– Ух ты! Как жаль, что я не успею записать твой рассказ… Я собираю всякие правдивые истории…
– Ага, так я вам и рассказал!
– Понимаю, это личное… Но все же… если собеседник вызывает доверие…
Вот блин, ребята! Втерся в доверие и хочет услышать рассказ о том, как я влез в дом герцога и отлюбил его жену?
– Франног, вы – аскет. Такими вещами аскеты не интересуются!
– Я без подробностей, сынок…
– Идите вы в задницу, Франног!
– Говорят, твою голову Барнах сберег не потому, что Трок в опале… Говорят, супруга Трока лично ездила к Барнаху просить за тебя, говорят, она в тебя без памяти влюблена!
– Заткнитесь, Франног!
– Понимаю, это не мое дело…
– Заткнитесь, и больше чтобы я не слышал про Трока и его б… б… бабу!
– Лейтенант! – В люк просунулась голова Энцо. – Они почти…
– Иду! – крикнул я, и голова Энцо убралась.
Я осмотрелся. Так, вроде все… А, черт, кошель! Приподняв матрас, я извлек туго набитый мешочек. Половина его содержимого еще недавно принадлежала гвардейцам. Ну а теперь… Черта с два мои деньги достанутся пиратам!
Я с сожалением выбросил мешочек за борт. В мешочке был и перстень Элины, троковской неверной супружницы. Я получил его перед отплытием вместе с запиской, в которой содержались обычные бабьи глупости: жду, люблю, сбежим, хочу, не забуду. Короче, вся та лабуда, что выводит любую мужскую шовинистическую свинью из равновесия.
Прощай, Элина, надеюсь, мы никогда не свидимся, если родится мальчик, назови Валерой.
– Я вот сижу и думаю, – вдруг глухо произнес Франног. – Правда ли то, о чем толкуют жрецы Шахнара?
– Это о чем вы?
– Будучи истинным богом, Шахнар неусыпно бдит, следит за каждым смертным, за его поступками и словами… Он помогает правым.
– Свистят твои жрецы! – отозвался я, вешая перевязь с мечом за спину. – Коли б было так, не творилось бы вокруг столько дерьма… Нет, без дерьма жизнь была бы скучной, но… но сейчас в мире его слишком много!.. Вот что, Франног… Вы посидите в каюте. Влезьте под лежанку, укройтесь плащом. Может, и не заметят эти… На случай чего – вот вам кинжал.
– Что ты, сын мой! – возмутился Франног. – Я должен быть там, наверху! Спрячусь от стрел за шлюпкой; мои заклятия пригодятся в бою! В общем, чем смогу – помогу! – бросил он через плечо, карабкаясь по лесенке.
– Драхл побери, каков сумасброд! – прорычал я, но не остановил мудреца. Коли тот к седым чреслам не нажил ума, что ж… Я в последний раз окинул свое обиталище взглядом. Так, кажется, ничего не… Погоди, а как же вино?
Я вытащил из-под лежанки пузатый бочонок с фигурным бронзовым краником.
Вино с южных склонов гор Абнего, самое лучшее!
– Нет, уж этого мы им точно не отдадим!
Жаль, выпить все не получится… Даже половина не влезет. В бочонке-то – больше трети. Это вино я вкушал в одиночестве, старался экономить, – когда еще доведется отведать подобное! Присев на лежанку, я поднял бочонок и сдвинул пальцем краник: тонкая рубиновая струя полилась в глотку. М-м-м…
Я выхлебал не менее кружки, затем решительно прикрыл источник всеблагой мудрости и попытался выкинуть бочонок в окно.
Не проходит, паскуда! Окошко-то – махонькое!
Не долго думая, я швырнул бочонок на пол и раздавил сапогом.
По просмоленным доскам растеклась терпко пахнущая, багровая лужа. Я издал звук, похожий на всхлип. Вот оно, преступление, о котором только что говорил Франногу! Дать самому себе в морду, что ли? Хотя, вообще-то, есть извинительные обстоятельства…
«Дум! Дум! Дум!»
Галера была уже метрах в пятидесяти.
Я выругался и бросился к лестнице. Вскарабкался и тут же присел. Рядом с люком валялся матрос; стрела с черным древком вошла пониже кадыка почти до оперения; сизые перья набухли кровью…
Вот вам и обнаженный реализм, о котором так долго говорили разные писатели. Хиханьки кончились.
Матрос был еще жив, но разум уже улетучился из выпученных глаз. Бледные пальцы судорожно скребли по палубе, их движения замедлялись, замедлялись… Я отвернулся, чтобы наткнуться взглядом еще на двух покойников.
Матросы «Выстрела» скорчились за фальшбортом, уберегаясь от стрел. Среди них выделялись мои ребята в вороненых кольчугах. Как и было договорено, гвардейцы разбились по трое. У каждой тройки под началом несколько матросов с ржавым оружием и трухлявыми доспехами. В-вояки!
Зарраг возвышался на месте кормчего (того все же достала стрела); он был одним целым с кораблем и правил со всем – немалым – умением. Ноги прикрыты фальшбортом, а доспехи… доспехи пока держат; по крайней мере, я не разглядел торчащих из кирасы Заррага стрел.
– Сейчас начнется, Ков! – крикнул Энцо, потрясая широченным тесаком. – Ох-х, разъедрить-переедрить! Кстати, здесь у нас один к мамочке просится! – Он указал на Фродика, в огромной лапище которого совершенно терялся скромный ятаган из стали с голубоватым отливом.
– У меня-то мамочка что надо, – спокойно отозвался Фродик, поправив завязки под шлемом. – А вот тебя, говорят, лошадь от осла родила! Ты на себя в зеркало-то смотрел? Морда вытянутая, уши в шерсти, весь в отца!
Гвардейцы расхохотались. Засмеялись и матросы.
– Разъедрить-переедрить! – вскипел Энцо, не поднимаясь, впрочем, из-за борта. – Вот выберемся, я тебе так врежу, что голова провалится в брюхо!
– Ну врежь, врежь, – отозвался Фродик. – Только вначале я тебе животик-то проткну!
Над моим ухом свистнула стрела, и я проворно плюхнулся на четвереньки.
– Пс! Пс! Пс!.. – вдруг услышал странные звуки примерно на одном уровне со своей головой.
– А? – я оглянулся.
– Сюда, мастер Ков! – Это Франног странными звуками пытался привлечь мое внимание. Он укрылся в челноке, намок и сейчас, высунувшись из-за борта, напоминал бесноватого юродивого – волосенки дыбом, козлиная борода слиплась, в глазах пылает безумие.
– Клянусь Ахарром, что вы… – начал я, подползая на четвереньках, но мудрец прервал меня, горячечно прошептав:
– Ирчил! Ирчил! Ирчил арбшаакхрр! Ирчил алака мун! Ирчил алака мун! Коморр! Коморр! Коморр!
– Старый, ты когда рэп читаешь, так не напрягайся, инфаркт заработаешь. Вообще надо быть негром, чтобы вот так кричать «cummon! cummon!» – у других это получается хреново.
– Ирчил! Ирчил! Ирчил арбшаакхрр! Ирчил алака мун! Ирчил алака мун! Коморр! Коморр! Коморр!
Я икнул. Вот и свихнулся старикашка. Мама родная, как выпучил глаза! И покраснел! Уж не приступ ли падучей? Как не вовремя! Я на карачках продолжал ползти к челноку.
– С-старый с-сукин… Франног, вам плохо?
Мудрец нырнул в челнок. Затем – не прошло и мгновения – его голова вновь появилась над бортом. Он бросил на меня вполне осмысленный взгляд и тихим, таинственным шепотом возвестил:
– Ну вот, я прочел самое сильное заклятие из тех, что недавно освоил! Оно укрепит твою ауру, направит спонтанную энергию случая в позитивное для тебя русло и, надеюсь, убережет от ранений!
– Чего-о? – Ну да, верно я предположил – мудрец спятил! Видал я таких укрепителей ауры на Земле, с их гейсами (это не то, что вы подумали), эгрегорами и прочей заумной псевдомистической мутью. Укрепляли они в основном свой карман. В этом мире разнообразные «маги» были примерно такими же прохиндеями. Спору нет, кое-что они умели, и даже больше, но, например, ни один не смог отправить меня обратно на Землю, а ведь я платил золотом! Не хватало сил и знаний, а может, и желания, хотя последнему такому магу я пытался повысить мотивацию, приставил к его горлу кинжал.
Франног испустил тяжкий вздох.
– Ты вряд ли поймешь… Нет, нет, ты обычный необразованный солдат, тебе не дано… – Кровь отлила от его лица, на лбу выступили крупные капли пота; Франног стал выглядеть так, словно только что пережил страшное потрясение. – Это из старой селистианской магии. Если подобрать понятные тебе аналогии…
– Налоги? Сказочно! А при чем тут налоги? Или с заклятий тоже решили брать?
Ну, это я пошутил, как вы поняли. Люблю постебать местный народ, а на пороге возможной смерти мое чувство юмора начинает чудить особенно сильно. Обожаю разыгрывать из себя недалекого дурачка.
Мудрец презрительно фыркнул:
– Дикарь!.. Все мозги в штанах! Это заклятие повысит твою удачливость на короткий срок, так тебе ясно?
«Дум-дум-дум!»
Я привстал, окинул взглядом галеру и плюхнулся на карачки.
– Пираты рядом, это я понимаю!
Сдерживая стон, мудрец посмотрел на мой лоб, на тяжелые дуги надбровий: а ведь такой калган возьмет не всякая дубина!
Уверен, он думал именно это!
– Вот что, мастер Ков!.. Ох, этот наговор меня обессилил!.. Просто: сражайся доблестно! Прошу не за себя, за госпожу Нэйту! И все-таки… это хорошая магия!
Я пожал плечами. Удачливость? Не-а, не ощущаю каких-то подвижек. Вот если бы пиратская галера прямо сейчас затонула или с неба шлепнулась торба денег и две голые красотки… Магия, шмагия… Больше всего это «заклятие» напоминало бред старого идиота. Мудрец, проживший восемьдесят лет в покое и довольстве, очевидно, свихнулся, угодив в передрягу, из которой есть лишь один выход – смерть. Да, определенно – безумец.
– Я посижу тут, в куточке, – промямлил старик и истомленно прислонился к лодочному сиденью.
Я мотнул головой, закусив губу.
– Уреш… Где мой кинжал? Что ж вы его в карман, как… Держите! – Я всунул рукоять в расслабленные пальцы мудреца. – Держите и колите, если кто сунется! И молитесь вашему Шахнару, чтобы все закончилось хорошо! Тьфу, дерьмо! Да он уснул! – Я протянул руку, чтобы растормошить мудреца, но передумал. Может, если его убьют спящим – оно и к лучшему? По крайней мере, не увидит резни, которая сейчас разгорится.
«Дум! Дум! Дум!»
Я вскинул голову, чуть приподнялся: галера была совсем близко. Еще несколько взмахов весел… Я посмотрел в направлении апартаментов Нэйты: дверь заперта, маленькие окошки прикрыты ставнями. Что ж, Рик, метатель ножей, коли все сложится погано – а как еще оно может сложиться? – не подведи…
Где-то слева, перекрывая вопли пиратов, не переставая матерился боцман Зенко. На лица матросов легла печать обреченности. Никто, однако, не бросил оружия и не впал в истерику: капитан Зарраг подобрал себе неплохую команду. Сам он был изваянием на корме; изваянием не с кормилом в руках – крути не крути румпель, а пираты-то – вот они! – а с топором, заточенное лезвие которого отблескивало на солнце.
Шкипер поймал мой взгляд, важно кивнул – мол, сознаешь мрачную торжественность момента или нет, гад? – и, надвинув забрало, повернулся к галере.
«Дум-дум-дум-дум-дум!»
Галера заходила с левого борта. Еще пара мгновений…
Отойдите! Да, я это вам говорю – смотрите со стороны, так безопаснее, даже при том, что вы бесплотные созерцатели. Всякое может быть, и всякое бывало. В общем, лучше отойдите и повисите над водой в сторонке. Да-да, вот так. Заранее спасибо, если не будете вмешиваться в ход драки – все равно не поможете. И подсказывать не стоит – отвлекаете.
Я глянул на небо и покачал головой:
– Ну, дорогие мои бессмертные боги, наслаждайтесь зрелищем…
Барабан смолк.
– Сушить! – крикнули на галере, и весла втянули на палубу.
«Выстрел» тряхануло, раздался скрежет. Драконья башка галеры – пасть красная, зубы серебряные, буркалы как яблоки – поплыла вдоль левого борта. Абордажные крючья и багры начали втыкаться в отдраенную палубу «Выстрела», намертво скрепляя длинную галеру с пузатым «купцом».
– Помилуй нас, Всеблагой Уреш! – взревел Зарраг.
Рядом со мной придушенно всхлипнул какой-то матрос.
Я вскочил на ноги и тут же упал – споткнулся, со мной такое бывает.
Глава третья (боевая)
Я отмахиваюсь от гопниковдрыном
У меня есть для вас одна неважная новость, друзья. Я – безумный трус. Это врожденное и не лечится. А если вам скажут, что, мол, смелость приобретается тренировками – дайте такому человеку в глаз, ибо врет. Если ты трус – то им и останешься. Да, с возрастом и опытом можно научиться манипулировать страхом, как-то приглушать и даже использовать в свою пользу. Но убить его невозможно. Он бессмертен, как тот горец (ну, тот самый, что торгует мандаринами на ближайшем к вам рынке), он вреден, он иссушает и может привести к смерти.
Страх коварен, хитер, он, как Ктулху, спит в самом глубоком Р’льехе моего разума. Иногда, в самые опасные моменты жизни, он храпит и в ус не дует, и я совершаю разные поступки, которые некоторые эмоционально нестойкие личности могут отнести к героическим, иногда же – он просыпается по самым незначительным поводам и обеспечивает мне веселую жизнь.
Один из самых простых способов, который я освоил в этом мире, – идти в бой умеренно пьяным. Пьяному, как известно, море по колено (даже в самой его глубокой части). Это лучший способ заглушить страх. Потому что – я открою вам еще одну тайну: я до усеру боюсь своего страха. Он имеет обыкновение мной манипулировать, пробуждая во мне еще того ублюдка, способного и бежать, и предать.
Хотите знать, сбегал ли я от врагов в этом мире?
Да.
Предавал ли я?
Да. А вы думаете, почему я в одиночку сбежал из Селистии?
Ну, вы поняли, почему я еще тот пропаданец?
Если вам неприятно то, что я рассказал – вы вольны уйти, искать героя без страха и упрека… Впрочем, если вы полевитируете над водой еще немного, вы хотя бы немножко поможете мне в драке. А? Чем? Да просто смотрите…
Корсары посыпались на палубу, будто саранча. Одетые во что попало, часто полуголые, разных кровей, они издавали устрашающие вопли. Оскаленные рты и безумные глаза, драные штаны и рваные рубахи, мечи, топоры, секиры…
Первый меркхар, сиганувший на палубу с выбленок, нанизался на ятаган Фродика и сдох, вывалив язык, длинный, как у собаки. Взмахнул своим тесаком Энцо… Где-то сбоку, я не стал оглядываться, яростно заревел боцман Зенко…
Через миг началась свалка. Не бой, именно свалка – на корабельной палубе особо не побегаешь. Безумные вопли смешались с лязгом оружия, палуба затряслась от топота десятков ног.
Я мельком глянул на Заррага. В момент столкновения капитан упал на одно колено (странно, как только палубу не проломил!), но уже поднимался, опираясь на топорище. Он успел вовремя и встретил врагов злобным рыком. Сверкнул топор, Зарраг рубанул какого-то замухрышку поперек груди. Выдернул лезвие, тычком топорища отправил за борт второго пирата. Широко размахнувшись, сбросил в воду еще трех. Какой-то гад кинулся в ноги, но Зарраг был начеку: ударил снизу вверх без замаха, угодил в бок, кажется, разрубил хребет… Да, за корму опасаться не приходилось.
Я посмотрел перед собой. Толпа показалась мне гидрой о сотне голов, израненной, истерзанной гидрой, от тела которой то и дело отрывались и падали на палубу куски окровавленной плоти.
Меня передернуло. Выпитое вино попросилось наружу. Не могу я привыкнуть к виду крови, иногда мутит, хоть ты тресни.
Я попятился к борту, борясь с искушением кинуться в воду. Вообще-то мне полагается командовать обороной, но как, скажите на милость, это делать, когда все смешалось?
О мою кольчугу щелкнула стрела. Я спешно сделал шаг в сторону. Пистолет бы… Меч, конечно, получше хрена с пальцем, но до огнестрела ему далеко. Что до лука – то из него я стрелять так и не научился: тут нужен талант, и годы – именно годы! – тренировок. Кстати, я совершенно не помню секрет пороха. Кажется, уголь смешивают с селитрой и что-то еще добавляют… Оказавшись в этом мире, я, в общем, так ничего заново и не изобрел, поскольку лишен талантов и ленив… Вру: я ввел в обиход в Селистии слово «секс», именно так! До того у них бытовал термин «сплетение чресл», ну елки-моталки! Зато теперь моими стараниями о сексе говорят… как о сексе! И мне есть чем гордиться, нет, правда. Слово «potrahuchki» – тоже моя работа. Так что, коли будете проездом в каком-нибудь из селистианских борделей, не удивляйтесь и добрым словом вспомните меня – Олега Ковалева. Я изобрел секс, во как!