– Теперь корсиканцу будет не до нас! Посмотрим, как он справится с австрийцами и русскими! По крайней мере, пара хороших оплеух Бони обеспечена!
Что касается России, то там Наполеона никто не боялся. Настроение в наших войсках было самое боевое. Старуха княгиня Дашкова, провожая уходящие на войну полки, слезно просила офицеров доставить ей Бонапарта в клетке.
– Дайте нам только до него проклятого добраться! – смеялись те в ответ. – А об остальном, уж, и не беспокойтесь!
«Трудно представить, какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов… Нам казалось, что мы идем прямо в Париж», – вспоминал впоследствии один из участников похода 1805 года.
Сам же Наполеон тем временем терзался сомнениями, где ему лучше нанести решающий удар: по Англии или по Австрии? Булонский лагерь жил ожиданием прибытия кораблей адмирала Вильнева. Его флот должен был, по мысли Наполеона, прикрыть высадку от британских армад. Он мог весь лечь на дно, но обязан был продержаться один день. Всего лишь один день – и Англия будет поставлена на колени! В том, что британская армия будет сметена мощью французских штыков, не сомневался никто.
Но долгожданного Вильнева все не было и не было. Зная, что его всюду сторожат английские эскадры, Вильнев не торопился покидать Тулон. Помня Абукирский погром, он опасался новой встречи с Нельсоном. Меж тем вести с востока становились все тревожней. Русские и австрийские армии пришли в движение. Надо было что-то срочно предпринимать и на что-то решаться!
– Если я через пятнадцать дней не буду в Лондоне, то через двадцать я должен быть в Вене! – заявил Наполеон, быстро просчитав возможные варианты.
– Но где, наконец, этот трус Вильнев? – спрашивал он в который уже раз маршала Бертье.
Тот пожимал плечами. Известий из Тулона все не было.
– Я не могу больше ждать ни одного дня! – стукнул по столу кулаком французский император. – Пишите указ об отстранении Вильнева с должности за трусость, а мы не будем больше терять времени. Нас ждут поистине великие дела! Пусть Лондон еще подрожит, мы же пока займемся Веной!
Глава вторая. Республика семи островов
Российский флот заявил о своем очередном долговременном присутствии на Средиземном море еще в 1798 году, когда туда прибыла Севастопольская эскадра вице-адмирала Федора Ушакова. Именно тогда российские моряки освободили одним ударом от французов Ионический архипелаг во главе с главным островом архипелага Корфу, не менее успешно сражались они и в Италии.
Ионические острова – важнейший форпост Средиземноморья. Если Мальта – ключ к западной части моря, то владеющий Ионическими островами владеет всей восточной частью. Острова контролируют Венецию и Далмацию, восточную Италию и торговые пути в Константинополь. А потому как за Мальту, так и Корфу борьба шла непрерывная. Первым решил было вопрос для себя с теми островами Наполеон. Затем Корфу отбили русские, а Мальту англичане. Император Павел Первый мечтал и о Мальте, но претворить в жизнь свою мечту не успел. По Амьенскому мирному трактату, англичане обязались вернуть Франции Мальту, но не вернули, что и послужило началом новой многолетней войны. Наши сумели сохранить Ионический архипелаг за собой.
Тогда же на Корфу и других греческих островах в Адриатике была образована независимая Ионическая республика, именуемая в народе республикой Семи островов. В состав ее входили острова Корфу, Санта-Мавра, Кефалония, Занте, Цериго, Итака (или Малая Кефалония), Пакса. Кроме этого республике принадлежало и небольшое местечко на албанском берегу против острова Пакса, именуемое Парго. Официальное покровительство над новым государством приняли на себя Россия и Турция, однако на деле страна Семи островов признавала только российский протекторат.
По завершении экспедиции Ушакова и возвращении главных сил в отечественные порты, на Средиземноморье остались лишь фрегаты «Святой Михаил» и «Назарет» капитан-командора Сорокина. Первоначально фрегаты были переданы в распоряжение Неаполитанского короля и содержались за счет его казны. Затем перевезли на Корфу для охраны острова находившиеся в Неаполе гренадерские батальоны и артиллерийскую команду.
И фрегаты командора Сорокина, и гренадеры полковника Назимова подчинялись советнику президента Ионической республики Савио Авино графу Моцениго. Сам граф был откомандирован на сию высокую должность российским министерством иностранных дел в ранге полномочного министра и чине статского советника.
Русский человек обживчив. Устроились и наши на Корфу. Первым делом восстановили они старый венецианский форт на островке Видо, что прикрывает подходы к главной гавани Корфу, затем укрепили главные цитадели в самом городе, наладили адмиралтейство и арсенал. Мир с турками позволял беспрепятственно доставлять припасы из Севастополя.
Сорокин был начальником хозяйственным. Мясо и вино он закупал на Корфу, крупы и масло в Турции, пшеницу в Одессе, а муку с сухарями привозили из Севастополя. Когда не хватало денег, капитан-командор смело брал у местных банкиров взаймы под свое честное имя. С неимоверным трудом, но выбил капитан-командор у морского министра и былые недоплаты. С обмундированием команд Сорокин особо не церемонился – каждый мог ходить в том, в чем желал, а потому фрегатские команды напоминали собой самые настоящие пиратские ватаги. Все загорелые, босоногие с платками, завязанными узлом на затылке, и с тесаками за широкими кушаками.
О капитан-командоре Сорокине шла слава как об одном из лучших ушаковских капитанов. И в сражениях корабельных, и в десантах – всюду он значился первым из первых. Потому на Средиземном море он за старшего и был оставлен. Квартируя несколько лет кряду в одном из домов, сошелся близко капитан-командор с дочкой хозяйской, а когда та родила ему сына, то с гречанкой и обвенчался. На девицах корфиотских тогда не один офицер и матрос переженился. Сорокин тому вовсе не препятствовал, а сам с удовольствием сидел в отцах посаженых.
Не возражал против такового родства и граф Моцениго, сам из греков острова Закинф. Приглашали греков служить и на суда российские. Те не отказывались, потому как платил Сорокин всегда монетой звонкой исправно. Случайные заезжие на Корфу теперь удивлялись: где греки, где русские? На кораблях российских матросы меж собой по-гречески переговариваются, то ли матросы повыучились, то ли греков в командах полно. На улицах же городских торгуются и покупают, говоря уже по-русски. Раньше в местных харчевнях царила смертная тоска, теперь, как в хороших российских трактирах, веселились на славу. Уже под утро выбирались из них наши моряки в обнимку с мореходцами греческими, распевая вместе:
И кто мог разобрать, кто там русский, а кто грек?
В отличие от всей остальной Греции Корфу никогда не была под властью турок, входя в состав Венецианской республики. Может поэтому, здешние греки держались всегда более независимо и гордо, чем остальные? С нашими же они не только дружили, но и с радостью роднились, крестили детей, вместе справляли праздники. Очень многие местные жители поступали на русскую службу и занимали там посты немалые!
* * *
После провозглашения себя французским императором, Наполеон занял Анкону, Отранто и Бриндизи и, настроив крепостей по всему восточному побережью Адриатики, начал угрожать Ионической республике. Моцениго пригласил к себе командора Сорокина и полковника Назимова. – Положение тревожное! – сказал им. – Надо укрепляться, где только возможно!
С общего согласия Назимов занялся приведением в порядок крепостей и береговых батарей, Сорокин принялся строить канонерские лодки. Вскоре последние были готовы. Каждая канонерка на шестнадцать гребцов, а впереди пушка. Неказистые с виду, они получились весьма мореходными. И если борта были не слишком высоки, то все же, по мнению историка: «гребцы были защищены если не от пуль, то от нескромных взглядов неприятеля». Команды канонерок составлялись интернационально: россияне и греки, православные албанцы и огреченные итальянцы. Все они дружно присягали Андреевскому флагу и клялись храбро умереть под его сенью, если потребуется.
Корфу с каждым днем все больше и больше становился настоящим русским островом, словно случайно закинутым в этакую даль от всей остальной материковой России. Сегодня историки почему-то забыли, что в то время ВСЕ население Корфу и остальных Ионических островов приняло русское подданство, а потому пользовалось всеми правами российских жителей. Мы же с вами будем об этом помнить!
К 1804 году Россия, связи с военными приготовлениями Наполеона, вновь начала наращивать свои морские силы на Средиземноморье. К концу года туда прибыл с Балтики отряд капитан-командора Грейга: линейные корабли «Ретвизан» с «Еленой», фрегаты «Автроил» с «Венусом».
Начальник отряда Алексей Самуилович Грейг был личностью весьма примечательной. Сын героя Чесмы и Гогланда, он поставил абсолютный рекорд в карьере. Находясь еще в утробе матери, был произведен императрицей Екатериной за заслуги отца в мичманы. В десять лет Грейг был уже лейтенантом и флигель-адъютантом в штабе собственного отца, в двадцать три – капитаном 1-го ранга. Учился в Англии, плавал в Ост-Индию, отличился, командуя кораблем «Ретвизан» в боях у берегов Голландии. Как и отец, числился Грейг-младший английским поданным, хотя в душе и сердце всегда был истинно русским человеком. Отличали Алексея Грейга образованность и профессионализм, жажда деятельности, нелюбовь к спиртному и… невероятная скромность. Был Алексей Самуилович, несмотря на головокружительную карьеру и все свои связи, в обычной жизни чрезвычайно застенчивым человеком, особенно это касалось дам, в присутствии которых Грейг всегда краснел и терял дар речи. Может, именно поэтому числился капитан-командор в записных холостяках и был вожделенной мечтой многочисленных петербургских мамаш, имевших дочерей на выданье. Впрочем, последнее волновало Грейга мало, тем более, что сейчас он был поставлен во главе самого ответственного из предприятий – Средиземноморского.
* * *
Моряки черноморские, уже ветераны здешних вод, балтийских своих сотоварищей встречали радостно:
Командор Сорокин принял командора Грейга со всем хлебосольством. Хозяйка с дочкой стол заставили, локтя не положить.
Несмотря на то, что морской министр старшинство среди двух капитан-командоров так и не определил, то ли по забывчивости, то ли из каких-то иных соображений, но те сами разобрались во власти. Решили так: на Корфу главным Сорокин, Грейг же возглавляет крейсерские походы.
Историк флота лейтенант Н. Каллистов писал: «В республике Семи Островов снова водворилась, таким образом, русская сила и наше господство было теперь безраздельным: ни турецкого флота, ни турецких сухопутных сил на островах не было. Согласно договору о республике Семи Островов Турция оставила в своем владении (да и то через полунезависимых пашей), только принадлежавшую республике часть албанского побережья, которая в равной же степени находилась под покровительством России и защитой ее флота; в этих местах нами сформировались для отправления на Корфу особые албанские отряды».
Спустя неделю Алексей Самуилыч уже вывел в Адриатику черноморские фрегаты. Обстановка международная меж тем с каждым днем осложнялась, и теперь отряды русских судов несли беспрерывные дозоры, следя за передвижениями французов.
Начал готовиться Грейг и к операции по перевозке войск на материк. Согласно плану, принятому коалицией на совещании в Вене в июле 1805 года, на эскадру Грейга возлагалась задача перевезти наши войска с Корфу в Неаполь. Оттуда, соединившись с англичанами и неаполитанцами, под главным командованием генерала от инфантерии Ласси, они должны были выбить французов из южной Италии вплоть до долины реки По.
Полки были надежные, огнем пытанные не раз, еще суворовские: Сибирский гренадерский, Витебский, Козловский, Колыванский, 13-й и 14-й егерские, да Алексопольский. Рекрут не было, одни ветераны!
Приняв на борт своих кораблей войска, Грейг, как и было предписано, перевез их в Неаполь. Прибытие русских было встречено итальянцами с всегдашней искренней радостью. Неаполитанцы были настроены против французов воинственно и решительно. Все желали драться! Теперь оставалось лишь подождать прибытия англичан, и можно было выступать в поход за освобождение Италии.
Глава третья. Эскадра средиземного моря
Над Ревелем собирался очередной промозглый дождь. Над высокими кирхами зябли жестяные лютеранские петухи. Слякотная балтийская весна сменилась не менее дождливым летом. Несмотря на воскресный день, командир порта контр-адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин заехал в порт, чтобы поглядеть что там и как. Стараясь не попасть в лужу, спрыгнул с коляски. По всей Новой гавани копошились люди. Приняв год назад порт в самом запушенном состоянии, Сенявину уже удалось отремонтировать маяки, выстроить новую кузницу и блоковые мастерские, починить столярную. Но более всего волновала ныне Сенявина денежная смета на реконструкцию порта. Ее, подсчитав весь объем предстоящих работ, определили в огромную сумму – триста пятьдесят тысяч рублей. Однако в связи с разгоравшейся войной в Европе рассчитывать хотя бы на ее часть было бы наивно. Теперь надо было как-то выкручиваться самому.
В портовой конторе, куда контр-адмирал завернул, чтобы глянуть пришедшие казенные бумаги, уже ждал забрызганный грязью курьер.
– Вам пакет от министра! – вскочил он, едва завидев входящего Сенявина. – Велено передать, что дело весьма срочно!
Сенявин надорвал пакет. Пробежал глазами текст. Морской министр Чичагов срочно вызывал его в Петербург по какому-то безотлагательному делу.
– А что за дело? – спросил курьера.
– Не могу знать точно, ваше превосходительство, – ответил тот. – Но говорят, что нынче все пойдем бонапартиев бить!
Перед отъездом в столицу контр-адмирал наскоро заскочил домой проститься с женой и детьми. Пока контр-адмирал едет на перекладных в Петербург, познакомимся с ним поближе. Право, он этого стоит! Вот как характеризовал Сенявина его современник, историк Д. Н. Бантыш-Каменский: «Дмитрий Николаевич Сенявин был росту высокого и стройного; имел прекрасные черты и много приятности в лице, на котором изображалась доброта души и всегда играл свежий румянец. Наружность его вселяла любовь и почтение. Будучи крепкого сложения, никогда не жаловался он на болезни, и лечение его состояло в домашних простых средствах. Он отличался веселостью, скромным и коротким нравом; был незлопамятен и чрезвычайно терпелив; умел управлять собою; не предавался ни радости, ни печали, хотя сердце имел чувствительное; любил помогать всякому; со строгостью по службе соединял справедливость; подчиненными был любим, не как начальник, но как друг и отец: они страшились более всех наказаний – утраты улыбки, которою сопровождал он все приказы свои и с которою принимал их донесения. Кроме того, он был исполнен преданности к престолу и дорожил всем отечественным. В обществах Сенявин был любезен и приветлив. С основательным умом он соединял острый, непринужденный разговор; знал языки: немецкий, французский, английский и италианский, но не говорил ни на одном из них и с иностранцами общался посредством переводчика».
Поглядывая в окошко на раскисшую от дождей дорогу, Сенявин не знал еще, что эта поездка перевернет всю его последующую судьбу…
* * *
Неделей ранее к императору Александру был срочно зван морской министр Павел Чичагов. Адмирал был молод, деятелен и честолюбив. В царствование Павла Первого за излишние умствования был заточен в казематы Петропавловской крепости, затем, правда, прощен, но нимб мученика уже витал над ним. Взошедший на трон Александр Первый, по этой причине сразу же сделал Чичагова членом Госсовета, затем и морским министром, а кроме этого держал при себе в качестве дежурного генерал-адъютанта. Несмотря на ум, образованность, близость к императору, Чичагова не любили. Видано ли дело, когда столь важный сановник вслух рассуждает об освобождении крестьян и поддержке буржуа! Да и в своем министерстве новый министр все норовил переделать и преобразовать по-своему, кто поперек – того в отставку! Многие из-за этого на Чичагова зуб имели немалый. Но пока был Чичагов в фаворе у императора, недруги побаивались, ожидая своего часа. Их время еще придет.