–Вот и познакомились. Прозор тебе привет передает. Сказал, что готов поспорить, что до утра не доживешь!
–На что спорить будет?
–Дурак! На твою жизнь.
–Я принимаю спор!
–Твое дело. Как тут у вас говорят, у меня свой урок и он в Курске. Мне на тебя заказ не делали, простое женское любопытство. Ха-ха! Прощай, еще увидимся.
Дева исчезла, словно секунду назад шахматную фигуру убрал с доски невидимый кукловод. Лиходеев обернулся к своим. Парни у приступок избы в ступоре встали в тесную толпу. Прикрикнул на них:
–Чего встали? Особое приглашение к бою требуется? Сейчас нас убивать будут. Быстро готовьтесь к отражению нападения!
Завертелось! Ну и как всегда, времени не хватило. Его им не дали.
Сильные удары обрушились на дверное полотно. Но удары не вышибающие, а скорее, требовательные. До боли знакомый голос Горбыля возвестил:
–Викторыч! Еле разыскали тебя. Открывай! Ну и забрался же ты в глухомань!
Лиходеев опешил. Как! Еще не веря прежде всего своим ушам, спросил:
–Саня, ты?
–Ну, а кто ж еще? Мы всей компашкой тут. Николаич, Ищенко, ребята. Ищем тебя по всей Руси! Открывай!
Ждан навалился сзади, пытаясь удержать порыв командира. Хрипел:
–Батька! Не надо, батька!
–Да, ты что? Там же свои!
Своим тщедушным телом дверь прикрыл Илья.
–Он прав, Лихой! Пусть отойдут от избы, а ты с чердака посмотришь.
Голос Андрюхи Ищенко спросил:
–Лихой, кто там у тебя такой умный?
А в самом деле, почему бы и не взглянуть на земляков? Что это он сразу дверь открывать торопится? Откликнулся:
–Саня, будь другом, стань перед окном!
–Хм! Не доверяешь? Правильно. Иди, смотри!
Окно достаточно узкое, в один миг лишилось пленки бычьего пузыря из своего проема. В открытый оконный зев при свете круглой луны лез до боли знакомый силуэт, и Горбылевский голос возвестил:
–Фу-ух! Чего только для тебя не сделаешь, дурилка картонная?
–Сашка, это ты! – бросился к другу Егор.
–Кто ж еще? Помоги!
Лиходеев ухватил протянутую руку, впопыхах слишком резко дернул на себя, заставив не ожидавшего такой прыти Горбыля усиленно перебирать нижними конечностями через подоконник. Е-е-о! Вместо обычных ступней на глаза Егору внизу Сашкиных порток попались свиные копыта. Действия в экстремальной ситуации, как натаскивают в спецназе ГРУ, опередили мысли. В лоб еще не успевшего разогнуться Горбыля от всей души впечаталась плюха. Да так славно вломил, что тело «друга» совершило обратный кульбит, вмазалось хребтиной в нижнюю планку подрамника на окне, а копыта на миг зависли выше головы.
–Мля-я-а! – со стуком верхнего ряда зубов с нижним, вырвалось из пасти «чудовища».
Сашкин лысый калган материализовался в свинячье рыло с короткими рожками на лбу черепа. Теперь пан или пропал! Не долго думая Лиходеев представил себя четвероногим созданием, кульбитом вперед перевернулся через голову разрывая на себе шмотки, превратился в волка. Видя такое, нечистый не сплоховал, оклемался явно быстрее обычного человека. Нет дураков связываться с оборотнем, да еще и с белым волком, попытался выскочить в проем окна. Не тут-то было, Лиходеев сбил рогатого на пол и пачкая пасть и светлую масть шерсти кровью, рвал клыками вусмерть верещавшего свиньей черта.
–Рожищи ему ломай, проклятому! – Выкрикнул Горазду подсказку чернец.
Егор буйствовал.
«Вот тебе за Горбыля! Вот за остальных!», – метались мысли в запудренных мозгах. Когда на помощь подоспел со своей медвежьей силой Горазд, хомутая со спины ладонями за рога, дело было кончено. Загрыз!
Горазд нажал и потянул на себя уже мертвую плоть засланца. От натуги и приложения потуг, один из рогов щелкнул и обломился. В потасовке проявил себя и монах. На всякий случай Илья плеснул в раскуроченное, изорванное рыло водой из баклаги, постоянно носимой ним на поясе. Словно кислотой облил! Да может и так. Вода-то у Илюхи святая.
В дверь долбятся, словно кувалдой, а в окне маячит уже другой черт. Этот, даже посправнее первого будет. Застрял. Ни взад, ни вперед ходу нет. Верещит бедолага, создает нездоровую атмосферу у обеих противоборствующих сторон.
–Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердаго исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупителя моего, от Святой Твоей Церкви. Но даждь мне, Господи, день и ночь плачь и слезы о грехах моих, и пощади мя, Господи, в час Страшного Суда Твоего. Аминь! – во всю мощь своего голоса распевал Илья.
Подействовало! Да так подействовало, что от визга и крика пары голосов за дверью зубы свело, видно паршивый децибельный ряд подобрал монах для нечистых.
–У-вва-а! За все посчитаюсь с тобой! – погрозили из-за двери.
–Ты сначала достань меня! – выкрикнул Илья.
Егору не до эйфории, как бойцы воспримут его оборотничество? Ведь сколько лет скрывал, позволяя себе лишь в дни отдыха уходя глубоко в лес, превращаться в волка. А! Плевать! Прошедшего не воротишь. Кувыркнулся через голову в обратном порядке, почувствовал как шерсть втянулась в поры кожи, а тело преобразовалось в нормальное состояние. Одежду жалко, из прежней разве что, лоскутное одеяло пошить можно, и то если от чертячей крови отстирается.
Поступила команда с улицы:
–Вышибай дверь!
Слышно было, что на чердаке идет потасовка, но там волхв с Лисом, а их прикрывают братовья и Дрон, значит при хорошем раскладе сдюжат. В избе сумеречная обстановка, факел в руках Истомы едва позволял различить своих и чужих. В то время, как Егор спиной удерживал дверь, Горазд взял в оборот застрявшего внутри черта. Он обломил рога, и с подсказки Ильи, с размаху воткнул обломки, уже безрогому свину, обратно в череп. Нечистый тут же испустил дух.
Получив очередной пинок в спину, Лиходеев захрипел:
–Щаз прорвутся!
Илья подражая вестнику рассвета, что было сил проголосил:
–Кукареку-у-у!
Горазд метнулся на усиление Лиходеева.
–Кукареку-у-у! – второй крик монаха, заставил чертей за дверью пытаться пробить проход с утроенной силой.
–Кукареку-у-у!
Судя по всему, после третьего крика, чертей с подворья словно ветром сдуло. Все расслаблено опустились на пол там, где отражали нападение. С чердака спустились Лис, Смеян, волхв и три брата. Все живые, но помятые, в разорванной одежде, побитые и поцарапанные. Все еще толком не могли отдышаться, пока не совсем веря, что обошлось.
Егор пришел в себя первым. Обведя взглядом товарищей, спросил Вольрада:
–Что скажешь?
–Через трубу просочились. Ф-фух! Едва сдюжили.
–Слушай, скажи чем отличается черт, от других персонажей сей реальности?
–Не ко времени вопросы задаешь! Ну, уж коль задал… Он всегда делает только зло,.. он вообще не способен помочь смертному. Вот хоть в пример леший, тот может завести человека в чащу, но он же, ежели знать как себя повести, и ягод поможет набрать, дорогу домой укажет. Водяной, тот несмотря на все его коварство, готов ради прикола нагнать рыбы в сети рыбаков или помочь мельнику за мельницей следить. Уж на что банник сам по себе натура злобная, если его вежливо попросишь, разрешит в бане переночевать, еще и от других банников оборонит. У черта же, задача одна – как можно скорей сгубить встреченного на пути людина, довести его до смерти и завладеть душой. Чтобы достичь сего, он способен на любую хитрость, на любой обман и притворство. Черт – абсолютное зло.
Перенацелил вопрос:
–Илья?
Монах поразмыслив, ответил:
–Лихой, ты же знаешь, я на Руси человек пришлый, но скажу прямо, эту нечисть мог к вам занести только византийский колдун, на худой конец, его ученик. Обычно в таких количествах нечистые собираются на перекрестках, в пустых нежилых строениях и на чердаках домов. А здесь, вишь ты, деревню от жителей вычистили, собрали нечисть в большом количестве и в положенный час на нас и бросили. Нас здесь поджидали, Лихой. И не ошибусь, если скажу, что колдун еще рядом.
–Лис?
Заместитель уже вполне оклемался, зыркнул на командира, проронил:
–Батька, откуда ноги растут, нужно искать в Чернигове.
–Обоснуй?
–Привет тебе от Прозора.
По большому счету он прав, но зачем Чернигову какой-то курский десятник. Слишком все мелковато смотрится, да и не вяжется. Прозор, что? Прозор, это личная неприязнь и желание поквитаться, остальное – пф-фх! Мыльный пузырь. Через обуявшие мысли пробился голос бывшего мельника.
–Батька, здесь все нужно дотла сжечь, до лысой плеши.
Утомленно кивнул. Светает. Через пустой оконный проем было хорошо видно наступление утра. Добрый народ собрал в десятке. Когда в себя пришли, сбросились командиру одежей. Как говорится: «С миру по нитке – голому рубаха». И ведь ни один не заикнулся про его волчью ипостась. Приучил считать, что у каждого свои недостатки. Теперь все знают, имеет свой «недостаток» и он. А что волк, так это личное дело – не путать с общественным.
* * *
Кто бы знал, как он задолбался за последний год, быть скорой помощью для других. Вот и снова Курск, и опять приехали под вечер. Большая рыночная площадь пустовала по причине неурочного часа. По вечерней поре торговые ряды обезлюдели, а торговые точки закрылись. От площади разбегались вкривь и вкось улицы, дома на которых, островерхими крышами тянулись к небу. Давно удивляться перестал. Вроде как и классическая, славянская Русь «вокруг», а всеж на привычный, книжный вариант, не похожа.
По довольно узкой дороге проследовали в свой конец. Перед распахнутыми воротами, Лиходеев первым соскочил на землю, взяв коня под уздцы, потянул за собой. Сегодня отдыхать, только отдыхать. Никакая с-сука не заставит его куда-то переться на ночь глядя.
–Привет Воробей! – первым поздоровался с мальком, вышедшим встречать утомленных бойцов. Принятое им решение сразу же подняло настроение. – Баню топи, грязные, как черти.
Мелкий, переминаясь на месте, что на него совсем не походило, смущенно поглядел в глаза отца-командира.
–Батька, а в чем это ты одет?
–А! Не бери в голову, сейчас так модно.
–Ага.
А глаза отводит, бесенок мелкий. Та-ак, опять какая-то свинюка маячит на горизонте. Интересно, кто в этот раз ее ему подложит? Хотелось хоть иллюзорно, еще чуть-чуть побыть без проблем. Прибывший народ походя трепал общего ребенка по заросшей макушке, тем самым здороваясь и выражая свою привязанность. На подворье началась повседневная суета и рутина прибывшего на зимние квартиры подразделения. Смилостивился над пацаном.
–Ну? Докладывай.
–Батька, там эта…
Снова потупился, не зная с чего начать.
–Чего ты мямлишь?
Егор сам повел жеребца к коновязи, привязал его уздой к перекладине. Конь тут же потянулся губами к воде. Оглянулся на Воробья. Казалось, еслиб умел говорить, потребовал от малого обиходить запыленную тушу.
Десятник подбодрил словом:
–Докладывай.
Речь из мальца плеснулась, как очередь из ствола пулемета:
–Как вы уехали, на второй день с утра прибежала девка. Вся в слезах, сказывает до тебя. Напали на них ночью. Я справился. И правда! Тати все семейство боярина Бурдуна под корень вырезали, а усадьбу сожгли.
–Подожди-подожди! Бурдуна? Так они ж в самом граде жили.
–Ну, да-а! Только в той стороне града, где землю сам князь, боярину или вою пожаловать может. Потому и боярское подворье рядом с пустырем находилось, да и остальные соседи не все и не всегда на месте… Так я ее у нас оставил. Ничего?
–Молодец. Где она?
–В избе. Все время плачет. Умаялся с ней!
–К Желане б отвел?
–Ни в какую, уперлась, из хаты никуда. Не знаю, в уборную ходит, аль нет, и не ест ничего.
–Ну, веди.
Внутри родной избы было опрятно. Стол чистый, выскобленный, пол подметен, ставни на окнах открыты, в них поступал прохладный воздух со двора. Под притолокой торчали ветки полыни и можжевельника. Малек свое дело знает, не зря хозяйский хлеб ест.
За спиной слышалось сопение, прозвучала подсказка:
–В твоей светелке наверху.
–Почему в моей? – хмыкнул Егор.
–Так уж пришлось. – Был ответ.
Девочка лет двенадцати с толстой русой косой, одетая в обычную расшитую рубаху и поневу, подобрав ноги, и обхватив руками колени, из-под набрякших от слез век следила за вошедшими. Егор подошел к лавке, присел на корточки, без должной жалости в голосе представился:
–Я Лихой. Рассказывай.
Рассказ у Милолики вышел сумбурным. Молодому красивому мужчине, чем-то отдаленно напомнившему ей кого-то, смутно знакомого, передала все о чем просил ее покойный отец. Лихой задавал вопросы, она, как могла на них отвечала.
–Значит так, – подвел он итог разговора, – поживешь пока здесь. Никого не бойся, тут всюду мои вои, они добрые. Если уедем, Воробей отведет тебя к Желане. С ней не пропадешь. Сейчас поешь. Воробей, пожрать готово?
–Найдем.
–Вот. После наших в баню сходишь. Воробей!
–Да, батька!
–Скажи Лису, чтоб парились без фанатизма. Вон, еще одного члена экипажа помыть нужно.
–Передам.
–Ты Милолика, не сиди здесь наедине с бедой. Иди, вон на подворье, поможешь парням чем. – Чтоб окончательно разрядить обстановку, покачав головой, пожаловался девчушке. – Ну ты задач набросала, выше крыши! Теперь разгребаться предстоит. Чего встал, Воробьище, идем на морду лица сольешь!
–Ага!
Сполоснувшись с дороги, снова запрыгнул в седло, благо дело не расседлывал конька, и снова в дорогу. Под сетования Воробья, на то, что завтра батька опять вряд ли сможет поучить его мечному бою, выехал за ворота, порысил к боярину в детинец на доклад о том, что стрелявшего в княжну татя, так и не поймали, а попутно по делу боярина Бурдуна.
Хоть и осень, а стемнеть еще не успело. Без проблем проехал в цитадель. Коня оставил на княжьей конюшне. Хорошо знавший его конюх, жестом дал понять, что накормит животину. Через дверь на заднем дворе, прошел в крепостную постройку, встречая по пути знакомых гридней, челядинов, а то и вельможных барышень с мамками. Эк их сколько княгиня расплодила! Одним словом двор для дармоедов. На втором этаже постучал в знакомую дверь. Фигушки, никого! Зачем спрашивается торопился? Мог бы и завтра придти. Стоял и ждал патрона, глазея в окно-бойницу на внешнюю сторону княжеского подворья.
Глава 3
Наш народ миролюбив и незлобив.
Восемьсот лет провел в походах и боях…
Геннадий Зюганов
Памятуя о том, что шеф приказал пройти по кромке границы с соседним княжеством и углубиться на сопредельную территорию верст на десять не более, Лиходеев повел свой десяток по левой стороне реки Сейм, по купеческому летнику на запад. Не заходя, по левую руку обогнул Льгов. Сначала на пути попадались поля, перелески, дубравы, а когда вошли в тяжелые, едва проходимые леса – привольная земля северянских русичей, и лошадям и седокам пришлось попотеть. В густых и сумрачных лесах отряду встречалось немало деревень, люди в которых жили по своим родовым, испокон веков заповедным законам. Ночевали в небольших селах на курской земле. Местные жители, услыхав имя Лихого, привечали воинов, угощая их тем, что ели и сами – молоком, яйцами, хлебом, лесной убоиной. Старейшина первого же селища, крепкий, справный, светловолосый северянин с густой бородой, обиделся, узнав, что десятник собрался укладываться спать под чистым небом, вместе со своими воями. Настоял, чтоб отдыхал в избе.
–Не обижай, Лихой! Слыхали мы про то, как ты со своими воями люд от нечисти избавляешь, и начхать тебе на то, смерд перед тобой, али боярин знатный.
Что можно на это ответить, пришлось ложиться в избе. Но, бывало ночевали в лесу, тоже дело привычное. Клали на землю лапник, сверху стелили попоны, под голову седло, вот постель и готова. Караул выставлялся по очереди, не исключая командира. Мог бы Лиходеев и не лютовать так, ведь Луку он в поход все же взял, наученный горьким опытом прошлого раза, а духу сон как известно не нужен. Иногда, на пути попадались небольшие отряды воинов оружных разномастным оружием, многие без брони. Ну явно не черниговцы! Молчаливо смотрели на проходящий мимо десяток, шли некоторое время следом, затем растворялись в лесной чащобе. Это дружины родовых бояр, по землям которых шло его воинство, ненавязчиво давали понять, что баловать не стоит.