Закончив свою импровизированную мини-лекцию, Михаил Александрович хитро улыбнулся впечатленным слушателям и добавил, что по сути это не более чем красивая фантастическая гипотеза.
Действительно, разве можно что-либо всерьез проанализировать за столь короткий промежуток времени? Тем более, что в стрессовой ситуации могло привидеться что угодно. Правда, если увиденное в яме было лишь галлюцинацией, то она была всеобщей…
О размещении сотрудников компания договорилась заранее. Дом, выкрашенный темно-коричневой краской, поджидал усталых путников на окраине селения, приветливо помахивая белыми занавесками в распахнутых окнах. Расположенный посреди обширного участка, обнесенного неуклюжим, но весьма живописным забором из старого заплесневевшего горбыля, утопавший в густой листве плодовых деревьев, он обещал прохладу и долгожданный отдых.
На пороге членов экспедиции встретила древняя, но довольно шустрая старушка. Поздоровавшись, она пригласила всех войти в дом. Там царили дух и уклад начала двадцатого века; все предметы дышали прошлым, и казалось, что время остановило здесь свой бег. То ли устав от одиночества, то ли в силу привычки деревенского гостеприимства, хозяйка, которую звали Дарьей Семеновной, ухаживала за москвичами, словно за детьми: всегда провожала их до калитки, когда они уходили работать, и стояла там, пока все члены группы не скрывались за углом забора последнего на улице дома, за которым уже начинался лес, а вечером усаживала всех за стол, уставленный деревенскими яствами, и торжественно удалялась в кладовку, откуда возвращалась утиной походкой, держа в руках огромную бутыль мутного самогона. Обхаживая гостей, старушка не забывала и себя не обидеть: бывало выпьет, раскраснеется, поймает на тарелке коварный маринованный грибок, лихо закинет его в рот, нальет всем еще по стопочке и давай рассказывать разные местные байки, истории и легенды.
Однажды речь зашла о старом доме в конце улицы, том самом, мимо забора которого каждый день проходили члены экспедиции, направляясь в лес. Стас хорошо его запомнил: бесхозный, видимо, уже не первый год, он слегка покосился на прогнившем фундаменте и словно отвернулся от поселка, поглядывая в сторону вековых сосен. Дом вызывал недобрые чувства, особенно когда на землю спускалась ночь, а с окрестных болот доносились таинственные вопли недремлющей выпи. Почерневшим идолом возвышаясь на фоне мрачного леса, отрешенно уставив глазницы заколоченных окон в гнетущую темноту соснового бора, он словно высматривал своего хозяина, сгинувшего много лет назад в одной из топей здешних болот.
Местные жители называли его «домом на отшибе».
История началась, когда после смерти хозяйки, древней уже старухи, дом по наследству достался ее дальним родственникам. Несмотря на то, что уже тогда он был очень ветхим, его все же купил один профессор из Москвы. Сначала ученый жил в поселке наездами, а потом постоянно здесь поселился, лишь изредка отлучаясь по своим научным делам.
Профессора звали Анатолий Николаевич Кошон. Это был худощавый невысокий интеллигент с большим лбом и глубокими залысинами. Благополучно переступив пенсионный порог, еще полный сил и здоровья мужчина не ушел на покой, а продолжил заниматься антропологией и фольклористикой. Ученый часто захаживал в дома селян, расспрашивал их и подробно записывал все услышанное, словно искал философский камень, запрятанный кем-то в дальней меже одного из заброшенных огородов.
Дарью Семеновну Анатолий Николаевич навещал чаще, чем других, потому что, во-первых, их дома были рядом, а во-вторых, она неизменно оказывалась в курсе дел всех соседей и была не прочь поведать гостю очередную заковыристую историю.
Однажды под Рождество профессор решил наведаться к соседке. Возвращаясь из Москвы, он прикупил большой торт, разукрашенный шоколадом и ярко-оранжевыми цукатами. Дарья Семеновна очень обрадовалась гостю, поставила самовар, заварила чай, и до ночи они просидели за столом, коротая время за приятной беседой.
Внимательно выслушав самые свежие сельские новости, Анатолий Николаевич, в свою очередь, поведал секрет «колдовства», который ему как-то удалось выудить у старого деда в одной из богом забытых деревень. Суть его заключалась в том, что с помощью нехитрых приготовлений можно вызвать духов и у них узнать свое будущее. Для этого требовалось откладывать по одному полену в течение года первого числа каждого месяца, а в полночь накануне Рождества положить дрова в печку, развести огонь и ждать результатов. О последствиях дед не сообщил, но дал понять, что они непредсказуемы.
Профессор, хоть и был высокообразованным человеком, иногда мог отступить от своих атеистических принципов и поэкспериментировать с каким-нибудь продуктом мракобесия, чтобы затем поместить его в строгие рамки науки: с начала года он терпеливо следовал ритуалу, и к сегодняшнему дню у него скопилось ровно двенадцать отборных березовых поленьев, о чем он не преминул сообщить Дарье Семеновне перед тем, как уйти домой.
На дворе был изрядный мороз; очутившись в темной холодной избе, Анатолий Николаевич сразу же занялся растопкой: хорошенько полив дрова спиртом, он чиркнул спичкой, и фиолетовые языки закружились в страстном танце, причудливо переплетаясь с оранжевыми сполохами занимающейся бересты. Воздух в помещении наполнился парами денатурата и паутинками копоти, а рожденные разгорающимся пламенем тени беспорядочно заметались по оплавленным стенам топливника в почерневшем зеве русской печки.
Спустя час профессор сидел в кресле-качалке с бокалом шампанского и отрешенно смотрел на огонь. Они были вдвоем: профессор, одетый в черный атласный халат, и пламя, сожравшее уже добрую половину поленьев.
Внезапный скрежет вывел ученого из оцепенения. Ему показалось, будто кто-то водит железом по стеклу, пощелкивая костлявыми пальцами в такт участившимся ударам сердца; он обернулся и стал всматриваться в чернильную темноту, царившую за окном. Сквозь тонкий тюль он увидел летучую мышь, которая из глубины ночного мрака ломилась в плотно сомкнутые створки. Щерясь и повизгивая, она разбрасывала белесые сгустки слюны, размазывая их по стеклу. Очередной раз ударившись о фрамугу, ночная гостья устремилась прочь, сопровождая полет чавкающими звуками перепончатых крыльев. Сбросив оцепенение, профессор вскочил с кресла и рванулся к окну: плотно прижавшись к стеклу, он пытался разглядеть то, что скрывала зимняя ночь. Наконец глаза привыкли к темноте, мрак над поверхностью снега рассеялся, и Анатолий Николаевич увидел, как спавший доселе в сладкой неге лес вдруг содрогнулся, завопил немыслимыми голосами и выпустил полчища ужасных тварей из своих недр.
Стадо разъяренных вепрей, словно лезвием, отсекло большую часть забора, примыкавшего к лесу. Дикие свиньи разбрелись по саду и с яростью принялись выковыривать из земли замерзшие корни плодовых деревьев. Стаи визжащих нетопырей, вызволенных неведомой силой из объятий зимней спячки, черной тучей нависли над домом, и взмахи тысяч крыльев подняли к небу свежевыпавший снег, закручивая его в вихри. Сквозь серую мглу потрясенный профессор увидел, как от черной стены леса отделяются новые тени. Волки! Крадучись, они добрались до поваленного забора и выстроились в линию, напоминая взвод почетного караула в ожидании важной персоны. И персона не замедлила появиться.
Вершины сосен вздрогнули, сбросив шапки плотного снега. Затем деревья расступились, словно освобождая дорогу неведомому путнику, и из леса появилось НЕЧТО. Оно продвигалось уверенной поступью и остановилось в метре от заснеженных волчьих спин. Таинственное свечение, мерцающим ореолом окружавшее его, позволяло разглядеть все до мельчайших деталей. Невиданный монстр, усеянный бородавками и кожными наростами, безмолвно обозревал окрестности молочными зрачками глаз, покрытых бельмами. На его серой вздувшейся коже зияли гниющие язвы. Он был похож на угловатого голема, высеченного из каменной глыбы нетвердой рукой неопытного мастера. Вскоре взгляд пришельца коснулся старого дома. Казалось, он ощупывает невидимыми пальцами каждую пядь покосившегося строения. Когда его взор добрался до окна, через которое наблюдал за происходящим профессор, резкая боль в глубине черепа парализовала ученого. Он застыл, как зачарованный, не в силах ни думать, ни шевелиться.
Внезапно послышался тяжелый дребезжащий голос. Но звучал он вовсе не из пасти чудовищного урода. Нет, он раздавался прямо у Анатолия Николаевича в голове, болезненно вибрируя и повторяясь долгим эхом в каждой клетке его пылающего мозга:
– ЗНАЙ: ЖИТЬ ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ТРИ МЕСЯЦА.
Очнулся Анатолий Николаевич поздним утром. Он лежал на полу, замерзший и обессиленный. Сильно болела голова, на лбу была глубокая ссадина. Цепляясь за стену, профессор кое-как поднялся на ноги и подошел к окну. Его глазам открылся залитый солнцем зимний сад, устланный белым ковром, и нетронутые шапки снега на деревьях. Серый забор, как ни в чем не бывало, стоял на своем месте. Только перепончатое крыло летучей мыши акульим плавником торчало из ближайшего сугроба, вздрагивая от порывов студеного январского ветра.
Обо всем этом профессор поведал сердобольной соседке только на следующий день после своего необычного пробуждения. Он рассказывал в своей излюбленной манере, подробно и чуть иронично, и на первый взгляд выглядел совершенно нормальным, однако внимательный наблюдатель непременно заметил бы в глубине глаз Анатолия Николаевича предательские отблески смертельного страха, который впитала в ту страшную ночь его душа.
А в середине апреля того же года ученый пропал. Оставил все как есть: осиротевший дом, нехитрый скарб, множество книг, которые он ценил превыше любого богатства, и – сгинул.
Обнаружилось это, после того как родственники профессора забили тревогу, не получив от него никаких известий в течение длительного времени. Они прибыли в поселок и, не найдя его, обратились в милицию. Сыщики неделю ходили по домам, всех расспрашивали, пытались найти хоть какую-то нить, которая могла бы помочь в поисках пропавшего человека, но тщетно. Тогда они обследовали лес, окрестные болота, но и там не смогли обнаружить ничего, что пролило бы свет на загадочное исчезновение. Через пару месяцев после известных событий родственники подогнали к дому профессора грузовую машину, забрали кое-какую мебель, утварь и книги, после чего заколотили окна старыми досками и навсегда покинули селение.
К Дарье Семеновне тоже заходили следователи, много расспрашивали о пропавшем соседе, делали какие-то записи, но ничего так и не выяснили. Историю, поведанную профессором, она, по понятным причинам, никому рассказывать не стала: помочь поискам подобная страшилка не могла, а вот приклеить к ней ярлык «свихнувшейся старухи» – это пожалуй.
Даже гостям она решилась рассказать обо всем лишь под изрядным хмельком. Стас считал, что за давностью лет бабка половину позабыла, а половину присочинила, если вообще не выдумала всю историю от начала до конца, однако это не помешало ему всерьез заинтересоваться старым строением.
Как-то раз они с Герой возвращались с работы чуть раньше, чем обычно, в то время как остальные коллеги еще оставались в лесу. Командировка подходила к концу, и отъезд был запланирован в начале следующей недели. Выйдя из осиновых зарослей, молодые люди очутились возле самого забора дома исчезнувшего ученого.
Был ранний вечер. Редкие причудливые облака застыли в небе, точно парусный флот в ожидании попутного ветра. Кругом не было ни души, только в кустах у обочины стрекотали кузнечики.
Стас с Герой переглянулись. Еще раньше, обсуждая бабкин рассказ, они загорелись желанием непременно залезть в пустующую обитель профессора и посмотреть, что там внутри. Тот факт, что у них совсем не осталось времени, придал им необходимой решимости, и они вошли во двор через покосившуюся калитку. Добраться до главного входа оказалось нелегко: все обозримое пространство вплоть до самого порога заросло высоким бурьяном. Гера заговорщицки подмигнул и стал пробираться сквозь густую траву. Стас последовал его примеру. Зеленые заросли наполнил пряный дух надломленной полыни.
Когда они добрались до парадной двери, то увидели, что на ней висит проржавелый, но все еще довольно крепкий замок. Не желая отступать, они обошли дом кругом и обнаружили приоткрытое окно. Доски, закрывавшие его, давно сгнили, и Стас с Герой без особых сложностей в него залезли.
Внутри дома ничего таинственного не было, только грязь, плесень да беспорядочно раскиданные вещи. Обследовав помещение, молодые люди не нашли ничего, что могло бы их заинтересовать. Старые башмаки у стены, пожелтевшие, разбросанные по полу журналы, огарки парафиновых свечек на подоконнике – вот и все ценности. И только собираясь уходить, Гера заметил в дальнем углу комнаты небольшое бронзовое кольцо. Это был лаз в подпол. С трудом приподняв схваченную временем крышку, молодые люди сморщились от пахнувшей снизу могильной сырости. Стас громко чихнул. Неподатливая крышка вырвалась у него из рук и с грохотом вернулась на прежнее место. Словно не желая пускать в подполье посторонних, она застряла ещё крепче. Совместными усилиями они с Герой все же открыли люк и уставились в черную зияющую дырку. Нужен был свет. Спички у ребят были, но не решали проблемы. Тут Стас вспомнил о свечах на подоконнике. Взяв по одной, молодые люди запалили огарки и осторожно спустились вниз по трухлявой лестнице. Расстояние от земли до пола оказалось достаточным, чтобы свободно стоять не нагибаясь. Ребята принялись обследовать все закоулки погреба, постоянно натыкаясь на гниль и разбитые банки из-под солений. Отпечатки обуви различных размеров и разбросанные повсюду окурки остались, по-видимому, после работавших здесь следователей. Безрезультатно облазив все углы, молодые люди направились к выходу, продолжая пристально всматриваться в потемневшие дощатые стены.
По периметру подвал был обит вертикально стоящими досками. Текстура обшивки была практически однородной, лишь в одном месте с южной стороны подпола несколько тесин немного выделялись на фоне остальных. Другой сорт дерева и более гладкая обработка досок пусть не сильно, но все же контрастировали с соседними участками. Кроме того, доски слегка выступали из общего ряда в этом месте, тем самым нарушая гармонию ровной поверхности. Казалось, за ними что-то есть. Стас положил на них руку и слегка нажал. Ничего не случилось. Он нажал сильнее, и снова ничего не произошло. С трудом ему удалось протиснуть указательный палец в щель за верхним торцом обшивки. Упершись в небольшой деревянный брусок, молодой человек надавил на него, и часть поверхности подалась вперед, образовав узкую дверь.
Стас заглянул в нее. Под дрожащим огоньком свечи обозначились каменные ступени, которые уходили вниз и растворялись в пугающей темноте подземелья. Выглянув из-за плеча товарища, Гера удивленно присвистнул. С каждым шагом свет простирался все дальше, пока не уперся в громоздкую деревянную дверь на железных петлях. Ребята попытались ее открыть, но тщетно: казалось, что она подперта чем-то изнутри. Молодые люди надавили сильнее. Раздался треск, дверь с визгом повернулась на ржавых петлях, и открылся вход в старую штольню. Высота тоннеля была около двух метров, но в ширину штольня казалась немного меньше. Проходя сквозь торфяной пласт, она под небольшим углом сбегала вниз. Прогнившие шпалы выполняли функции опор. Разделяя подземный коридор на равные сектора, они угловатыми колоннами уходили вдаль, расползаясь зыбкими миражами на границе света и тьмы. Опалубка изрядно обветшала, кучи обрушившейся породы возвышались на вздыбленном полу. Идти дальше без специального снаряжения было опасно, но молодых людей охватил азарт. Они решили рискнуть и, спотыкаясь, принялись пробираться через завалы. Кое-как проковыляв метров пятьдесят, они остановились: в этом месте основной рукав штольни делился на три ответвления.
Вдруг Гера нагнулся и что-то подобрал. Присмотревшись, Стас увидел на его ладони безжизненное тельце крупного насекомого. Оно выглядело очень необычным, если не сказать больше. Внешне находка напоминала гибрид осы, скорпиона и стрекозы: продолговатое тело с чередующимися желтыми и темноватыми полосками заканчивалось выгнутым хвостом с характерным жалом на конце, немного приплюснутая голова была снабжена большими глазами, а туловище оснащено четырьмя прозрачными крылышками, расположенными попарно на спине. Занимая почти всю ладонь, насекомое лежало неподвижно, но не казалось мертвым – оно как будто спало. У Стаса и Геры возникло чувство, что вот-вот странный жучок зашуршит перепончатыми крыльями и взлетит.