– Я говорю: когда вы найдете людей?
– Точно сказать нельзя, если это окажется близко, то через несколько дней, но если возможное, я подчёркиваю ВОЗМОЖНОЕ, поселение окажется далеко, то месяц или больше. Ведь мы отправимся туда пешим ходом.
– А почему вам просто не слетать туда?
– Правительство боится, что если мы полетим туда, то можем не иметь ни малейшего шанса, на тёплое приветствие. Никто не знает, кто там.
– Ну а если там никого нет, то когда вы поймёте, что пора уходить? – вмешался в разговор Пит, который уже мыл посуду.
– Есть условное расстояние, достигнув которого мы не можем двигаться дальше.
– И тогда вы больше никогда вновь не отправитесь туда?
– Этого, Кискисс, – Пит пытался прожечь в Гейле дыру взглядом, – Никто сказать не может. Возможно, мы и снова окажемся в тех местах. Вариантов очень много.
– Так, – решила я закончить разговор на эту тему и выбрать план действий на целый день.
– Ещё неизвестно ничего нового насчёт завода? – пропустив мою реплику мимо ушей, сказал Пит.
– Скоро к вам приедут рабочие, и вы вместе с ними, – лицо приятеля озарила коварная улыбка, – Начнете строить завод. Примерно, через неделю, может и раньше.
– Поскольку, – решила я продолжить свою реплику, – Погода сегодня не подходит для охоты, – в глазах любимого зажглись радостные огоньки,
- То я, наверное, пойду постираю и займусь уборкой в доме. Гейл можешь мне помочь? – друг согласно кивнул, а лицо блондина приобрело убитое выражение, с которым он отправился в пекарню.
Мы с другом уже битый час выбивали ковры. Кто же знал, что в них окажется столько пыли? Такое чувство, что с самой постройки дома, их никто не удосужился выбить. Нам оставалось лишь протереть полки и наша работа, а вместе с ней и большая часть дня, была бы закончена.
– Знаешь, Китнисс, – промолвил Гейл, когда мы возвращали ковер на его законное место в доме, а именно на пол в гостиной, – Я не узнаю тебя.
– Что? – это было так неожиданно, и моя ноша чуть не оказалась на полу. Как это, он не знает меня?
– Понимаешь, ты стала…, – друг замялся, подбирая подходящее слово, – Ты стала…домашней.
– И как это понимать?! – гнев беспощадной волной поднимается по моему телу, испепеляя все остальные чувства.
– Раньше, – он продолжил так, словно и вовсе не замечал моей ярости, – Я даже не смог бы представить такой ситуации, чтобы ты, Китнисс посвятила себя уходу за домом и готовке. Ведь ты же – бунтарь.
На этом слове я срываюсь и слова, неудержимым потоком, вырываются из меня.
– Да?! А сколько людей из-за этого погибло, сколько домов было разрушено. Мой, наш, дистрикт был сожжен дотла. Все, кто связан со мной, тоже пострадали: Прим умерла, Цинна умер, Финик умер, Пита пытали! Ему изменили сознание, отняли душу – а это равносильно смерти! А сейчас ты вздумал упрекать меня за то, что я решила измениться, за то, что я больше не желаю смерти никому! Гейл, если ты приехал к нам, чтобы вновь разжечь смертоносный огонь, то ты зря ехал!
Он ничего не ответил, молча вошел в дом, положил ковер и посмотрел на меня взглядом, по которому можно было понять: я была права.
– Убирайся, – ноль реакции, – Убирайся из этого дома и никогда не смей возвращаться!
Гейл развернулся и ушел. Просто ушел, даже не сказал ничего. Медленно, на трясущихся ногах я опустилась в кресло, закрыла лицо руками и дала волю слезам. Гнев уходил через, сотрясающие меня рыданья, намного быстрее. Вот так, за несколько минут я потеряла друга, поняла, какой меня видят люди и чего они от меня ждут.
Сойка-пересмешница – это как клеймо, оно выжжено на моём теле, на всём, что связанно со мной. Символ революции останется навсегда. Уже неважно, сколько всего я могу сделать, как многое могу изменить. Я навсегда останусь бунтарем.
А ведь не возьми я тогда у подруги эту брошь, Сойки могло бы и не быть. Но я тут же понимаю: тогда бы меня просто называли по-другому, и символом стала бы Китнисс Эвердин.
– Боже мой, Китнисс! – Пит упал рядом с креслом на колени и обхватил ладонями моё лицо, – Что случилось? Это Гейл? Он тебя обидел?
Я еле заметно киваю, ведь это правда, это Гейл и он меня обидел.
– Я найду его, я убью его, – всё тело Пита трясётся от гнева.
– Пит, – мой голос осип от продолжительных рыданий, – Это правда?
Его гнев улетучивается, Мелларк, недоумевая, смотрит на меня, я еще не задала вопрос.
– Люди видят во мне бунтаря?
– Кто тебе это сказал? – любимый не на шутку взволнован.
– Он, – только и выдавливаю я, но этого хватает, чтобы он понял о ком идёт речь.
– Нет, Китнисс, это не правда, – его голос полон уверенности, – Конечно, есть такие люди, у котрых не сильно развит интеллект, и они могут видеть тебя именно так. Но не стоит забывать, что есть и другие. Они видят девочку, которая пошла на Игры вместо сестры, человека, что ненавидит убийство, как бы странно сейчас это не звучало. Они видят Китнисс Эвердин, жительницу дистрикта двенадцать, которая может покорить любого своей красотой, – только я хочу прервать его, как он произносит, – И это правда, – и целует меня.
Конечно, слова Пита произвели на меня эффект, но он оказался не столь сильным, чтобы полностью успокоить меня. До сих пор в голове звучал голос: «Ведь ты же – бунтарь». Он не прав, меня вынудили на бунт. Я сделала это для того, чтобы уничтожить Голодные Игры, хоть этого никто и не забудет.
– Ты прав. Ты прав.
– Вот именно, – он оглядел по сторонам комнату, потом посмотрел в окно, – Погода стала лучше, если ты уже закончила, то мы могли бы отправиться в лес.
– Пит, ты же…
– Пособирать всяких ягод или грибов. Ведь совсем скоро будет не до этого, работать на заводе будем как-никак.
– Знаешь, а пошли! – судя по взгляду любимого, он не ожидал, что я соглашусь так скоро, но был несказанно счастлив, что теперь я нахожусь в лучшем состоянии духа.
В лесу вновь было тихо, приближалась зима, и животные начали готовиться к спячке. Но, словно по заказу, нам удалось найти куст со съедобными ягодами. Мы брели и брели вглубь леса, натыкаясь на следы животных, изредка слыша голоса птиц. Странное жужжание исходило с вершины дерева, под которым покоился нетронутый ягодный куст.
– Пит, уходим, – я старалась всеми силами сделать так, чтобы мой голос звучал ровно и не привлёк внимания насекомых.
– Почему? Ты только посмотри на это количество ягод, удивительно, что их никто не съел.
Нет, не удивительно. Животные всегда боялись подходить близко к осам.
– Просто пошли! – прошипела я.
– Я не уйду, пока не соберу всех этих я… – на его лице промелькнула сотня эмоций, оставив после себя лишь гнев, – Я никуда не уйду, пока не убью тебя, Китнисс!!!
Это прозвучало слишком громко, а осы ненавидят, когда кто-то нарушает их покой. Жужжание становилось всё сильнее, пока одна за другой не появились осы-убийцы. Схватив сопротивляющегося Пита за руку, его разум всё ещё был затуманен, я побежала через весь лес к дому. Вот только путь оказался труднее, при каждом удобном моменте, Пит норовил скинуть меня в канаву или наткнуть на ближайшее дерево, отчего создавалось ощущение, что осы совсем близко. Миновав большую часть пути, Мелларк резко остановился и посмотрел на меня. По взгляду стало понятно, что приступ заканчивается, и он приходит в себя. Вот только времени ждать, у нас не было, жужжание было слышно, но тише.
– Пит, пошли, – умоляюще пролепетала я, не выпуская его руки, и слабо потянула его вперед. Он вновь посмотрел на меня, но его взгляд ровным счётом не выдавал ничего. Блондин пошатнулся и упал на холодную землю, местами усыпанную листвой. Его искусственная нога так и осталась стоять.
– Пит!
Ноль реакции. Я опустилась на землю рядом с ним и закрыла глаза, готовясь к боли, которую приносят укусы ос-мутантов.
====== Глава 10 ======
Но жужжания уже не было слышно. Осы отступили, но я не решалась подняться, ведь таких ситуаций никогда раньше не происходило. Может, они так хитроумно нападают на жертву, симулируя отступление и неожиданно возвращаясь, как только она теряет бдительность? Сумерки сгущались, ничего не было видно на расстояние большее вытянутой руки. Теплая ладонь коснулась моего запястья, пальцы сжались в непроизвольном жесте.
– Китнисс? – его голос был одновременно заспанным и взволнованным.
– Хвала Небесам! Ты можешь идти? – Пит ошарашенно кивнул, явно ожидая от меня другой реакции, – Тогда бежим!!!
Уже дома я смогла полностью, точнее почти полностью, рассказать любимому всю историю, что произошла с нами в лесу. И уже тысячу раз сумела пожалеть об этом. Невыносимым было видеть, как он вновь и вновь ненавидит себя за случившееся. Все свои царапины и синяки решено было свалить на ветки, чтобы не расстроить его ещё сильнее. Только Пит не сильно верил в мой рассказ.
– Почему ты не оставила меня в лесу? – его голос сейчас не выражал ничего, словно я говорила не с человеком, а с роботом.
– Как бы тогда я смогла жить, с грузом ответственности за спиной, что душил бы меня?
– Но ты рисковала своей жизнью.
– Неужели ты думаешь, что моя жизнь стоит дороже твоей? – в голосе появляются панические нотки.
– Так оно и есть. Жизнь чудовища, в которое я превратился не стоит и грязи под ногами.
– Не говори так!!! – начинается истерика, – Ты вовсе не чудовище! Как ты этого не понимаешь?! Ты жертва!
– Только ты так думаешь, – Пит невесело улыбается и встаёт с кресла, направляясь в нашу спальню. Я не смею остановить его.
Становиться слышно, как он возиться в спальне. Наверное, решил сегодня лечь пораньше. Я его понимаю, день выдался тяжелый и морально, и физически. Иду в душ, в надежде расслабиться под горячим потоком воды. Грязь, а вместе с ней и напряжение уходят, оставляя после себя место опустошенности, желание поскорее оказаться в крепких объятиях любимого и уснуть. Чистую одежду я взять забыла, а старую, как только сняла, бросила в стирку. Придется идти в одном полотенце. Может оно и к лучшему…
Пит сидел на нашей кровати, лицом к стене, не обращая ни на что внимания. Он даже не шелохнулся, как это было всегда, когда я опустилась на кровать рядом с ним. Движения не было и тогда, когда я обняла его, так, что слышала каждый удар измученного сердца.
– Ты ни в чём не виноват. Все хорошо, все хорошо, – я нежно поцеловала его в лоб, но любимый никак не отреагировал.
– Пит…
Ноль реакции, даже не посмотрел на меня.
– Пит, – последний раз позвала я и вновь безуспешно.
Собрав волю в кулак, я решила, что пора действовать. Встав напротив его каменного взгляда, которым он хотел пробить стену, я сделала как бы нарочное движение. Моё белоснежное, а точнее просто белое, полотенце без единого звука упало на пол.
– Ой.
Моё женское чутьё не подвело меня. Пит не просто смотрел на меня во все глаза, как будто впервые меня увидел. Он притянул меня в свои объятия, и мы оба оказались на кровати.
– Китнисс, – только и сказал блондин, прежде, чем поцеловать меня.
В этом поцелуе не было того, что было обычно. Он казался прощальным, словно намекавшим на скорую разлуку, но я знала, что ей не суждено случиться. Я не решалась прервать поцелуй, хотя в глотке воздуха я сейчас нуждалась больше всего на свете. Когда любимый, наконец, оторвался от моих губ, страх ледяной волной прошелся по телу. Его глаза пылали ненавистью второй раз за сегодняшний день. Это вновь случилось. Охмор показал, на что он способен.
– Боишься меня, Сойка? – в голосе слышался металл, что разрывал барабанные перепонки и острыми иголками впивался в сердце. Я ничего не могла ответить. Не в том положении, не сейчас, когда я нагая лежала под ним не в силах пошевелиться.
– Отвечай! – рявкнул блондин и с силой ударил меня ладонью по лицу, на глазах выступили слёзы, – Боишься меня?
– Да! – слёзы обжигающими потоками льются по щекам, доказывая мои слова.
Он ничего не говорит, лишь начинает с силой проходиться ладонями по моему телу, сжимая, а то и ударяя, но я не могла его остановить. Я не могла ударить своего мальчика с хлебом.
– Пит! Пожалуйста! Нет! Очнись! – закричала я, как только он начал раздвигать мои плотно сомкнутые колени.
– Заткнись! – парень вновь ударил меня, на этот раз сильнее, намного сильнее.
Я поняла для себя одно: он не остановиться, как ни проси. А самое главное, что потом он будет ненавидеть себя за содеянное до такой степени, что страшно представить. Ведь если вспомнить, что с ним, и с его домом, случилось после приступа в пекарне, то это скорее всего окажутся лишь цветочки перед зарождающейся бурей.
– Сойка ты готова? – шепчет Пит, в его словах чувствуется желчь. Он нагло вторгается указательным пальцем в моё лоно, заставляя вскрикнуть от неожиданности.
Я продолжаю молчать, но про себя молю, чтобы эта пытка поскорее закончилась.
– Нет? – он делает изумленные глаза, явно наслаждаясь своей игрой, – Что ж, это легко исправить.
И тут блондин целует меня, целует так, что хочется умереть. Его язык, как бы омерзительно сейчас это не было, вторгается в мой рот, обшаривает его. А потом он с силой кусает меня за нижнюю губу. Во рту чувствуется металлический вкус крови. Стон сам вырывается из моих уст, но он не догадывается, а может только делает вид, что это стон боли.
– Пора! – рявкает он и бесцеремонно входит в меня.
О, как я ненавидела Сноу в этот момент! Как мне хотелось, чтобы он умер снова!
Пит сделал толчок, потом ещё. На его лице промелькнула задумчивость, а потом он рукой, которой совсем недавно месил тесто для хлеба, схватил меня за горло. Стало нечем дышать.
– Ты, как я погляжу, не так невинна, как кажешься! Кто это сделал? Кто?! Гейл?! Отвечай сука!
Ещё один удар по лицу. Но тут его хватка немного ослабла, видимо, чтобы у меня появилась возможность ответить ему.
– Нет, – хриплю я и отворачиваю голову, чтобы не видеть столь родного лица.
– Да ты у нас шлюха! – Пит заливается хохотом, – Грязная Шлюха! – пощёчина, толчок, – Шлюха, – рычит он, вновь бьёт, вновь двигается внутри меня.
Потом толчки уже не сопровождались словами, зато удары перешли на живот. Кулаком по животу. Каждый раз. В глазах начало темнеть. Потом он, наконец, замер во мне, изливаясь в моё тело.
– Знаешь, сука? – Блондин пошевелился и вышел из меня, – У нас может быть ребенок, – он заржал, именно заржал, его смех не был похож на человеческий, – Ребёнок от шлюхи.
Потом он встал с кровати, перед этим вновь ударив меня по щеке, словно это был прощальный воздушный поцелуй, и ушел.
А я так и осталась лежать. Ни сил, ни желания шевелиться не было. Хотелось сжаться в комочек и плакать, долго плакать.
Ребёнок. Рука непроизвольно потянулась к животу. Если его слова окажутся правдой, то я стану мамой. Мамой. Нет, нет я не могу стать мамой.
Не сейчас, ни когда ещё. Дети не должны жить в мире, в котором ещё недавно шли бои, на смерть.
Темнота сгущалась вокруг постели. Довила на глаза и, в конце концов, победила.
– Китнисс? – взволнованный голос вырвал меня из непродолжительной дрёмы. Он вернулся, по-настоящему вернулся.
– Пит? – мой голос был таким странным.
– О нет! Что я наделал с тобой, Китнисс?! – любимый упал на пол рядом со мной, пока я свешивала ноги с кровати.
– Всё хорошо… – лгу я, сама не веря себе.
– Нет, нет, нет, – он хватается руками за голову, – Нет! Нет! Нет!
Срывается с места, хватает чемодан, который заранее приготовленный, лежал в углу комнаты, так, чтобы его не было видно, и уходит, вернее, бежит из дома, прямо в холодную ночь улицы. Подготовился. Планировал.
Я теряю много времени, заворачиваясь в одеяло, и только потом выскакиваю на крыльцо. Его нигде не видно.
– Пит! – в отчаянии кричу я, – Пит! Пит! Пит!
Ничего. Абсолютно. Я потеряла своего мальчика с хлебом…
====== Глава 11. POV Пит ======
Что я здесь делаю? Это первое, что приходит мне на ум, как только приступ проходит. К этому невозможно привыкнуть, словно нечто большое и ужасное врывается в моё тело, забивает сознание в угол и начинает управлять мозгом. Я нахожусь в непонятном, тёмном месте. Это не дом. Больше похоже на сарай. Все вещи в нем сломаны. Неужели, это я сломал? Где Китнисс? Надеюсь, что её не было рядом, когда это произошло.