Требование плавицких мужиков было простым – снести со дворов весь тот колдовской лён, который они выращивали для своих нужд и на продажу, сдать его подчистую на флотские нужды и впредь летом свадеб не играть, кто бы кого не обрюхатил. В противном случае плавицкие пообещали так отходить горчаковских, то те вообще навсегда забудут, что такое пить на свадьбах хмельные меда и наливки. Дрекольем горчаковских было не запугать. Четверть мужиков отслужило на флоте матросами, а многие и того хуже, служили в морской пехоте, зато моя байка, пересказанная Тихоном, заставила всех задуматься, но более всего горчаковских озадачили такие слова колдуна Викентия, сказавшего им: – "Хотя с другой стороны этим может заняться и тайная канцелярия". Староста деревни, отставной боцман и флотский колдун, сын которого как раз и явился причиной злополучной свадьбы, воспрянул духом и снова заявил о том, о чём уже говорил односельчанам ранее – лён надобно собрать по дворам и сдать, раз кузнец наотрез отказался перенести свадьбу на осень и вышла такая незадача. На этот раз его послушались.
После обеда отец со своим старшим братом и отставным адмиралом отправились в курительную комнату и пригласили меня последовать за мной, а боцмана вместе с офицерами пошли обмерять и зарисовывать мою спортивную площадку. Сигары и трубки меня не интересовали, а вот от чашечки чёрного кофе я не отказался. Пётр Иванович подарил мне отличную японскую катану, привезённую им из Японии, к берегам которой он плавал возглавляя эскадру русских военных кораблей. Её выковал какой-то великий маг-кузнец из Страны Восходящего Солнца и подарил адмиралу Горчакову за то, что русские моряки первыми бросились спасать людей из-под обломков во время случившегося в Токио, во время их визита, землетрясения. Так того поразили мужество, сила, находчивость и доброта русских моряков. Пётр Иванович, рассказывая про это, нахваливал японцев, но при этом не преминул заметить, что в случае цунами или землетрясения они все впадают в ступор. Я тут же заметил, что после этого японцы мигом собираются с силами и очень быстро всё восстанавливают, чем вызвал его недоумение и поспешил рассказать о своём прославленном предке и своих странных воспоминаниях.
– Матвей, похоже, что ты очень отважный юноша. Не хотел бы ты пойти служить во флот? – Поинтересовался отставной адмирал – Если захочешь, скажи и я составлю тебе протекцию.
Отрицательно помотав головой, я ответил:
– Спасибо за лестное предложение, Пётр Иванович, но года через два, на третий, я намерен поступить в Высшую академию магии в Кёнигсберге.
Мой папенька, впервые услышав от меня такое, спросил:
– Сын, а чем тебе не нравится наше русское, исконное колдовство? На мой взгляд оно ничуть не слабее римской магии.
Посмотрев на него с иронией, я спросил:
– Что, сила есть ума не надо, батюшка? Нет, я хочу сначала хорошенько выучить наше колдовство, а затем полностью изучить классическую римскую магию, идущую от самого Иисуса, к колыбели которого первыми пришли наши волхвы, а потом объездить весь мир и собрать воедино все знания Белой магии и Светлого колдовства, а также познать Серую и Чёрную магию, чтобы уметь с нею бороться. Поэтому ни служба в армии, ни служба во флоте меня совершенно не прельщают.
– Блестяще, Матюша! – Захлопав в ладоши воскликнул мой дядюшка, а седовласый адмирал, ему уже было под двести лет, озабоченно зацокал языком и сказал:
– Батюшки, это же сколько денег уйдёт на твою учёбу. Да, юноша, ты меня поразил своей решимостью свершить такой великий подвиг и вот что я скажу, тульские бояре соберут денег на твоё обучение в Кёнигсберге. Я сам с шапкой по кругу пройду.
Высокомерно вскинув подбородок, я воскликнул:
– Нет, Пётр Иванович! Мешерские никогда не стояли с протянутой рукой, если, конечно, они не протягивали её в помощь кому-либо. Этого не понадобится. Я сам заработаю денег на свою учёбу и моему батюшке не придётся опускать очи долу.
Мой папаша заулыбался, переглянулся со старшим братом и радостным голосом воскликнул:
– Правильно, сынок. Скорее мы с Антон Василичем всё до нитки с себя продадим, чем будем просить у кого-либо денег на твоё обучение. Ну, а если ты скажешь, как ты хочешь денег заработать честным трудом, то и поможем, чем сумеем.
– Скажу, – с улыбкой ответил я и немедленно поинтересовался у нашего соседа, – Пётр Иванович, сколько денег выплатит мне флотская казна за то, что я проведу на ваши земли воду?
Тот усмехнулся и ответил:
– Не мало, Матвей Никитич, только нету у нас её никакой, кроме колодезной. Колдуны уже искали и не нашли.
– Плохо искали, Пётр Иванович, или не те были колдуны. – С улыбкой ответил я старику – Нашего предка Викулу Никитича соратники не зря ведь Водяным прозвали. От него мне передались кое-какие знания и, поверьте, я точно знаю, где по вашим землям протекает мощная подземная река. Она ведь и по землям боярского удела Мешерских протекает, только очень глубоко, но я уже придумал, как до неё добраться. Видел Викула Никитич в китайской земле одну колдовскую машину, но на неё металл потребуется и довольно много.
– Если так, Матвей, то давай не мешкая поедем к тому месту и ты мне там всё расскажешь и покажешь. – Быстро отреагировал Пётр Иванович – Все капитаны русского флота знатные колдуны, а потому умеют чувствовать то, что видят другие колдуны.
Глава 6
Колдовские секреты
Ох, и упрямым же мужиком оказался дед Максим Синеус, что просто жуть. Я к нему и та, и эдак подкатывал, а он всё не хотел раньше времени рассказать мне, как готовится колдовское зелье перерождения. На Земле Прима на основании одних только моих органолептических исследований колдовского зелья изготовили две дюжины сильнейших препаратов, но полноценного напитка преображения всё же не получили. Зато создали мощнейшие стимуляторы, антидоты и средства ускорения регенерации, за что мне была вынесена благодарность от имени министерства здравоохранения. После почти полуторачасовой беседы, я не выдержал и сердито проворчал:
– Дед Максим, я тебя щас заломаю, как медведь-шатун. Ладно, вредный колдун, давай баш на баш меняться. Ты мне рассказываешь всё о колдовском зелье сейчас, а не через два года, а я тебя научу искать под землёй воду, пустоты и руды босыми ногами и даже твоей собственной задницей, если тебе будет лень ходить по полям и ты захочешь просто ездить на таратайке.
– Как это, задницей? – Удивился Синеус – Задница для колдовства совершенно непригодная часть тела. Ну, ежели, конечно, ты не берёшь в руки розги не стегаешь по голому заду нерадивого ученика. Про босые ноги я краем уха что-то слыхивал, а вот про то, чтобы задница колдуну в чём-либо помогла, ни разу.
Махнув рукой, я хотел сказать ему ритуальные уже слова:
– Успокойся, дед Максим. Мой предок…
– Да, знаю я, знаю про то, что тебе, неизвестно за какие заслуги, Викула Никитич знания свои передал! – Возмущённо воскликнул колдун – Ты лучше поведай мне про свою хитрую жопу, вьюноша, и как ты ею водные потоки распознаёшь. Мне Никита Василич уже рассказал, как вы все вместе сели в пролётку и поехали по полям напрямик к Соковнинскому оврагу, а потом сразу за ним ты взял в руки вожжи и поехал прямо вдоль водного потока. И Никита Василич сам, и особенно Пётр Иванович, через тебя не только видели, но и чуяли кажной жилкой мощь и силу подземной реки. Мне даже завидно стало, что меня с вами не было. Так ты того, Матвей Никитич, не брешешь, что обучишь меня? Ежели так, то и я тебе открою несколько родовых секретов про колдовское зелье, а самый главный, с которым человеку и колдуном не нужно быть, чтобы зелье сварить. Дело ведь там не в колдовстве, а кое в чём другом. Поклянись немедля мне!
Ухмыльнувшись, я ответил:
– Да, чтоб мне больше никогда струну не проложить.
Колдун, склонив голову, задумался и тихо признался:
– Хоть и странная твоя клятва, Матюша, а я всё же сердцем чую, что сильнее неё для тебя уже никакой нету. Пойдём в мою колдовскую кухню, это ненадолго, ученичок ты мой.
Ещё бы, ведь я поклялся перед вредным колдуном самым святым для себя. Немного подумав, я кивнул и сказал:
– Успеется, дед Максим. Давай я сначала тебя своему приёму обучу. – Оглядев его снизу доверху, я прибавил – Ты уже не мальчик, по полям и лесам гойдать, да, к тому же на моей седёлке тебе намного легче будет всё почувствовать, а в колдовскую кухню мы с тобой завтра пойдём. Так, теперь нам срочно нужен кузнец.
Хотя дед Максим и не приносил мне никаких клятв, завтра он обязательно расскажет всё о колдовском зелье. Думаю, что к завтрашнему утру, когда я прибегу к нему снова, на Земле Прима соберётся целый консилиум учёных, которые станут внимать каждому его слову, ведь там статус операции "Земля Магии" повышался с каждым днём всё выше и выше. Дед Максим посмотрел на меня с уважением и спросил:
– Может сначала позавтракаем, Мотя?
Упрямо мотнув головой, я ответил:
– Нет, пошли закладывать коляску. В имение вернёмся, там и позавтракаем. Пока я буду в пруду ополаскиваться, Глаша нам на стол как раз и накроет.
Дед Максим поёжился и проворчал:
– Надо же, скоро белые мухи полетят, а ты всё в пруду, словно селезень, плещешься и почитай голиком бегаешь.
Вдвоём мы быстро заложили коляску-двуколку, дед Максим легко запрыгнул в неё, лихо свистнул и пара магических рысаков повлекла её за собой. Ну, а помчался впереди, дыша полной грудью прохладным осенним воздухом и радуясь тому, что моё тело, с которого я уже согнал весь лишний жир, молодое и сильное, способно нестись по просёлку наравне со свежей рысью. Перейди, конечно, рысаки в карьер, они меня быстро бы обогнали, но и та скорость, с которой я бежал, была весьма приличной. Добравшись до имения, колдун остановился возле правого предела, а я помчался к пруду, где быстро сбросил с себя кимоно и нырнул в воду. Вскоре к мосткам подошел дядька Прохор, который принёс мне одежду и простыню, чтобы обтереться. Он смотрел на меня посмеиваясь. Все дворовые крестьяне гадали, когда же я прекращу принимать водные процедуры и я сказал, словно невзначай:
– Да, придётся зимой топором поработать, чтобы прорубь в пруду вырубать, если дед Максим её ото льда не заколдует.
Дядька, когда-то таскавший меня на закорках, так и ахнул:
– Барин, неужто ты и зимой будешь в воду сигать?
– Обязательно буду, дядька Прохор! – Смеясь воскликнул я и мы вместе пошли к дому.
Зайдя на кухню, я первым делом выстирал своё кимоно и подштанники, снова поругавшись с Матреной, женой Прохора. Той было дико, что барин сам стирает свою одёжку, но это касалось только моего кимоно, подштанников и носок. Мне претило, чтобы кто-то касался рукой столь интимных вещей. В малой столовой домашние уже ждали меня к завтраку. Деда Максима, как и нашего управляющего, тоже усадили за боярский стол. От того-то оба этих умнейших мужика так любили папашку. Дед Максим только головой крутил, глядя на то, как мы с дядей Антошей уплетаем куриные грудки. Я не выдержал и сказал ему:
– Дед Максим, между прочим, от такой еды мышцы растут, а не жир под кожей. Ты ткни Антона Василича пальцем, точно сломаешь. Жира на нём уже почти не осталось, зато мышцы, как корабельные канаты сделались. Он и раньше силачом был, а теперь кого угодно в узел завяжет и на стену повесит.
Дядя Антоша важно покивал головой и подтвердил:
– Это точно, Матюша. Я и живот набиваю, чтобы не мучиться от голоду, и после физических упражнений в моих мышцах силушка с каждым днём прибывает, а жирок топится. Но я ведь вдобавок ко всему и твоим колдовским образом воздух в себя вдыхаю и, вообще, постоянно держу себя под контролем, как и маменька твоя, красавица наша, Софья Петровна.
Да, за эти три месяца Софья Петровна действительно очень сильно похорошела, но то ли ещё будет, когда она и мои сёстры выпьют колдовского зелья. Улыбнувшись, я сказал:
– Маменька, завтра мы с Максимом Демидовичем будем с утра зелье колдовское варить, а потому я не побегу, а на коляске к нему поеду. И вообще я с завтрашнего дня прекращаю обдирать мышцы. Буду только плаванием и гимнастическими упражнениями на гибкость заниматься. Массу я быстро набрал, так что теперь к новому качеству переходить надо. Дед Максим, подумай на досуге и скажи, когда мне к тебе приходить, чтобы ты начал меня колдовской науке учить.
Синеус огладил бороду и ответил:
– А когда захочешь, Матвей Никитич, но всё же будет лучше, если ровно в два часа мы будем начинать наши занятия, чтобы самое главное и сокровенное, на сумерки оставалось. Только я так думаю, мне лучше для этого в именье перебраться, Никита Василич. Ты уж выдели мне, старому, каку каморку.
– Вот ещё! – Возмутился я – В моих комнатах поселишься! Я не потерплю, чтобы мой первый учитель в каморке ютился. Если тебе не понравится угловая комната с изразцовой печью, то можешь мою спальню занять, я тебе даже кровать с балдахином отдам, Максим Демидович.
Меня поддержала маменька:
– И я про то давно тебе говорю, Максимушка. Только ты лучше меня послушай, поселись в верхних комнатах, рядом с библиотекой, там всегда тихо и покойно.
На том и порешили, но деду Максиму понравилось моё предложение, хотя маменькино и было лучше. Наверху действительно никогда не бегали по коридорам дети домашних слуг моих родителей. Странно, но хотя я и был старше Матвеевых родителей, изображая их сына, стал к ним относиться точно так же, как и к своим родителям, но с поправкой на местные условия, обычаи и нравы. После завтрака мы пошли в кузницу, а отец тем временем отправил Прохора людьми и двумя большими подводами в дом колдуна, чтобы те забрали оттуда все го вещи кроме тех, которые находились на специальной, колдовской половине. Дед Максим по пути на хозяйственный двор спросил у меня:
– Матвей Никитич, а там наверху найдётся большая горница для моей колдовской кухни? Она у меня не шибко большая.
– Найдётся-найдётся, дед Максим. – Успокоил я колдуна и с улыбкой добавил – Здорово, теперь мы сможем все вчетвером по вечерам поговорить у камина о колдовском искусстве.
– Да, какое же это искусство? – Изумился Синеус – Обычное колдовство и нету в нём никакого искусства.
На этот счёт я имел иное мнение и потому сказал, подходя к широким воротам кузницы:
– Сейчас сам увидишь, Максим Демидович. – Войдя внутрь я громко поздоровался – Доброго тебе здоровья, Потап Архипыч.
Наш дворовый кузнец, как всегда поутру, сидел в железном ящике на большой наковальне, брал силу от железа. Толкнув дверцу, он ответил мне сильным, красивым голосом:
– И ты будь здрав, молодой боярин-колдун. С чем-то новеньким пожаловал к старику? Расскажи-расскажи, порадуй старого новой придумкой. У тебя они одна затейливее другой.
Потап Архипович был мужчиной среднего роста и совсем не той комплекции, чтобы в нём можно было сразу же заподозрить кузнеца. Правда, его выдавали руки с большими ладонями, в которые въелся металл. Своими руками кузнеца-колдуна, Потап Архипыч мог творить настоящие чудеса. К нам тотчас подошли четверо его подмастерье, здоровенных, могучих мужиков, в совокупности настоящий подъёмный кран. Вскоре нам предстояло сладить для Петра Ивановича колдовскую буровую машину, которая пробурит скважину глубиной в восемьсот шестьдесят метров. Когда я показал её эскизный рисунок кузнецу, тот чуть до потолка не подпрыгнул, но я и раньше делал ему такие заказы, что он только диву давался, но брался за них с азартом и из-под его рук выходили совершенно фантастические вещи. Пожав ему и подмастерьям руки, я попросил: