Альфа осознавал, что Давид прячется где-то в кустах, но делал вид, что не догадывается. По идее, он должен был бы прогнать нерадивого папашу, но не прогонял. Так продолжалось пару месяцев. Волчонок рос, он был счастливым крепким малышом. Однако это нельзя было сказать об Аскольде и Давиде. Выслеживая тайком друг друга, они не испытывал от этого никакого удовлетворения. Они оба раздражались от мысли, что им друг от друга может быть что-то нужно.
Жизнь Давида, между тем, делилась на две части: часы, когда он наблюдал за альфой и волчонком, и на оставшуюся часть суток. Первое время он просто слонялся по селению, но довольно быстро оборотень стал ощущать на себе косые взгляды омег, особенно пленных из красного племени. Давиду они все были неприятны. Белокожие, рыжеволосые, в светно-коричневых веснушках, красные волки все как один напоминали ему Арне. Не то чтобы оборотень остро жалел о своем поступке. Но он чувствовал, что убив беременного омежку, он убил что-то в себе, что-то важное. Иногда Давиду хотелось плакать, но он не мог.
Вскоре омега стал прятаться в шатре и подолгу там сидеть, не принимая пищу, ничем не занимаясь. Но никто не ходил к нему. Даже Роджер перестал интересоваться братом.
Так продолжалось какое-то время, пока однажды, в один прекрасный день, к омеге не явился Арен. Отец был удивительно спокоен и равнодушен. Давид вообще заметил, что все перестали испытывать к нему какие-либо эмоции. Ни страх, ни любопытство, ни ненависть. Перешептывания были. А были ли? О нем ли шепчется племя? Иногда омеге начинало казаться, что на самом деле его уже не существует. Он умер для всех. И это произошло после того, как он убил Арне и Мертена. Никто не сказал ему ни единого слова осуждения. Но и замечать его окончательно перестали.
- Давид, ты должен чем-то заниматься. - Арен вошел в шатер сына, в одно из самых бедных и аскетичных жилищ в племени. Здесь было не найти ни расшитых подушек, ни вычурной мебели, ни посуды, ни принадлежностей для наведения омежьей красоты. Зеркала, расчески, одежда из разноцветных материй - это все не интересовало Давида. Всего-то было: небрежно валяющаяся на земле постель из мешковины, набитая сеном и расстеленная тряпка, на которую омега перед сном складывал оружие. Да и сам шатер был небольшой, из хорошо прошитых кусков кожи, без намека на окна. Внутри него было темно даже в самый солнечный день.
Арен отодвинул ткань, прикрывающую вход, давая проникнуть в помещение небольшому лучу света. Его нисколько не удивлял быт сына. Единственное, что на самом деле поражало альфу, что оборотень до сих пор жив, что еще не покончил с собой. Вождь отчего-то ждал этого, ждал, что он однажды зайдет в шатер и увидит Давида мертвым. Альфа не хотел смерти сына, но видя, что тот старается не оставлять после себя ничего, ни за кого не цепляется, ни к кому не привязывается, а все его цели уже достигнуты, враги убиты, опасался, что однажды оборотень придет к тупику. А может, он уже в тупике. - Ты целыми днями сидишь в шатре и ничего не делаешь. Так не пойдет.
- Будет война, я поучаствую. - Омега сидел на постели, скрестив ноги, глядя перед собой в темноту.
- Какая война? Ты ополоумел? - Арен оскалился, но сдержал себя, чтобы не давать ход раздражению. - Не с кем воевать. А у нас много пленников, много омег и их волчат из красного и белого племени. Их кормить нужно.
- И с чего мне их кормить? - Давид повернул голову к отцу. - Может, вырезать их всех, да и проблема решена?
- А может тебя вырезать? И тоже проблему решим?
- Да режь. - Омега произнес это как-то буднично и бесцветно, отчего злость Арена тут же испарилась. Он почувствовал желание как-то приобнять сына, поговорить с ним о чем-то о другом, о чем-то по-настоящему важном. Но, глядя в сероватое лицо омеги, вождь понимал, что это бесполезно. Между отцом и сыном выросла огромная стена, а как ее разрушить, вождь не имел представления.
- У нас большие потери в племени. Единтвенная возможность восстановить численность волков - это вырастить чужих оборотней как своих. А для этого их всех надо кормить. Так что хватит сидеть, бери копье, лук, все что тебе нужно и топай добывать еду. Теперь это твоя ежедневная обязанность.
- А если я не хочу?
- С каких пор приказы вождя оспариваются?
- Я твой сын и имею право на мнение.
- Ты имеешь право на повиновение, а мнение свое оставь при себе. - Рыкнул Арен и вышел из шатра. Немного подумав, омега взял оружие и направился в лес.
========== Глава 73. Флориан ==========
Энджи, тайком наблюдая за Аскольдом, пытался понять, что же все-таки на душе у сына? Что им движет? Остались ли у него чувства к Давиду? Любит ли он? И способен ли в принципе полюбить?
Омега догадывался, что Аскольд, несмотря ни на что, болезненно привязан к сыну вождей и меньшее, что хотелось шаману, чтобы они были вместе. И хотя волки между собой не общались, Энджи нутром чувствовал нить, связывающую их вместе, которую никак не получается оборвать. Но было еще кое-что. Ненависть. Глубокая, взаимная неприязнь и презрение. Так что их притягивает друг к другу?
Этого не понимал и сам Аскольд. Взяв к себе Аларда, он повиновался импульсу, но был ли у него осознанный мотив? А если был, то какой? Месть? Может быть. Жалость к волчонку? И это тоже, но далеко не все. Самое худшее, что волк боялся от самого себя, так это то, что он усыновил Аларда прежде всего для того, чтобы потом притянуть к себе самого Давида. Ведь теперь единственный способ для омежки официально стать отцом волчонка - это вступить в брак с Аскольдом. Иное дело, если бы новорожденного сразу забрали бы Арен и Кайлин. Давид мог перебеситься и спокойно начать его воспитывать самостоятельно, никто б не запретил. Но теперь, когда Алард у Аскольда, омега не имеет права и коснуться его.
Альфа начал осознавать ловушку, в которую угодил. Ему теперь не был так нужен волчонок, как могло казаться вначале. Но избавляться от него было поздно. Точнее, Аскольд любил Аларда, но он был альфой и возиться с малышом изо дня в день ему надоедало. Но кроме него, воспитывать маленького оборотня было некому. Энджи и Феофил целыми днями пропадали в селении, среди омег Белого и Красного племени, а если были не там, то лечили раненых в боях оборотней. Да и подойти к Энджи со словами: “Папочка, погуляй с малышом” Аскольд не мог. Это он взял на себя ответственность, теперь ему ее и нести.
Когда Аскольд стал замечать Давида, прячущегося и тайком наблюдающего за ним и Алардом, альфу охватила ярость и странное удовлетворение. Очухался! Вспомнил! Но что с этим делать, оборотень еще не знал. С одной стороны, он не хотел спугнуть омегу, уж слишком сладкой была мысль, что, наконец, Давид понесет заслуженное наказание за свою чертствость. Пусть походит вокруг, пусть помучается. Аскольд даже чувствовал злорадство, но старался его похоронить в себе, считая это недостойным альфы. Оборотень понимал, что при умелом поведении он сможет получить все. Но волк уже не хотел жениться на Давиде. Оборотень не представлял, как они вместе будут. Точнее, как ему жить с омегой, у которого на руках столько крови.
И хотя жениться Аскольду точно не хотелось, он с тревогой чувствовал, как по его телу пробегают мурашки, как только он чувствовал запах Давида. Сердце сразу начинало бешено колотиться и оборотень, стараясь не выдавать себя, мысленно повторял: “Ну подойди, гаденыш, попроси у меня что-нибудь”.
Но Давид не подходил. Пока что.
Между тем с появлением пленников у Феофила и Энджи прибавилось работы. Омеги, предоставленные сами себе, часто болели, кто-то рожал, у кого-то от пережитого стресса пропадало молоко, а кто-то из красных волков даже пытался нападать на альф и бет Черного племени. Но таких особей тут же запирали в подвалы крепости. Их судьбу решал уже Арен.
Среди овдовевших были как молодые омеги, так и совсем старые. И все нуждались в повышенном внимании, пока каждого не удастся включить в жизнь племени.
В один из дней Энджи и Феофил отправились принимать тяжелые роды у одного омежки. Это был белый волк, возраст которого в принципе уже не позволял рожать. Однако беременность имела место быть. Феофил осмотрел огромный живот омеги, в котором толкались волчата, требуя выйти на свет.
- Как тебя зовут? - Лекарь раздумывал как поступить с оборотнем. Он предполагал, что плоды слишком крупные, раз омега не может разродиться.
- Флориан. - Прохрипел волк.
- Флориан, тебе надо очень постараться, чтобы мне не пришлось разрезать тебе живот. Сейчас я буду тебе делать массаж, не волнуйся.
В ответ омега со стоном кивнул. Ему было уже плевать. Между тем Энджи положил руку на живот беременного и прикрыл глаза.
- Феофил, их там двое. И они очень крупные. - Шаман посмотрел на мужа. - Не представляю, как он смог их выносить.
- Да он и сам не маленький. - Альфа между тем делал массаж, надеясь развернуть волчат, чтобы они все-таки смогли родиться сами.
- А лет ему сколько? Он старше меня раза в два. - Энджи бережно поглаживал рожающего по волосам. Оборотень еще что-то хотел сказать, но тут произошло то, чего ни Феофил, ни Энджи не ожидали. У Флориана, который постепенно отключался, началось кровотечение. Омега мгновенно побледнел как полотно. Пульс перестал прощупываться. Лекарь тут же поднес к лицу волка пузырек с пахучей жидкостью, надеясь привести его в чувство, но это не помогло.
- Умирает… - Феофил покачал головой. - Будем спасать волчат. Отцу не помочь.
Энджи твердо кивнул. Он ненавидел, когда приходилось сталкиваться с подобной ситуацией, но сейчас было не до эмоций. Лекарь достал нож, который использовал в подобных случаях. Сверкнуло лезвие, а вслед за ним появилась красная полоса на бело-снежном животе умирающего. Потом еще. Энджи смотрел на то, как муж проводит операцию. Он всегда находился рядом в подобных ситуациях, преследуя две цели: помочь, если нужно, и научиться. Омега с горечью осознавал, что Феофил скоро станет совсем старым. И если он умрет, то кто передаст накопленный опыт? Энджи вовсе не хотел пережить своего мужа, но в последнее время он часто задавался вопросом, а что, если вместе с вечной молодостью ему дана и вечная жизнь? Что тогда? Омега не хотел вечной жизни. Он хотел стареть вместе с Феофилом, быть как все и умереть в положенный срок. Но он боялся, что судьба его оставит одного, наедине со всеми знаниями. И его долг будет эти знания передать. А потом…
- Бери, бери его! - Шатер огласился детским “кваканьем”. Феофил передал вопящего волчонка в руки Энджи, затем достал следующего. Оба маленьких оборотня были здоровые и крепенькие, что с удовлетворением отметил про себя лекарь. А вот отец… Флориан был мертв. Он лежал со вспоротым животом, раскинув руки, с приоткрытыми бледными губами. На его лице, изрытом морщинами, отпечаталось страдание, а седые, длинные волосы были спутаны и испачканы кровью.
- Папочка… - чей-то тонкий голос заставил Энджи и Феофила обернуться. - Папочка! Он… Он умер?
Все это время на пороге стоял, переминаясь с ноги на ногу, омежка. И теперь, когда волчата появились на свет, он, почти на цыпочках, пошатываясь, подошел к постели умершего. Это был белый волк с длинными, до колен, волосами. Бледный, худой, он был похож на тростник, который погнется от любого дуновения. Лицо было узким и тонким, только глаза смотрели, огромные, ярко-синие. Будто ничего кроме этих глаз на лице не было. Белая кожа казалась тонкой, как пергамент, и сквозь нее на запястьях и висках виднелись синие жилки.
- А это что за доходяга? - Без особого интереса произнес Феофил, глядя, как оборотень, подойдя к постели Флориана, упал на колени и прижался губами к руке умершего. По лицу мальчишки текли слезы.
- Сын, видимо. - Энджи пожал плечами. - Пойдем, надо с волчатами разобраться. Не ожидал я, что будем молочного кормильца искать. У нас вроде есть родившие омеги? Так?
- Ну да… - Феофил скривился, - Надеюсь, не придется опять коз отлавливать.
========== Глава 74. Условие Аскольда ==========
Давид не планировал подходить к Аскольду и Аларду во время их прогулок. Его устраивала роль наблюдателя. Но это пока что. В те часы и минуты, когда омега наблюдал за ними, он переставал зацикливаться на мыслях о собственном ничтожестве. Он жил другой жизнью. И эта другая жизнь заставляла уноситься его мыслями куда-то далеко, в те места, где нет крови, боли и тяжести жестоких поступков. И пусть в ней нет и не будет его самого, Давида, омегу это мало расстраивало. Он давно считал себя внутри мертвым.
Оборотень ежедневно ходил на охоту, где проводил дни и ночи. Омега никогда не возвращался без добычи. Каждый вечер, на закате, он приносил огромные туши и складывал их к стене замка крепости, чтобы работу Давида мог видеть Арен. И Арен каждый вечер внимательно следил за тем, чтобы сын исполнял свои обязанности.
- Посмотри только, и как он дотащил столько добычи! - Кайлин смотрел из окна замка на добрый десяток коз, зайцев и дичи, небрежно сваленных в одну кучу.
- Да, он приносит с охоты больше туш, чем кто бы то ни было. Уж не думал я, что из Давида может получиться хороший охотник или воин… - Арен произнес это и замолчал. Молчал и Кайлин. Оба прекрасно понимали, что именно заставило Давида научиться владеть оружием. И тому, и другому было горько думать о сыне. Вся жизнь омеги была похожа на дурной сон, и оба вождя винили себя в тяжелой судьбе сына. Но их заботили и другие сыновья. Ни Роджер, ни Герольд не нашли еще своей пары. И если Герольд имел успех у омежек (вожди видели, как альфе частенько улыбаются молоденькие красавцы), то Роджер, хоть и был прямым наследником, но отчего-то не мог найти ни одну омежку, с которой смог бы связать судьбу. Его обходили стороной. С чем это было связано, Арен никак не мог понять. А Кайлин догадывался, что добрый и открытый Герольд, великодушный и веселый, не мог не притягивать восхищенных взглядов омег. Казалось, что Герольд любит весь мир. А Роджер весь мир ненавидит.
Давид с тех пор, как была окончена война с Красным племенем, с братьями практически не общался. И если с Герольдом у него изначально не было ничего общего, то Роджер постепенно отошел в сторону. Омега считал, что брат больше не хотел общаться с таким ничтожеством как он. Но на деле причина крылась в самом Роджере. Он перестал обращать внимание на Давида, потому что все внимание альфы было приковано к Герольду.
Черноволосый оборотень быстро становился любимчиком племени. Отважный воин, остроумный балагур, он с удовольствием заглядывался на омежек, а те в ответ - на него. Герольд мог весь вечер просидеть в их обществе, рассказывая былицы и небылицы, посмеиваясь, аккуратно поглаживая их бархатные щечки, но стоило подойти туда Роджеру, как атмосфера сразу менялась, становилась враждебной и ледяной.
Омеги боялись Роджера, при этом не слишком понимая почему. И дело было вовсе не во внешности альфы, как раз в этом отношении превосходство было на стороне старшего брата. Проблема крылась в выражении лица, в случайно брошенных словах, в жестах. Да и в отношении к жизни. По мнению Роджера, Арен был слишком мягок и глуп. Он не уважал и не поддерживал отца, но возразить в открытую побаивался. Оборотень мечтал поскорее стать вождем, чтобы всем показать, как надо управлять племенем. Также Роджер был приверженцем чистоты крови, и хотя сам был полукровкой, считал, что смешанные браки нужно прекращать. Ему не нравилось, что он белый, он ненавидел Белое племя, ненавидел Красное. Альфа не понимал, зачем отец позволил жить всем вместе и смешиваться. То ли дело раньше было?
Иногда, унесенный собственными мыслями бог знает куда, Роджер подумывал о том, чтобы вырезать как минимум всех красных омег, и это для начала. Но, пока был жив Арен, проводить новую политику было невозможно.