Борис Константинович считал, что суздальские Рюриковичи знатнее и славнее по своим предкам Рюриковичей московских, а посему им надлежит стоять во главе Руси. Род Ивана Калиты происходит от младшего сына Александра Невского, и его возвышение связано с интригами московских князей, с милостью к ним ордынских ханов, но никак не со старинным родовым правом. Слабоволие его старшего брата, смирившегося с главенствующим положением Москвы, выводило из себя честолюбивого Бориса Константиновича, который мириться с этим не собирался. К неповиновению Москве подталкивала Бориса Константиновича и его жена Агриппина, дочь литовского князя Ольгерда.
На обратном пути из Коломны в свой поволжский удел Борис Константинович проезжал мимо Москвы, недавно заново отстроенной после пожара. Его поразил вид возводимой белокаменной стены, которая уже полукольцом охватила город, раскинувшийся на холмах над Москвой-рекой.
Прибыв в Городец-на-Волге, Борис Константинович после совета с женой и с ближними боярами решил действовать. Первым делом он отправил верного человека в Орду, дабы известить Мамая о строительной деятельности юного московского князя, который всю ордынскую дань тратит на свои нужды. Гонцом Бориса Константиновича к Мамаю стал литовец Вилкул, выдвинутый на это дело Агриппиной Ольгердовной.
Этой же зимой Борис Константинович наведался в Микулин к тамошнему князю Михаилу Александровичу, который доводился ему родней, поскольку был женат на его родной сестре Евдокии Константиновне. Михаил Александрович был объят еще большей злобой против московского княжеского дома, поэтому известие о том, что отрок-князь московский обносит свой стольный град каменной стеной, пробудило и в нем желание противодействовать возвышению Москвы по мере сил. Два князя заключили между собой тайный союз, вознамерившись объединить свои усилия в противостоянии Москве. При этом Борис Константинович собирался опереться на помощь из Орды, метя на нижегородский стол, а Михаил Александрович рассчитывал на поддержку Ольгерда, намереваясь согнать с тверского стола своего дядю Василия Михайловича.
«Надо покончить с мальчишкой Дмитрием, покуда он не возмужал и не наплодил наследников, – молвил Михаил Александрович с грозным блеском в глазах. – Коль нам удастся натравить на Москву татар и литовцев, тогда с подлым Калитиным родом будет покончено навсегда! Иначе повзрослевший московский князь рано или поздно с нами покончит. Он уже в столь юные годы во всем проявляет волчью хватку, совсем как его дед Иван Калита!»
Борис Константинович был полностью согласен со своим свояком, который, как и он, не желал прозябать в безвестности, имея столь родовитых предков-князей.
Глава двенадцатая. Постылая невеста
– Ну вот, братец, ныне тебе исполнилось тринадцать лет, пора и о женитьбе подумать, – сказал Дмитрий, потрепав Владимира по плечу. – Чего ты глаза вытаращил? Я-то женат уже, а моя Дуня вот-вот ребеночком разродится. Получается, скоро я отцом стану.
– Ты-то в пятнадцать лет под венец пошел, брат, – возразил Владимир. – Чего же мне спешить с этим делом? Я и учение-то книжное еще не завершил. Ларгий молвит, что не овладел я покуда ни греческой грамотой, ни латинской. По-славянски и то пишу с ошибками!..
– Для женитьбы большой учености не надо, братец, – сказал Дмитрий. – Ты – князь, поэтому тебе наследник нужен. Чем раньше он у тебя появится, тем лучше. И митрополит Алексей о том же говорит.
– Да Бог с тобой, брат! – Владимир вскочил со стула. – У меня и невесты на примете нету. И вообще…
– Невесту я тебе уже подыскал, братец. – Дмитрий мягко, но властно усадил Владимира обратно на стул. – Зовут ее Мария, ей тоже тринадцать лет, она из рода тверских Мономашичей. Отец ее умер от морового поветрия два года тому назад, а недавно и мать ее скончалась от неизлечимой хвори.
– А-а, ведаю, о ком ты говоришь, брат! – закивал головой Владимир, с недовольным прищуром взглянув на Дмитрия. – Эта тверская княжна уже второй год живет в Марьино у твоей тетки Марии Александровны. Ее ведь поначалу за тебя сватали, брат. Однако эта невеста тверская не приглянулась тебе, и ты не стал на ней жениться, выбрав себе суженую покрасивее! Остей рассказывал мне о сей тверской княжне, мол, зубы у нее кривые, нос безобразный и выглядит она мужиковато… Остей же ездил с тобой в Марьино на смотрины, брат. Не нужна мне такая невеста! – Владимир фыркнул и обиженно откинулся на спинку стула.
Этот разговор происходил в московском тереме Дмитрия, в светлице на втором ярусе, где хранились книги и различные бумажные свитки. Дмитрий любил здесь уединяться, читая что-нибудь интересное или сочиняя послание кому-нибудь. Для письма тут имелось все необходимое: гусиные перья, чистая бумага, черные и красные чернила. Имелись и круглые свинцовые печати с отверстиями для шнурка, эти вислые печатные штампы обычно подвешивались снизу к бумажному свитку.
Зная любовь Дмитрия к книжному чтению, его друзья и родственники часто дарили ему книги на русском и на греческом языке. Дмитрий неплохо читал по-гречески, поднаторев в ромейской грамоте благодаря митрополиту Алексею. Вот и на этот раз Дмитрий привел Владимира в свою библиотеку, желая показать ему новые книги.
Просмотр книг завершился самым неожиданным образом. Владимиру просто стало не до этого, поскольку его рассердила настойчивость Дмитрия, возжелавшего выдать за него тверскую княжну Марию.
– Скажи, брат, ты за этим и вызвал меня из Серпухова? – негодовал Владимир, захлопнув толстый фолиант в кожаном переплете с переводом на русский язык сочинений древнегреческого писателя Плутарха. – Твой гонец сказал мне, что ты зовешь меня в Москву по весьма важному делу. Это и есть твое важное дело?
– Не кипятись, братец, – примирительно произнес Дмитрий. – Выбор суженой тоже дело важное. Однако призвал я тебя сюда совсем не за этим. – Дмитрий тяжело вздохнул. – Вчера из Твери прибыли Василий Михайлович с племянником Еремеем Константиновичем с жалобой на тверского епископа, который неправедно рассудил их с микулинским князем Михаилом Александровичем.
Растолковывая Владимиру суть этой межкняжеской распри, Дмитрий вышел из-за стола и, по своей привычке, принялся расхаживать по светлице от дверей до глухой стены с полками и обратно. На нем была длинная светло-бежевая рубаха, расшитая серебристыми витыми узорами, стянутая на талии поясом. Довольно длинные волосы Дмитрия были скреплены на лбу узкой повязкой из мягкой кожи.
Владимир внимательно слушал Дмитрия, пересев от стола на скамью у бревенчатой стены, завешанной медвежьей шкурой.
В городке Вертязине, что лежит на Волге-реке близ Твери, недавно умер тамошний князь Симеон, старший брат Еремея Константиновича. Перед смертью Симеон завещал свой удел не родному брату Еремею, как полагалось по дедовскому обычаю, а микулинскому князю, состоявшему с ним в двоюродном родстве. Будучи старшим среди нынешних тверских князей, Василий Михайлович вступился за Еремея, вынеся это дело на суд тверского епископа. Тверской владыка неожиданно выступил на стороне микулинского князя, передав Вертязин в его владение. Василий Михайлович и Еремей Константинович не смирились с таким решением епископа, вознамерившись искать правды у митрополита и у великого московского князя.
Помимо этого, Василий Михайлович выражал опасение по поводу военных приготовлений микулинского князя, который возвел бревенчатую крепость в Старице, выше Твери по течению Волги. От Старицы до Твери рукой подать. Это говорит о том, что Михаил Александрович собирается силой перебраться на тверской стол. Василий Михайлович просил московского князя помочь ему изгнать ратников микулинского князя из Старицы.
– Ныне войной сильно запахло, братец, – мрачно подвел итог Дмитрий, присев на скамью рядом с Владимиром. – Враждовать с микулинским князем дело опасное и непредсказуемое, ибо у него за спиной стоит Ольгерд, его родственник. Мне сейчас важнее достроить крепостную стену в Москве, нежели враждовать с Михаилом Александровичем. Однако и допустить, чтобы Михаил Александрович сел князем в Твери, изгнав оттуда своего дядю, тоже никак нельзя. Василий Михайлович – давний и верный союзник Москвы, а микулинский князь нам враждебен.
– Что же делать, брат? – спросил Владимир.
– Надо замирить Василия Михайловича и Михаила Александровича, не доводя дело до кровопролития, – ответил Дмитрий. – Я надеюсь на то, что слово митрополита Алексея вынудит микулинского князя отказаться от Вертязина в пользу Еремея Константиновича.
– Не думаю, что Михаил Александрович подчинится решению митрополита, – с сомнением покачал головой Владимир. – Он же упрямец и честолюбец, каких поискать!
– Поживем – увидим, – коротко обронил Дмитрий.
Тверские князья-просители били челом митрополиту у него на подворье в присутствии Дмитрия и Владимира. Митрополит Алексей вынес порицание тверскому епископу, который нарушил старинный закон о наследовании уделов. Поскольку тверской владыка не приехал в Москву, чтобы держать ответ перед митрополитом, на его имя была составлена грамота, где в письменной форме отменялось его судебное решение и было вынесено новое постановление о передаче Вертязина Еремею Константиновичу. Эта грамота была скреплена подписью и печатью митрополита.
С этой важной бумагой в руках Василий Михайлович и его племянник Еремей Константинович выехали из Москвы в Тверь. Оба пребывали в воинственном настроении, чувствуя за собой ратную силу Москвы, готовую протянуть им руку помощи, если у них дойдет до вооруженной распри с микулинским князем.
* * *
Видя упрямое нежелание Владимира сочетаться браком с тверской княжной Марией, Дмитрий обратился за помощью в этом деликатном деле к своей тетке Марии Александровне. Та живо смекнула, какими доводами можно сломить упрямство Владимира, в котором помимо вспыльчивости и горячности уже в эти годы был заметен возвышенный образ мыслей. В беседе с Владимиром Мария Александровна сделала упор на то, что не братья Вельяминовы и прочие бояре, а именно он есть и будет впредь главной опорой Дмитрия, князя московского. Со слов Марии Александровны выходило, что не подвернись Дмитрию суздальская княжна, ему поневоле пришлось бы взять в жены княжну тверскую.
– Ведь Дмитрий заинтересован в мирном соседстве с Тверью, – молвила Мария Александровна, глядя в глаза Владимиру. – Вместе с тем Дмитрию позарез нужен как союзник и суздальский князь, который в отцы ему годится. Дмитрий потому и женился столь поспешно на Евдокии, поскольку ему хотелось окончательно замириться с ее надменным отцом. Любовь занимает важное место в жизни всякого человека, но для князя благополучие его вотчины важнее влечений сердца. Князья зачастую женятся, преследуя выгоду для своего княжества. Так всегда было.
Мария Александровна напомнила Владимиру про письменный клятвенный договор с Дмитрием, по которому он обязан честно и грозно укреплять власть московского князя, быть с ним заодно во всех делах.
Владимир возразил было Марии Александровне, мол, по его мнению, в договоре сказано про дела государственные и ратные, но отнюдь не про женитьбу.
– Придет время, и ты послужишь князю Дмитрию мечом, – продолжила свои убеждения Мария Александровна, разговаривая с Владимиром как со взрослым, – ныне же ты принесешь большую выгоду своему двоюродному брату, коль женишься на тверской княжне. Пойми, Владимир, токмо родственные связи могут уничтожить давнюю вражду между Москвой и Тверью. Это прекрасно сознавал великий князь Симеон Иванович, в свое время высватавший меня у моего старшего брата Всеволода Александровича. По этой же причине Симеонова дочь от первого брака вышла замуж за сына нынешнего тверского князя Василия Михайловича. Исходя из этой же истины, твой брат Дмитрий сватает за тебя тверскую княжну Марию, мою родную племянницу. Смирись же, Владимир, уступи Дмитрию, ибо лишь в единстве ваша сила!
И Владимир смирился, вняв доводам Марии Александровны, к которой он всегда питал искреннюю симпатию, преклоняясь перед ее умом и красотой.
Узнав от своей красивой тетки, что та сосватала ей в женихи серпуховского князя Владимира, княжна Мария не смогла сдержать бурной радости. Женитьба Дмитрия на дочери суздальского князя посеяла в душе тверской княжны страх остаться вековечной невестой, забытой всеми бедной родственницей под крылом у доброй Симеоновой вдовы. Мария Александровна собрала свою взволнованную племянницу в путь и сама поехала вместе с ней по пыльной июльской дороге мимо Москвы в сторону Серпухова, где была намечена свадьба.
Вместе с обозом Марии Александровны двигался и конный отряд юного серпуховского князя, который возвращался к себе домой.
«Ох и удружил мне брат Дмитрий! – мысленно терзался Владимир, трясясь в седле. – Навязал-таки постылую невесту на мою шею, век бы ее не видать!»
Глава тринадцатая. Слухи из твери
Рано утром, когда только-только начало светать, Владимир пробудился оттого, что кто-то пощекотал ему щеку. Открыв сонные глаза, Владимир увидел княжну Марию, стоящую на коленях подле его ложа. Княжна была в длинной исподней сорочице из отбеленного льна, ее длинные темно-русые волосы были распущены по плечам. На толстых губах княжны трепетала глуповато-лукавая улыбка, ее бледно-серые, чуть выпуклые глаза светились нескрываемой радостью.
– Утро доброе, любый мой! – прошептала княжна, ласково касаясь кончиками пальцев лица Владимира. – Как тебе спалось-почивалось?
– Спал как убитый, – пробурчал Владимир, отодвинувшись от края постели. – Ты чего поднялась в такую рань?
Мария с виноватым видом пожала плечами, промолвив в ответ:
– Я привыкла вставать рано. Меня к этому матушка приучила. Она всегда говорила мне: мол, кто рано встает – тому Бог подает.
– Что именно подает? – спросил Владимир, приподнявшись на локте.
– Удачу, счастье – что угодно, – с самым серьезным видом ответила Мария, которая была очень набожной. – Господь не любит злых и ленивых, а еще жадных и завистливых. Утренняя молитва самая действенная, поэтому, проснувшись, первым делом нужно преклонить колени перед иконой и помолиться. – Княжна присела на край постели, не спуская с Владимира своего влюбленного взгляда.
До венчания в храме княжна Мария и Владимир ночевали в разных помещениях, поскольку им надлежало соблюдать приличие. Спальня Марии находилась за стенкой, поэтому ей ничего не стоило проникнуть в опочивальню своего жениха хоть ночью, хоть на рассвете. Венчание Владимира и Марии было назначено на осень, ибо так постановила Мария Ивановна, мать Владимира. Невеста ей не приглянулась, поэтому между Марией Ивановной и Марией Александровной из-за этого испортились отношения. Мария Ивановна уже наметила в невесты сыну красавицу Кристину, дочь боярина Федора Воронца. Ее не смущало то, что боярышня Кристина на четыре года старше Владимира. Марию Ивановну пленяла в Кристине ее неотразимая внешняя прелесть.
Марии Александровне пришлось очень постараться, чтобы убедить Марию Ивановну не противиться браку Владимира с тверской княжной. Уступив натиску волевой вдовы Симеона, Мария Ивановна все же сумела настоять на отсрочке свадебных торжеств до осени. Этим она тешила свое самолюбие, желая хоть чем-то досадить Марии Александровне и стоявшему у нее за спиной Дмитрию.
Еще до появления в Серпухове тверской княжны Марии Федор Воронец дважды приезжал сюда с дочерью. Между Федором Воронцом и Марией Ивановной завязались обоюдные взаимоотношения, направленные к совершенно определенной цели – соединить брачными узами Владимира и Кристину. Казалось бы, к этому не было никаких препятствий. И вдруг все разом изменилось. Между Владимиром и Кристиной встала некрасивая тверская княжна.
Владимира все раздражало в навязанной ему постылой невесте: и то, как она разговаривает, и то, как она смеется, и то, как она пытается острить… Фигура у тверской княжны была крепко сбитая и угловатая, ее движения были неловкими, она могла споткнуться на ровном месте или потерять равновесие, спускаясь вниз по лестнице с верхнего теремного яруса на нижний. Влюбившись во Владимира сразу и по уши, Мария взяла себе за привычку, оставаясь с ним наедине, лезть к нему с объятиями и поцелуями, при этом в ее неумелых ласках было больше жеманства, нежели глубокой чувственности. Природа властно влекла Марию к вкушению запретного плода, по этой причине она тайком проникала в опочивальню к Владимиру ночью или на рассвете, являя ему то свою нагую грудь, то обнажая перед ним свои полные ноги… Если бы Владимир захотел, то он мог бы запросто лишить тверскую княжну девственности, ибо она сама забиралась к нему под одеяло. Но в нем не просыпалось плотского влечения к Марии, так как от нее постоянно исходил тяжелый запах пота. Мария быстро возбуждалась, буквально вспыхивая огнем изнутри, при этом ее кожа источала обильный пот с отвратительным запахом.