мы, конечно, все сделаем, но это будет геморрой и ненужная суета.
– Да точно, точно, – отмахнулся Костя, – не беспокойся, тезка, все будет как надо. Если ты забыл, что работа федерального спеца – грязное дело, так я тебе напомню об этом. У нас, то есть правильнее будет сказать – у них, я-то ведь уже пять лет, как не с ними, очень многое основано на шантаже. Человек, находящийся на крюке, из страха может сделать очень многое, а главное – будет держать язык за зубами. Здесь, в Амстердаме, у меня как раз есть такой человечек. Когда-то он был простым советским гражданином, потом соблазнился красивой западной жизнью и попытался стать шпионом за заграничные шмотки и тонкую пачку долларов. В общем, история как в классическом советском фельетоне. А мы, чекисты, тут как тут. Хвать его – и к ногтю. Сажать в тюрьму – резона нет. А вот сделать из него своего агента – милое дело. И пусть он не имеет никакого влияния в этой самой Голландии, куда мы его таки выпустили, но зато теперь нам с тобой нужно два приглашения на аукцион, и, уверяю тебя, он ушами землю рыть будет, а приглашения достанет.
– Это хорошо, – согласился я, – но для гарантии скажи ему, что он получит столько денег, сколько потребуется не ему лично, а для того, чтобы достать приглашения.
– Обойдется, – пренебрежительно бросил Костя.
– Нет, не обойдется, – решительно возразил я, – один только кнут, один только страх не являются гарантией. А вот ты ему и кнут покажи, и пряник дай понюхать, и тогда мы будем застрахованы от того, что он с отчаяния начнет прятаться от нас. Ведь тогда мы окажемся в дурацком положении. Понимаешь?
– Понимаю, – вздохнул Костя. – Как скажешь, так и будет.
– Мне нравится твоя понятливость. За это можно и еще по одной.
Мы разлили пиво, и я спросил:
– А чем он тут занимается?
– Он владелец похоронной конторы. Обслуживает исключительно православных русских. А поскольку их тут, как тараканов на столе у алкаша, то работы у него хватает. В общем, не бедствует.
– Ишь ты, – я покрутил головой. – Его фамилия случайно не Безенчук? А контора не «Милости просим» называется?
– Не-ет, – засмеялся Костя, – он простой советский Семен Борисович Лившиц, а если точнее, то – Соломон Борухович. А здесь он – хер ван Леевен. И считается русским.
– Ну, это нам знакомо. Я, когда в Штатах ошивался, тоже сначала не мог понять, почему это америкосы называют русскими всех, кто приехал из бывшего Союза. И армян, и евреев, и казахов. А потом привык и перестал обращать внимание.
– И это правильно, – сказал Костя и открыл две последние бутылочки.
– Так значит, будут приглашения? – строго спросил я.
– А как же! Да ты сейчас сам все услышишь.
Костя потянулся к телефону, но добротное голландское пиво сделало его движение неточным, и он опрокинул пустую бутылку.
– А пивко-то ничего себе! – удовлетворенно заметил он, нагибаясь за укатившейся под кресло посудиной. – Хорошо цепляет.
– Ага, – подтвердил я и окинул взглядом стол. Все бутылки были пусты, от крабов не осталось и следа, так что я со спокойной совестью взял со стола миниатюрный селектор и нажал кнопку.
– Администратор слушает, – раздался из селектора приятный женский голос.
– Нужно убрать в номере.
– Сию минуту, – ответила невидимая голландская красотка и отключилась.
Прошло меньше минуты, и в дверь постучали.
– Войдите, – сказал я, и на пороге показались две крупные румяные девушки в униформе отеля. На передниках были изображены гусь и мышь, которые держали в руках, а точнее – в лапе и в крыле по кружке пива с высокой шапкой пены.
Девушки быстро осмотрели фронт работ, видимо, нацеливаясь перевернуть и пропылесосить весь номер, но я охладил их трудовой порыв, сказав:
– Нет-нет, просто уберите со стола.
На их лицах отразилось разочарование, и одна из них спросила:
– И все?
– И все, – кивнул я.
Девушки мигом убрали со стола и ушли.
Костя сидел в кресле с сигаретой в одной руке и радиотелефоном в другой. Уставившись в потолок, он шевелил губами.
– Номер забыл? – поинтересовался я.
– Вот еще, – ответил Костя, – просто я его вспоминаю.
– А если не вспомнишь?
– Исключено. Вас, простых урок, этому не учат, а мы, профессиональные шпионы, владеем приемами запоминания. Без этого – никуда. Так что сейчас… сейчас… Есть!
– Вспомнил?
– Вообще-то вспоминают то, что забыли. А я с помощью особых приемов извлекал информацию из долговременной памяти.
– Хорошо. Извлек?
– А как же!
– Ну-ну…
Костина манера разговора иногда до боли напоминала мне Наташу. Вот и сейчас, когда он проехался насчет тупых урок и ловких шпионов, я словно наяву увидел перед собой свою сумасшедшую компаньонку по смертельным прыжкам и ужимкам.
Почувствовав легкую грусть, я вздохнул и спросил:
– А скажи мне, Костя, почему это ты разговариваешь, как Наташа? Может, вы с ней, как бы это сказать, некоторое время провели вместе?
Он невесело улыбнулся и, помолчав, ответил:
– Нет, не провели, хотя когда-то я очень этого хотел. – Он помолчал и добавил: – Нас было пятеро друзей. Мы и в универе были вместе, и в училище… Ну и, понятное дело, у нас выработался свой язык, своя манера выражаться. А потом мы с Наташей ушли из ФСБ, а из тех троих, кто там остался, двое погибли, а Мишка застрелился. Так что теперь из нашей когда-то веселой и дружной компании остался только я один.
– Извини, – сказал я.
– Да ладно, о чем ты говоришь, – ответил Костя. – Ну что, звонить?
– Давай, – согласился я и тайком посмотрел на опустевший стол.
Хотелось еще пива, но нужно было хотя бы выдержать пристойную паузу.
Что я – алкаш какой-нибудь, что ли?
Костя набрал номер и приложил трубку к уху.
Потом он нажал на кнопку громкой связи, и в номере стали слышны гудки, потом раздался тихий щелчок, и мужской голос поинтересовался с еврейским акцентом:
– Вам кого?
– А мне тебя, Сеня.
– И что? Кто это?
– С тобой говорит Вениамин Апполинариевич Ментиков, – четко и раздельно произнес Костя.
Настала тишина, которую нарушало только дыхание Лившица, звучавшее в динамике телефонного аппарата.
– О Господи, – наконец сказал он уже без всякого местечкового акцента, – жили, не тужили… Что тебе нужно?
– Да ты не беспокойся, ничего особенного.
– Знаю я ваше «ничего особенного». А потом – контейнеры, микропленки и прочая херня.
– Не беспокойся. Действительно – ничего особенного. Но очень важно и очень нужно. И если ты не сделаешь этого, вот тогда начнется та самая херня, о которой ты только что сказал. И даже больше.
– Ладно. Давай, говори.
Костя посмотрел на меня и сказал:
– Через четыре дня, восьмого числа, в королевском павильоне состоится международный аукцион драгоценностей. Мне нужны два приглашения.
– И все?
– И все.
– Та-ак… Точно все?
– Точно.
– Я знаю об этом аукционе. А тебе известно, что все приглашения именные?
– Известно, – соврал Костя.
– И что я теперь должен делать? Брать наши с Софочкой приглашения и подделывать в них имена, как оценки в дневнике?
– Ого! – удивился Костя. – Видать, похоронный бизнес не так уж и плох, раз ты ходишь по таким мероприятиям?
– Ну, плох, не плох – мое дело. А вот как сделать приглашения для вас… Разве что Давид Рувимович…
– Да хоть Давид Рувимович, хоть Цодик Соломонович, хоть сам пророк Моисей, но чтобы приглашения были. Иначе – сам знаешь. У нас длинные руки.
Костя подмигнул мне, и я зажал рот, чтобы не рассмеяться и не нарушить такой щекотливый разговор.
– У них длинные руки! А у нас длинные ноги, – не растерялся питерский Лившиц. – Может, померяемся?
– Не советую, – угрожающе сказал Костя и тут же смягчил тон: – Между прочим, если для этого нужны деньги, скажи. Деньги есть.
– С этого и нужно было начинать. А то – длинные руки, длинные руки… Говори имена.
– Бабкин Константин Александрович и Берзин Виктор Сергеевич. Оба – граждане России.
Берзин – это я.
Документы на это имя Костя принес мне через два дня после того, как мы вернулись из Татарии в Питер. Он сказал, что в течение трех месяцев они будут абсолютно надежны, а потом следует поменять их на другие. Я не стал спрашивать, в чем тут дело, да и не нужно мне было вникать во все эти заморочки.
Я вполне доверял этому темноволосому жилистому парню со шрамом на левой скуле. Во-первых, моя собственная интуиция подсказывала мне, что ему можно доверять, а во-вторых – он помогал Наташе, когда она уберегала меня от опасностей, о которых я даже и не подозревал, он же готовил вместе с ней мой побег из «Крестов».
– …Виктор Сергеевич, – бормотал в трубку Лившиц.
Он записывал наши имена, и было слышно, как на том конце линии ручка шуршит по бумаге.
– Так. Позвоните мне завтра в одиннадцать утра. Посмотрим, что удастся сделать.
– Не «посмотрим», а чтобы приглашения были, – твердо сказал Костя.
– Ладно, ладно, не напирай. Все. И Лившиц повесил трубку.
Я посмотрел на Костю, и он сказал:
– Этот Лившиц не такой уж слабый парнишка. Хоть и попался на позорном деле, но все-таки он не из тех, кто сразу же превращается в студень.
– Я это понял, – кивнул я.
– Да. Но крючочек у нас достаточно крепкий. В абонентском сейфе Банка Голландии лежит пистолет, из которого шесть лет назад были застрелены двое полицейских. Тогда убийцу так и не нашли. А на пистолете этом – отпечатки пальцев Лившица. И он об этом знает.
– Так он что – и тут успел отличиться?
– Конечно нет! Он тут вообще ни при чем. А с пистолетом этим я сам все организовал.
Костя помолчал и добавил:
– Слушай, давай не будем об этом. Это та самая грязь, о которой я меньше всего хотел бы говорить с тобой. Ты ведь тоже подставленный со всех сторон, и сделали это такие ребята, как я. Понимать?
– Да, понимаю, – ответил я. – Не будем.
– Вот и хорошо, – с видимым облегчением сказал Костя.
Он снова помолчал, потом кашлянул и спросил:
– Слушай, а тебе не кажется, что по пивку можно пройтись еще разочек?
Я рассмеялся:
– А я и не знал, что у вас там, в этом вашем федеральном спецпансионате, еще и чтение мыслей преподают!
Костя тоже засмеялся и ответил:
– А ты бы посмотрел на себя со стороны, когда следил за тем, как девки бутылки со стола собирали! Да у тебя на лбу было написано, что тебе еще пива хочется.
– Да? – Я почесал лоб. – Нужно следить за собой, а то кто-нибудь сильно вредный сможет прочесть мои самые важные мысли.
– Не помешало бы, – согласился Костя и взял со стола селектор.
Нажав кнопку, он барским голосом сказал по-английски:
– Дюжину «Риддер Донкера» в номер, – и отключился.
Я посмотрел на часы, засек положение секундной стрелки, и мы оба уставились на дверь. Через двадцать семь секунд раздался стук, и мы одновременно и радостно воскликнули:
– Войдите!
На пороге показалась уже знакомая никелированная тележка, уставленная пивом и стаканами. Костя осмотрел ее и разочарованно протянул:
– А где крабы?
– Вы не заказывали, – любезно ответил официант.
– Зато заказываю теперь. Крабов, и побольше!
– Слушаюсь, – отозвался официант и бесшумно пропал.
Я встал с кресла и подошел к окну.
На улице начало темнеть, и по периметру площади загорелись старинные фонари.
Понятное дело, светилось в них электричество, но сами столбы и прочая арматура были весьма антикварными. Мне захотелось прогуляться по этому старинному и красивому городу, и, повернувшись к Косте, я сказал:
– Пошли, прошвырнемся по Амстердаму?
– А пиво?
– Ты что, думаешь, там, на улице, пивных нету, что ли?
– Хорошая мысль. Пошли.
Мы направились к выходу, но в это время дверь открылась, и официант вкатил тележку, на которой стояло огромное блюдо, накрытое сверкающим колпаком.
– Господа хотят отменить заказ? – не моргнув глазом, поинтересовался он.
– Ни в коем случае, – с жаром ответил Костя, – оставьте все, как есть, а господа пока что прогуляются.
– Может быть, поставить в холодильник?
– Вы очень любезны, – согласился Костя. Выйдя из гостиницы, мы остановились на минуту, решая, в какую сторону идти, и в это время из сгущавшихся сумерек в свет фонаря вышли двое здоровых широкоплечих ребят в спортивной униформе «Адидас».
Я увидел, что они обуты в лаковые штиблеты с квадратными носами, и меня охватила тоска.
Один из них хлопнул другого по плечу и сказал:
– Да ты не ссы, брателла! Как Бульдозер сказал, так и будет. Он пацан конкретный. А с этим барыгой мы разберемся в лучшем виде. Он и бабло нам отдаст до последней копейки, и сосать будет у всех по очереди. Так что – все путем.
– Да я и не ссу, – ответил другой, – только Акимов просто так деньги не отдаст. Кто же просто так свое отдает?
– Что такое «просто так» – знаешь? Вот мы ему «просто так» и организуем. Так что отдаст как миленький. А эти его интернаты сраные и так обойдутся. Этих детишек обиженных надо просто утопить, как щенят, чтобы не коптили небо. Тоже мне, благодетель нашелся! Пошли, брателла, на набережную, пощупаем кочки у здешних мокрощелок! Они тут сговорчивые, особенно если травкой угостишь.
Оба заржали и направились в одну из узких улочек, отходивших от площади.
Я посмотрел на Костю и поразился тому, как изменилось его лицо. Теперь это было лицо безжалостного убийцы. Почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне, посмотрел в глаза и спросил:
– Ну что, хочешь грохнуть их?
Я твердо ответил:
– Хочу.
– Так за чем же дело стало? Пойдем и замочим.
– Нет, Костя. У нас дела поважнее. Так что… Извини.
– Да уж. Твари поганые. – И Костя смачно харкнул на землю. Потом снова посмотрел на меня и сказал: – А пойдем-ка, тезка, да по водочке!
– А пойдем! – согласился я. – Пивом голову не обманешь.
И мы тоже направились в одну из узких извилистых улочек, отходивших от старинной площади с ратушей.
Но улочку мы выбрали совсем не ту, в которой скрылись два подонка, решавших, как они отнимут у какого-то Акимова деньги, предназначенные неизвестным убогим детям. Улочку мы выбрали совсем другую, чтобы избежать соблазна, если случайно наткнемся на этих двух конкретных пацанов.