Пацаненок с радостью согласился.
Маленький еще. Таких легче отвлечь от грустных мыслей. И в непременный счастливый конец они всегда верят. Что в жизни, как в сказке.
Костя всегда жалел, что у него нет ни братьев, ни сестер. Желательно младших, чтобы быть для них наставником и авторитетом. Но мама считала, что, родив одного ребенка, реализовала себя как женщина. Тем более его еще надо вырастить в любви и достатке, дать достойное образование и вообще поставить на ноги. А без этого, по ее мнению, пункт «родительство» не считался выполненным.
Дом она тоже построила. Точнее, купила квартиру. Вот только насчет посаженного дерева Костя сомневался. Но если считать торчащий из огромной кадки развесистый фикус Бенджамина, занимавший целый угол в гостиной, за полноценное дерево, то и тут мама справилась.
Пока Костя скачивал на планшет игры под Илюшкин возраст, Женя разделалась с посудой, вернулась в комнату, но задержалась в дверях. Ее губы шевельнулись. Наверное, она хотела сказать, что им уже пора домой, однако, увидев брата, увлеченно водящего пальцем по сенсорному экрану и довольно вскрикивающего, опять села на диван, взяла книжку с журнального столика.
– Справишься один? – спросил Костя у Илюшки.
Тот как можно убедительнее кивнул, не отрывая взгляда от экрана, и Костя тоже прошел к дивану, уселся недалеко от Жени.
Брата немного отвлек, теперь надо что-то сделать для сестры, чтобы уголки ее губ не изгибались вниз так безнадежно и глаза хоть чуть-чуть засветились.
– Ты в какой школе учишься?
Женя ответила неохотно, только из вежливости.
– Я не в школе.
– А где?
– В колледже, – сначала хотела ограничиться этим, но потом все-таки добавила: – Культуры и искусства.
– Ух ты! – пораженно выдохнул Костя по многим причинам. – На кого?
– Руководителя любительского творческого коллектива, – сухо произнесла Женя, словно прочитала фразу из какого-нибудь буклета для абитуриентов.
Костя задумался.
– Типа, кружком будешь руководить в каком-нибудь Доме культуры?
– Ну да. Как-то так.
Женя по-прежнему держала в руках книгу, перебирала пальцами страницы. Но не очень похоже, чтобы ей действительно хотелось читать. И неужели Костя ошибся с возрастом? Совсем не хотелось, чтобы Женя оказалась намного старше его.
– Так ты уже школу закончила? – не удержался Костя, хотя и опасался нарваться на резкий ответ в духе: «Ну что ты ко мне прикопался? Зачем тебе моя биография?»
Но, видимо, и Женю тяготило молчание, заполняемое невеселыми мыслями. Она тоже предпочитала разговор. Неважно о чем. О ней так о ней.
– Девять классов, – спокойно кивнула она. – А потом в колледж поступила.
– Почему?
Какие могут существовать объяснения того, что она не пошла в десятый? Плохо училась? Создавала проблемы? Школа постаралась от нее поскорее избавиться?
Не похоже. Абсолютно не похоже.
Костя, конечно, не психолог и не физиогномист. Но – как там говорят? – хорошего человека сразу видно.
– Там стипендия. И сразу специальность. И можно подработать на праздниках и всяких мероприятиях.
Про то, что первым представил Костя, услышав о подработках на праздниках и мероприятиях, лучше сразу забыть. Ему даже неудобно стало перед Женей, хотя она и не могла прочитать его мыслей.
Нет… ну, конечно, все бывает, но… нет. Лучше уж опять спросить.
– Кем?
– Аниматором, например. Нас охотно приглашают. У нас хорошая подготовка.
Костя окончательно запутался. Руководитель творческого коллектива, аниматор с подготовкой…
– Так на кого ты все-таки учишься?
Заметив Костино недоуменное замешательство, Женя едва заметно улыбнулась, только уголками губ, и опять словно прочитала с листа:
– Специальность «Народное художественное творчество». Вид «Театральное творчество». – А потом добавила: – Актерское мастерство мы тоже изучаем.
У Кости брови удивленно взлетели вверх. Женька – артистка. Хоть и среднеспециальная. Вот это да!
– И басни на вступительных экзаменах читаете?
– Ага.
Глава 3
Когда Инна Владимировна вернулась домой, там царила прямо-таки идиллия. Все трое ребят сидели за столом, и Костя развлекал Самойловых рисованием.
Да плюс ко всему сын был еще и творческой личностью – художником. И относился он к этому не как к хобби, а очень даже серьезно, надеясь сделать искусство своей профессией. Причем он не планировал в дальнейшем писать полотна и выставляться в галереях. Он хотел рисовать комиксы. Не мангу (благодаря сыну Инна Владимировна хорошо знала, что это такое), а именно классические комиксы. К тому же черно-белые.
Костя любил графику. Тушь, перо, кисть – обычный набор для творчества. Иногда к нему присоединялись фломастер и ручка. Множество тонких штрихов и тщательно прорисованных деталей. Инна Владимировна пораженно ахала: это же какое надо терпение? Это же сколько труда? И чуть размытые полутени, от едва заметных, почти сливающихся с белизной бумаги, через бесконечный ряд оттенков серого медленно переходящих к все скрывающей темноте мрака.
Правда, порой допускался еще один цвет. В основном синий, манящий глубиной неба или воды. Хотя синева воды – это ведь просто перевернувшееся небо.
Костя ни от кого не скрывал свой талант. А уж Инна Владимировна и подавно. Она хвасталась перед знакомыми работами сына и ревниво выслушивала отзывы. Но знакомые всегда вели себя правильно: пораженно ахали в унисон Бариновой, восхищались, хвалили. Сын снисходительно усмехался, когда мама рассказывала ему об этом, отвечал однозначным отказом на просьбу кому-нибудь что-нибудь специально нарисовать и только друзьям раздаривал всякие прикольные картинки.
Вот и гостей он развлекал чем-то подобным. Карандаш в его руке легко летал по листу бумаги, но стоило войти в комнату Инне Владимировне, как хрупкие идиллические стены мгновенно рухнули под натиском притаившихся до поры напряженности и тревожности.
Девочка вскинула голову. В одном движении – столько эмоций, столько вопросительного ожидания, и кажется, будто широко распахнувшиеся глаза занимают половину лица. Братишка отреагировал не так остро, ну да он и помладше. Его уже захватило привычное течение жизни. А во взгляде больше робости и смущения перед посторонним взрослым человеком, чем мыслей о маме. И Костя тоже спрашивал глазами: «Как там?»
И ничего уже не видишь, кроме тревожных детских глаз…
Инна Владимировна поинтересовалась в ответ:
– Как вы тут? – И только потом сказала: – А вашей маме уже лучше. И дальше будет еще лучше. Не переживайте так. – И добавила: – Ну что, отвезти вас домой?
Первым отозвался почему-то Костя:
– Мам, да ладно. Ты после работы. Отдыхай. А я провожу.
Какой же замечательный и заботливый у нее мальчик!
Хотя ребята и сами в состоянии добраться до дома. Девочка уже совсем взрослая.
Судя по всему, Женя и сама так считала.
– Мы и одни доедем. На автобусе. Мы же дорогу знаем.
Но Костя решительно возразил:
– Ну, нет уж! Я пообещал, значит, провожу.
Инну Владимировну немного смутила эта его решительность, хотелось сказать: «Костя, ну что ты навязываешься? Ребята же говорят, что справятся сами».
Но сын уже отправился собираться, и брат с сестрой вышли в прихожую, зашелестели одеждой.
Уже стоя в открытых дверях, девочка благодарно и чуть виновато посмотрела на Инну Владимировну.
– Спасибо большое!
Хотела добавить еще что-то. Судя по выражению лица: «Извините, что доставили вам столько беспокойства». Но не сразу подобрала подходящие слова, а Баринова не стала дожидаться.
– Да все нормально. Пожалуйста.
Она проследила за закрывающейся дверью, потом вернулась в гостиную, подошла к столу, на котором лежали Костины рисунки, сдвинула листы бумаги. Так она и думала: всякие забавные картинки. А вот и нынешний мальчик в виде супергероя. Сражается с какими-то странными чудиками. И девочка.
Инна Владимировна ожидала увидеть ее тоже в героическом облике. Что-то типа Женщины-кошки. Бесстрашная, эффектная, сексуальная. Ну да, и это тоже. А оказалось…
Грустная, какая и была сегодня, в шубке, с длинной косой и с милой зверушкой на руках. Судя по длинным ушам – зайчонком.
Неужели Снегурочка? Как странно.
Сейчас весна, апрель, и снег давно растаял, и уже встречаются на прогретых солнцем пригорках маленькие солнышки мать-и-мачехи. А на рисунке порхают снежинки – крошечные звездочки в несколько штрихов. Лицо девушки тоже прорисовано не слишком детально. Чуть тщательнее глаза, а нос и губы – просто черточки. Но похоже. И почему все-таки Снегурочка? Персонаж далекий от комиксов. Надо спросить у Кости.
Сын не возвращался долго. Конечно, Самойловы и жили неблизко, и с автобусами могла быть напряженка. Да и не слишком поздно еще. Но Инна Владимировна почувствовала неясное беспокойство, беспричинное, непонятное. Не выдержала, взяла телефон.
– Костя, ты где?
– Домой иду. Буду минут через десять, – доложил сын и уточнил с недоумением: – Мам, а ты почему звонишь? Что-то случилось?
– Нет, – Инна Владимировна и себе не могла толком объяснить, зачем ей понадобилась эта телефонная проверка, и на ходу придумала оправдание: – Просто ужин уже готов.
Да так оно и было на самом деле. А когда, уже после ужина, Костя собирал рисунки со стола, Баринова все-таки поинтересовалась, чисто из любопытства и вроде бы не совсем серьезно:
– А почему именно Снегурочка? Как-то не по сезону.
Костя улыбнулся в ответ, дернул плечом.
– Ну, просто она сказала, что на новогодних праздниках часто играет Снегурочку. Я и нарисовал. – И сын перевел разговор на другую тему, более значимую: – А что с их матерью?
– Состояние средней тяжести, но стабильное, – сказала Инна Владимировна весьма официально, решив обойтись без медицинских подробностей и точного диагноза. – И случай вполне ординарный. Поставим на ноги. Все нормально будет.
Глава 4
Костя в жизни представить не мог, что ему понравится девушка, с которой его познакомит мама. Конечно, не специально познакомит, а в силу сложившихся обстоятельств. Причем язык не повернется сказать о каком-то счастливом случае. Разве можно произнести: «Хорошо, что Женькина мама попала в больницу»? Но если бы не попала, мама не привела бы Женьку с братом к себе домой.
Запутано все как! И неопределенно. Ни черное, ни белое, а где-то там, в бесконечном хаосе оттенков.
– Баринов! – окликнула Костю историчка, о чем-то эмоционально вещавшая у доски. – Какое-то лицо у тебя сегодня чересчур задумчивое. Ты хоть слышишь, о чем я говорю?
Костя не слышал ни слова. Но не расстраивать же учительницу горькой правдой!
– Да, да, да, конечно! Все очень интересно и познавательно.
– Баринов, что познавательно? То, что в четверг родительское собрание? – Историчка, она же классный руководитель, вздохнула раздосадованно. – Или это интересно?
– Ну, наверное, – легко согласился Костя.
Спорить и оправдываться не хотелось. И учительница махнула на него рукой: хотя бы сидит тихо и не мешает. Но тут не удержался сосед по парте Игорь. Ткнул локтем и прошептал, указывая подбородком в открытую Костину тетрадь по истории:
– Костян, а это кто?
Костя опустил глаза, глянул под руки, на белый лист в клеточку, на запись про реформы 60—70-х годов XIX века и…
– С девушкой познакомился? – ухмыльнулся Игорь. – Это она?
– Да нет, – произнес Костя безучастно. – Просто в голову пришло.
– А-а-а, – разочарованно протянул Игорь, быстро потеряв интерес, а Костя опять глянул в тетрадь.
Надо как-то тщательнее контролировать руки. Этак они все мысли будут переводить в визуальный образ. Выставлять на общее обозрение. Костя ведь даже не заметил, что рисовал. Неужели так сильно запала в его сознание Женя?
Ерунда! Костя не верил в истории про единственный взгляд, и – как обычно рассказывают? – словно молния ударила или чем-то там прожгло. Так что с места не сдвинуться, и челюсть – в пол, и глаз невозможно отвести.
Бред!
Просто симпатичная девчонка. Очень грустная. Не от пустой скуки и надуманных переживаний – из-за настоящей беды. Не слишком-то заинтересовавшаяся Костей, а возможно, даже утомленная его навязчивостью.
Как было вчера?
Дошли до нужного подъезда, но Женя и не подумала задержаться. Только на секунду, чтобы сказать:
– Спасибо тебе.
Сейчас войдет в подъезд, дверь закроется, и – она сама по себе, Костя сам по себе. Больше не пересекутся. Надобности не возникнет, и мест таких нет, где они могут случайно оказаться одновременно. Ну, если только очень-очень случайно.
– Жень, слушай! А запиши мой телефон.
Она посмотрела озадаченно.
– Или нет. Лучше скажи мне свой. – Костя порывисто достал мобильник, разблокировал сенсорный экран. – Я тебе сразу позвоню, и у тебя будет мой номер. Все-таки моя мама – завотделением. Мало ли что понадобится.
Женя согласно кивнула, назвала номер. Костя вбил его в телефон и нажал кнопку вызова. И ничего, никакого отклика, хотя в ухо шли обычные длинные гудки.
Костя вопросительно глянул на Женю.
– Я телефон дома оставила, – запоздало спохватилась она. – Даже не вспомнила о нем.
– Ясно, – произнес Костя с пониманием. – Я тогда попозже перезвоню. Связь проверить.
И перезвонил. Услышал в трубке Женин голос.
– Ну вот. Работает. Если что, звони.
Но опять перезвонил сам. На следующий день после школы.
– Жень, вы как?
– Нормально, – коротко и спокойно ответила Женя.
– А мама ваша?
Ответ последовал после некоторой паузы, но зато подробный:
– К ней еще не пускают. И сказали, что без операции не обойдется. Завтра будут делать.
У Кости тоже не получилось мгновенно подобрать подходящие слова. Не специалист он был по подобным ситуациям, не знал, какие фразы тут полагается говорить. Не совсем же бессмысленные типа: «Не волнуйся. Все будет хорошо!»
– У моей мамы врачи отличные в отделении. Всё сделают, как надо. Ты в этом не сомневайся. Твоя мама обязательно поправится.
– Да. Я не сомневаюсь. Спасибо.
– А хочешь, я к вам приеду? – выпалил Костя и испугался.
Сейчас Женька спросит: «Зачем?» Или еще хуже – рассердится: «Что ты к нам привязался?» Но она лишь неуверенно протянула:
– Не знаю…
И Костя воодушевился:
– Ну что вы там одни будете сидеть? Все, еду! – сообщил решительно и отключился, пока Женя не успела придумать уважительных причин для отказа или просто без объяснений сказать «нет».
Самойловы жили в довольно новой панельной десятиэтажке, в квартире…
А вот номера квартиры Костя не знал. И пришлось опять звонить, сначала по телефону, а потом, узнав заветное число, по домофону.
Женя даже говорить ничего не стала, сразу нажала на кнопку «открыть». Костя вошел в подъезд и задумался.
Лифт был и даже работал, но этаж-то Костя не спросил.
Можно рассмотреть номер ближайшей квартиры и просчитать. Или пойти пешком, чтобы уж точно не промахнуться.
Костя так и сделал. Это ведь даже полезно для здоровья – подниматься по лестнице пешком. Хотя у него-то со здоровьем проблем нет. Но к седьмому этажу он слегка (и не более того!) запыхался, и Женя, отворив дверь, немного удивилась:
– Ты чего такой?
Костя независимо хмыкнул:
– По лестнице шел.
– Лифт сломался?
– Презираю лифты.
Женя не стала спрашивать о предполагаемой клаустрофобии, не высказалась про странность характера, только приподняла брови и предложила:
– Проходи.
Квартира была двухкомнатной, самой обычной, но Костя ничего экстраординарного увидеть и не ожидал. Даже особо не всматривался в интерьер.
Кажется, Женя не знала, что ей делать с незапланированным визитером. Она провела его в одну из комнат, не слишком большую. Шкаф, диван, два кресла, стол, а за столом сидел Илюша. Перед глазами тетрадь, в руке ручка. Уроки делал.