Борис Сапожников
Qui proficit in litteris, sed deficit in moribus, plus deficit, quam proficit.
(Кто успевает в науках, но отстает в нравах, тот больше отстает, нежели успевает.)
Средневековая поговорка.
Предисловие.
Пролог.
Никто точно не знает за что именно и когда нас, студентов Веронского университета, прозвали "Короли ночной Вероны", но как бы то ни было, он был прав. Вот уже много лет с нами опасаются встречи самые отпетые представители преступного мира Вероны. Еще бы, кто осмелиться связываться с ордами вооруженных шпагами, рапирами или, на худой конец, длинными кинжалами, разгуливающих вечерами по улицам, горланя свое неизбывное "Короли ночной Вероны, нам не писаны законы..."? Нет уж, кого-кого, а идиотов среди нашего криминала не водилось - не выживают, бедные.
Так и бродили мы, веселясь и не думая о делах мирских и скорбных, которые ждут нас за тяжелыми створками университетских ворот. Лишь один паренек лет пятнадцати по имени Паоло Капри казался лишним в нашей развеселой кампании. Он был странноватым и нелюдимым, мало общался с нами и не спешил вступать в Студенческое братство - негласная, но одобряемая ректоратом университета, организация, поддерживающая отстающих (причем во всем, от сессий до пирушек по поводу их удачной сдачи). Паоло предложили вступить, он как-то вяло согласился и более в иерархии Братства не двигался, так и оставаясь простым неофитом, хотя обычно к тому времени студент уже становился полноправным буршем, сдавая наш нехитрый экзамен. Я вот, к примеру, скажу без лишней гордыни, на третий год обучения в университете уже числился заправским вагантом из-за умения владеть шпагой и рапирой, которому меня учил не кто иной, как сам Данте Фьеско граф Риальто, прозванный "Шпага Баала", и подлинной любви к разгульной студенческой жизни. Но не только в инертности Паоло было дело - его все презирали, а кое-кто открыто ненавидел, в том числе и наш лорд-прелат-декан Джаккомо Чиано, хотя раньше никто не мог заподозрить его в пристрастном отношении к кому-либо из братьев-студентов. Казалось, один только я ничего не имею против несчастного Паоло и единственный кто не придумал бы ему какое-нибудь обидное прозвище. В этом, к слову, в свое время состязались практически все неофиты и большая часть буршей, на кону даже стояла внушительная сумма, кажется, сотни в полторы.
В общем, я был единственным другом Паоло Капри и именно из-за него ввязался в то самое дело, о котором хочу вам рассказать. А началось все как раз, когда я вернулся с летних каникул, которые провел в холодном Страндаре.
Глава 1.
Верона, конечно, не порт, но и стоит не так далеко от побережья Внутреннего моря, хотя я добирался до него, все равно, Океаном Слез, слишком уж неспокойно было на континенте в наше время. Я немного опоздал к началу занятий, пропустив лекции по классической риторике, по поводу чего совершенно не расстроился и решил - раз уж пропустил начало, то можно пропустить и середину, и засел в нашем любимом трактирчике "Чернильница", заказав вина и предаваясь воспоминаниям о недавней (хотя и не столь уж и недавней) дуэли (хотя и не столь уж и дуэли) с Галиаццо Маро. Там-то меня и поймал наш лорд-прелат-декан, также не жаловавший риторику вообще и классическую в частности.
- Вернулся, наконец, - усмехнулся он. - Что в мире делается? - Чиано, никогда не покидавший Салентины и, вообще, не ездивший никуда дальше Феррары, был удивительно жаден до мировых новостей.
- Лихорадит, - честно ответил я, - в Страндаре, где я был, идет сплошная война. Только приугаснет и тут же вспыхивает с новой силой.
- Тогда за каким Баалом тебя туда понесло?! - воскликнул Джаккомо - еще одна противоречивая черта нашего предводителя: он был едва ли не самым набожным из всех студентов, но чаще других богохульствовал и поминал Баала, хотя никому другому в его присутствии этого не позволял.
- Никогда не бывал на севере, знаешь ли, - неопределенно пожал я плечами, - все хотел узнать, каков из себя снег, когда он падает с неба, а не просто лежит на земле, как у нас в горах. У нас, кстати, что слышно?
- Все тихо, - пожал совершенно не удовлетворенный моим ответом Джаккомо, - по большей части все еще по домам или в дороге сюда. Единственно вот, собираемся прогуляться на Воровскую петлю. Паоло вчера там ножом пырнули. Он, конечно, усилий не стоит, но, с другой стороны, все-таки один из нас, а Братство обид не прощает.
Так-так-так, это уже небывало дело, чтобы ребятки из Воровской петли - известного на всю Верону места сбора криминального элемента нашего славного города и окрестностей - напали на кого-нибудь из Братства, да еще и ножом ткнули. Хотя с другой стороны, я догадывался, о каком именно Паоло говорит наш лорд-прелат-декан.
- Чем он так не угодил ворам? - поинтересовался я.
- А Баал его знает, - равнодушно пожал плечами Джаккомо, - я не выяснял, мне до этого дела нет.
- Где сейчас Паоло? - Делать мне, все равно, было нечего и я решил отправиться и выяснить, из-за чего же воры решились напасть на кого-то из Братства.
- Кажется, где-то у медиков, - пожал плечами Чиано, - и вообще, зачем он тебе, Габриэль? Ведь ничего ж из себя не представляет человечишка.
- Зря ты так о нем, - покачал я головой, - он просто несчастный мальчишка.
Джаккомо лишь еще раз пожал плечами, как бы говоря, делай что хочешь, я тебе не ректор и не декан, но зря ты с этим сопляком возишься. Я кивнул ему и, допив вино, направился прочь из "Чернильницы", зашагав к бело-зеленой громаде медицинского факультета, над воротами которой красовался красивый витраж, изображающий святого Каберника - покровителя всех лекарей. Паоло, действительно, был там, лежал в госпитале того же святого с перебинтованным животом - на повязках жутковато бурели характерные пятна. Однако Паоло был в сознании и мрачно глазел в потолок, рядом с ним на небольшом стульчике примостилась его младшая сестрица Изабелла - красивая и, в общем, милая девушка, которая иногда могла быть просто невыносимой. Как например теперь. Она что-то с умильно серьезным личиком выговаривала Паоло и от одного слова к другому - лицо его мрачнело все сильнее и сильнее.
- Спасение явилось тебе в моем лице! - немного наигранно воскликнул я, подходя к ним и приставляя еще один стул к постели Паоло.
- Лучше бы ты появился когда на Паоло напали эти бандиты! - резко бросила мне несколько незаслуженный упрек Изабелла.
- Вот и мне интересно, - в лучших традициях энеанской - она же классическая - риторики перевел я разговор в другое русло, - что случилось. Почему на тебя напали эти бандиты? Как бы то ни было, но ты - один из нас, из Братства Веронских студентов, каким надо быть идиотом, чтобы напасть на тебя, да еще и ножом ударить?! Все ведь знают, что мы будем мстить.
- Так получилось, - только и буркнул Паоло и я понял, что большего я от него не добьюсь.
- Мне он тоже отказался рассказывать, - бросила Изабелла, - как я его не уговаривала.
Я потрепал ее по плечу и подмигнул, мол, знаем мы нашего Паоло - бывает он упрямым, как сотня ослов. Изабелла отстранилась и глянула на меня, будто дырку прожечь пыталась.
Решив не мешать семейной сцене, я двинулся прочь из госпиталя. Может быть, Паоло и мог бы сказать правду мне, но только не в присутствии сестры, в чувствах к которой, похоже, не мог разобраться и сам, куда уж мне. Делать снова было совершенно нечего, возвращаться в "Чернильницу" не хотелось совершенно и я из имеющихся вариантов выбрал последний - вновь обживать свою комнату в университетском общежитии. Комната оказалась в полном порядке, точно такая же, как и когда я уходя запирал ее. Первым делом я с разбегу плюхнулся на кровать и как-то незаметно уснул, хотя солнце только перевалило за полдень.
Звенит сталь. За шпаги взялись все в роду Эччеверриа, мужчины, женщины, даже нам, совсем еще детям, дали длинные кинжалы, казавшиеся жутко смертоносным оружием, почти как шпаги дяди и старших кузенов.
- Марго, Лоренцо, - говорит дядя, - позаботьтесь о детях. Где "черный" ход вы знаете. Вперед!
- Торопитесь! - подталкивает нас в спину самый старший из его сыновей Горацио. - С Гаррамонами Галиаццо Маро!
Я тогда еще не знал кто такой этот Галиаццо Маро, но это имя меня почему-то напугало, я крепче сжал рукоятку кинжала. И тут двери, подпертые для устойчивости мебелью, распахнулись, на пороге комнаты стоял Марко, залитый кровью с головы до пят. Я не сразу догадался, что он мертв и кто-то играет его телом, словно бааловой марионеткой. Этим "кем-то" был Галиаццо Маро, вполне заслуженно прозванный Кровавым шутом. Он отбросил тело Марко и шагнул вперед, поигрывая шпагой. Я не запомнил его лицо, лишь ослепительную, белозубую, улыбку убийцы, заставившую сердце рухнуть в пятки.
- Как тебе мой маленький сюрприз, Вито?! - как гром грянул голос графа Гаррамона - давнего и смертельного врага нашей семьи. - Галиаццо Маро, он уничтожит для нас весь твой род!
- Оставь жизнь хотя бы детям, Джованни, - никогда не слышал в словах дяди таких интонаций - просящих, что ли. - Эта наша вендетта - не их! - Теперь их сменил холодный металл.
- Неееет! - вместо графа протянул Маро. - Это входило в мой контракт. За моей спиной только трупы! Репутация, знаете ли.
- Марго, Лоренцо! - крикнул дядя, взмахивая шпагой. - Бегом!
И вновь зазвенела сталь. Я не видел яростной схватки, разворачивавшейся за моей спиной, Лоренцо быстро развернул меня, схватив за плечи и мы бросились бежать. Но и "черный" ход был перекрыт людьми Гаррамона. Как выяснилось позже, среди наших слуг несколько продались врагам, проведя их в дом. Лоренцо прыгнул им навстречу, закрывая нас своим телом.
- Марго! - крикнул он перед смертью. - Торопись!
Марго, держа тяжелую для нее шпагу наперевес, вновь вытолкала нас из комнаты и захлопнула тяжелую дверь. Искать засов от нее не было времени, так что преградой она стала для врагов чисто символической, но тогда мне показалось, что как только стукнули друг о друга тяжелые створки, другая комната с ее звоном сталь и кровью скрылась от нас навсегда. Марго привела нас к окнам, выходящим в сад, пробраться через ограду которого ни нам, детям, ни ей, стройной девушке, не составило бы особого труда.
В саду нас ждал Галиаццо Маро, улыбавшийся все так же белозубо.
- В доме управятся и без меня, - объяснил он нам, - а я вот решил покончить с вами, детки.
Быстрый выпад - и Марго падает, ее кровь веером хлещет мне на лицо. Кажется, я кричал. Следующие минуты я не помню, словно кто-то вырезал их из памяти острым скальпелем. Потом была боль. Но не только она...
- Ты умираешь, мальчик, - у голоса, идущего из отдаленно напоминающую человеческую, но словно состоящую из чистого света, не определить признаков ни пола ни возраста.
- Я знаю, - удивительно трезво, самому себе удивляясь отвечаю я.
- Но можешь еще пожить, - говорит фигура, - ты ведь хочешь этого. - Она не спрашивает, а утверждает.
- Хочу, - несмотря на это, отвечаю я.
- Я - Айнланзер, - говорит фигура, - и мне нужно тело, ибо грядут великие события, грозящие всему миру. Чтобы принять в них участие, как мне того нужно, я должен присутствовать в материальном мире, а без тела это невозможно.
- Но по окончании твоей миссии в материальном мире, я умру, - теперь уже утверждал я. - Тогда у меня есть одно желание, ты можешь исполнить его?
- Назови его.
- Я хочу, чтобы отец возненавидел меня, - назвал я свое желание. - Он сегодня потерял почти всю семью и я не хочу, чтобы он печалился еще сильнее, когда умру я.
- Что ж, будь по-твоему, коли ты так хочешь...
Я проснулся в холодном поту, как всегда не запомнив ничего из сна, но отчего-то будучи точно уверенным, что он про гибель рода Эччеверриа, последними из которого были я и мой отец. Мне чудом удалось выжить при нападении, отца же не было Ферраре. С тех пор мы не сказали друг другу и десятка не бранных слов, хотя он и платил первое время за мое обучение в университете, пока я не получил стипендию от ректората за отличную учебу.
Встряхнувшись, я спрыгнул с постели и по привычке выскочил в окно, чтобы не ждать очереди на умывание, сунув голову прямо в фонтан. После таких вот не запоминающихся, но все равно жутких снов, это было мне в самый раз.
- Вовремя умываешься, Габриэль, - усмехнулся из-за спины Джаккомо. - Мы как раз в Воровскую петлю собираемся.
- Самое время, - пробулькал я, выныривая из фонтана и глядя на солнце, соскальзывающее за горизонт, - там сейчас жизнь только начинается.
- Кое-кому мы ее сегодня укоротим, - бросил Альфонсо Гаррини, поигрывая шпагой и кинжалом, он любил драться и убивать, чем-то напоминая мне Маро, поэтому я и не поддерживал с ним каких-либо более-менее теплых отношений.
- Обязательно, - поддакнул его приятель Массимо, смотревший в рот Гаррини и почитавший его почти как святого.
Я не особенно хотел участвовать в этом набеге, но во-первых: нас сейчас слишком мало и каждая шпага на счету, а во-вторых: надо бы разобраться с тем, что произошло между Паоло и ворами, ударившими его ножом. Мне вся эта история не понравилась сразу, однако держаться от нее подальше, как советовал расчетливый рассудок, я не мог органически, что-то тянуло меня и это было гораздо выше моих скромных сил. И вот уже я шагаю плечом к плечу с Джаккомо, направляясь в Воровскую петлю - самый темный из кварталов Вероны, узкие улочки которого действительно напоминали переплетение петель. Идеальное место для проживания криминального элемента и вершения им своих неправедных дел.
Навстречу нам еще до того как мы прошли половину пути до логова предводителей бандитов вышли они сами, волоча за собой нескольких покалеченных субъектов, кое-как перемотанных не слишком чистыми тряпками. За главарями следовали еще с десяток парней более чем крупного телосложения с дубинками в руках и ножами за поясами. И я ни минуты не сомневался, что не меньше сотни глаз следят за нами из-за многочисленных углов и оконных проемов. Я принюхался и, как и ожидал, ощутил достаточно сильный запах горелой пакли - где-то неподалеку горят фитили доисходных мушкетов, готовые ткнуться в порох на полках и выплюнуть из граненых стволов свинцовую смерть. Я усмехнулся - боитесь вы нас, господа воры, а как же "не верь, не бойся, не проси". Нет, это для баллад глуповатых поэтиков или совсем уж безнадежных романтиков.