Алессандро размахнулся и всадил нож в землю чуть ли не по рукоять. Рванул его вверх и вновь вогнал в землю, затем снова и снова. Гнев на самого себя, обида на судьбу – все смешалось в этих неистовых попытках "убить" землю.
Ангелика смотрела на бесновавшегося Алессандро, раскрыв глаза, с тревогой и в то же время с жалостью, затем накрыла рукой его руку.
– Алессандро, перестань. Ты не трус. Трус бросил бы меня без сознания в тонущем самолете. Трус оставил бы меня на съедение акулам, а не бросился спасать. Если бы не ты, мы бы все давно уже умерли.
– Нет, не если бы не я, – Алессандро прекратил кромсать землю. – Если бы не… – тут он посмотрел на сидевшую рядом девушку и запнулся. – Я часто думаю, что зря взял билет на этот самолет. Тогда бы… тогда бы ничего этого не было, – Алессандро выгреб землю из ямы, окинул взглядом окрестности и вновь всадил нож в землю. – Когда самолет каким-то чудом не врезался в поверхность океана, а приводнился, я не потерял сознание, поэтому видел все, что происходило до самой последней секунды, видел, как самолет разваливается в воздухе, и все ждал удара – я бросился к Луизе, но она была уже мертва. Никогда не забуду выражение ее лица. Бедняжка. Надеюсь, она не сильно мучилась перед смертью. Первой моей мыслью было свернуть себе шею. Я не знал, как буду жить дальше без своей малышки. У меня же кроме нее и матери больше никого не было…
Ангелика открыла, было, рот, собираясь подробнее расспросить о матери девочки, но оставила вопрос на потом, не желая перебивать Алессандро. Над головой закричал попугай, взмахнул крыльями и улетел вглубь джунглей.
– …Но я не свернул себе шею, увидел, как Винченцо вместе с другими, кто не был без сознания и не получил никаких существенных травм, побрел к спасательным выходам на крыльях. Потом я снова посмотрел на свою малышку, посиневшую, в проеме между креслами заметил тебя. Ты была без сознания, предплечье было в крови, а рядом валялся сундучок – ты знаешь, многие девушки носят такие вместо сумочек. Края сундучка были металлические, один край – в крови. Должно быть, именно так ты и распорола себе руку. Глядя на свою мертвую малышку и на тебя, все еще живую и… и такую красивую, что… – Алессандро бросил на Ангелику быстрый взгляд. – В общем, я не мог позволить тебе умереть. Я не хотел больше смертей по моей вине. Ведь если бы я не спас тебя, твоя смерть была бы на моей совести, а я как-никак доктор… Ладно, все это неважно… Прости, мне надо похоронить Луизу. Именно поэтому я и забрал ее из самолета. Не хотел, чтобы ее маленькое тельце стало кормом для рыб. Не хотел, чтобы ее душа осталась в заточении глубоко на дне океана, – Алессандро отложил нож и перевел взгляд на небо.
Земля на краю джунглей оказалась глинистой, со всевозможными камешками и раковинами, которые затрудняли ее рытье, поэтому могила была небольшой. Сантиметров тридцать в глубину, не больше.
Алессандро подхватил сверток и бережно уложил в могилу. Минуту-другую стоял статуей и смотрел на сверток, затем принялся руками загребать землю в яму. Закончив, взял нож, поднялся на ноги и направился вглубь джунглей. Спустя минуту он вернулся, держа в руках помимо ножа кусок лианы и две тонкие ветки. Соорудил крест и воткнул в землю на могиле.
– Покойся с миром. Пусть земля тебе будет пухом.
Какое-то время Алессандро стоял у могилы дочери, затем повернулся к Ангелике.
– Я иду в лагерь. Ты со мной?
– Да, – Ангелика поднялась с земли, отряхнула ноги от песка. – Могу я спросить?
– О чем угодно.
– Ты говорил, что у тебя кроме Луизы и матери больше никого не было. А мать девочки. Ты говорил, что…
– Она умерла год назад, погибла в… в автомобильной катастрофе, а теперь вот дочь… в авиакатастрофе. В какой же катастрофе мне уготовано умереть?
– Не думай об этой. Скоро вернешься в Америку и…
– И что? Что я буду делать в Америке без Луизы? – Алессандро посмотрел на Ангелику.
– Продолжать жить. Ты же не старик, чтобы ставить крест на себе. Обязательно полюбишь кого-нибудь, и у тебя снова будут дети. Ведь как говорят: время лечит.
Алессандро устремил на Ангелику долгий взгляд, взгляд настолько долгий, что Ангелика даже смутилась, отвернулась и побежала взглядом по поверхности океана.
– Ты когда-нибудь теряла близких? – спросил Алессандро, отведя взгляд от девушки.
– Нет, – призналась та.
– Если бы теряла, тогда бы знала, что это только слова. Время не лечит. Раны, однажды оставленные на сердце, остаются там навсегда. Время может подлечить их, но не вылечить… Идем. Нам надо собрать вещи прежде, чем сядет солнце. Лично я не хочу завтра тратить время на сборы. Чем раньше мы выйдем к людям, тем раньше забудем этот кошмар, – сказав это, Алессандро направился вдоль старой цепочки следов назад к лагерю.
Ангелика посмотрела на могилку, перевела взгляд на Алессандро и двинула следом.
С самого утра разразился самый настоящий тропический ливень. Алессандро взялся наполнять пустые сосуды свежей дождевой водой. Остальные смотрели на него, как на сумасшедшего, не понимая, зачем он это делает. Разве мало кокосов? А если сильно захотеть, то можно и какую-нибудь речушку поискать или на крайний случай ручеек. При таком буйстве растительности каждый думал, что где-то рядом обязательно должен быть источник пресной воды. Иначе как бы деревья получали воду. Алессандро считал так же, но сказалась привычка, да и опыт скитаний по океану научил ценить каждую каплю пресной воды.
Ливень продолжался недолго. Короткий, но мощный, он вымочил всех с головы до пят. Ангелика этому даже радовалась, так как после вчерашнего купания в океане на коже осталась соль, а теперь появилась великолепная возможность избавиться от нее. Того же самого нельзя было сказать о Винченцо и Кирке. То один, то второй пускал в ход крепкое словцо, проклиная дождь, а с ним заодно и весь окружающий мир, заставивший их испытать на себе все прелести тропического дождя.
Едва ливень прекратился, Алессандро забросил на плечо одеяло с их скарбом: недавно наполненными тремя сосудами с водой и коробкой со спасательным комплектом, подхватил с земли нож-мачете и двинул вглубь джунглей, направляясь к холму, который они заприметили еще тогда, когда были в открытом океане. Еще вчера Алессандро предложил подняться на холм и с его вершины осмотреть окрестности. Несмотря на ворчание Винченцо, желавшего двигаться по пляжу, а не лезть через непроходимые чащи, предложение Алессандро было поддержано. Теперь оставалось только его реализовать. До холма было недалеко, с полкилометра. Единственную трудность представляли собой сами джунгли.
Отдалившись от берега, путешественники попали в тропический рай, наполненный птичьими криками, сладкими ароматами каких-то желтых, красных цветов и… и свисающими с деревьев лианами, через которые приходилось прорубаться с боем. По голеням шлепал папоротник, голые стопы ступали по мягкому мху. На стволах деревьев росли орхидеи и лишайник. Чем дальше они уходили в джунгли, тем чаще Винченцо проявлял недовольство. Немного прошло времени, как заявил о себе и Кирк. Бурча под нос, он с яростью дикого слона хватал ближайшую лиану и срывал ее с дерева, чтобы отбросить от себя как можно дальше.
Ангелика, несмотря на то, что ей было не легче других, хранила стойкое молчание, шагала рядом с Алессандро. Как бы ей ни было тяжело, она даже умудрялась любоваться по дороге величественной красотой тропического леса. Маленькая колибри, зависшая над цветком орхидеи, или крикливый попугай на ближайшей ветке – все привлекало ее внимание. Даже влага, пропитавшая ее футболку и джинсы, которые она решила одеть, чтобы не смущать чужих людей своим полуобнаженным внешним видом, не могла отвлечь ее от того, что происходило вокруг. В руках девушка держала кроссовки и сосуд с водой, который ей дал Алессандро. Сказал, если захочет, может поделиться водой с Эбигейл или синьором Дорети. Но Эбигейл, как и Винченцо, больше нравилось кокосовое молоко, особенно теперь, когда Алессандро научил их правильно раскалывать кокос. Даже сейчас она шла позади Ангелики с кокосом в руках, расколотым на две части.
За Эбигейл шли синьора Полетте и как всегда молчаливый синьор Дорети. Кирк шел рядом с Эбигейл, а замыкал шествие Винченцо. Ангелика то и дело слышала его недовольный голос и обвинения в адрес Алессандро, затащившего их в "эти чертовы джунгли". Но Алессандро эти нападки оставлял без внимания, успел с ними свыкнуться. Винченцо же такое поведение Алессандро только сильнее раздражало, и в спину Алессандро стрелами неслись новые упреки. В какой-то момент Ангелика даже подумала, а не лучше ли было оставить Винченцо умирать, когда была такая возможность. Но тут же поспешила отогнать эту жестокую мысль. Так или иначе, им всем тяжело. Каждый справляется с тяготами так, как умеет.
После нескольких часов упорных попыток продраться сквозь джунгли, их взору открылась небольшая равнина, поросшая травой и одиночными деревьями. Посреди равнины возвышался тот самый холм, к которому они так спешили добраться.
– Я больше с места не двинусь, – проворчал Винченцо, вытер рукой пот со лба и повалился на траву.
– Я тоже устала, – вздохнула Эбигейл и опустилась рядом. – Моим ногам нужен отдых. А еще я соскучилась по океану. Глупо, да? Я знаю. Зато там был пляж, и можно было понежиться в теплой воде.
– Потерпи, милая, – сказала синьора Полетте, опускаясь на траву под ближайшим деревом. – Скоро ты будешь думать только о том, как хорошо, что этот ужас закончился, сидя в каком-нибудь ресторане в Нью-Йорке и потягивая кофе. Как же я соскучилась по кофе. Глоток крепкого кофе, и я бы почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Скорее бы выйти к людям. Первое, что я сделаю, попрошу большую чашку кофе с изумительной пенкой и обязательно без сахара. Не люблю кофе с сахаром. Сахар только портит вкус этого чудесного напитка.
– А я бы сейчас не отказалась от обычного хотдога, – мечтательное выражение появилось на лице Эбигейл. – И как можно больше кетчупа, горчицы, майонеза. И сосиску как можно лучше прожарить, чтобы шкурка хрустела на зубах. А еще я бы не отказалась…
– Эй, может, хватит? – вскинулся Винченцо. – Тебе делать больше нечего, как изводить себя и нас заодно своими идиотскими фантазиями?
– Не хочешь слушать, закрой уши.
– Закроешь рот, мне не надо будет закрывать уши, – огрызнулся Винченцо.
– Придурок.
– Эй, детка, не нарывайся.
– А то, что? Закроешь мне рот? Попробуй. Тогда тебе придеться разбираться с Кирком.
– Научи его еще гавкать, – осклабился Винченцо и растянулся на траве.
– What are you speaking about? – Кирк повернул голову к Эбигейл, услышав собственное имя.
– Do not pay attention, – отмахнулась Эбигейл.
– Вам не надоело бросаться друг на друга? – синьора Полетте свела брови, посмотрела на Эбигейл, затем на Винченцо. – И не дети же…
– Я пойду, заберусь на холм, – Алессандро наклонился к Ангелике. – Нечего зря тратить время.
– Я с тобой. Мне тоже не хочется сидеть, сложа руки.
Они пересекли равнину и начали карабкаться на холм. Время от времени Алессандро протягивал руку Ангелике, помогая ей подниматься. Холм был не крутой, пологий, но высокий. К тому же мягкая земля, орошенная утренним ливнем, разлазилась под ногами, тем самым препятствуя подъему. Когда же взобрались на вершину холма, оба изрядно устали. Но отдыхать никто и не подумал, так как спешили увидеть, в каком направлении двигаться, чтобы добраться до людей.
Ангелика смотрела по сторонам и чувствовала, как учащенно бьется сердце. Куда ни глянь, тянулись джунгли с редкими проплешинами-лужайками. Холм был один, тот, на вершине которого стояли они. Не было видно ни рек, ни озер. Не видно было и дорог. Глаза не радовали своим видом ни жилые дома, ни промышленные комплексы, только зеленое море джунглей. Чем больше Ангелика вертела головой по сторонам, тем отчетливее ощущала, как в груди растет отчаяние. Нет. Не из-за джунглей. Джунгли не были бесконечны. Она видела их край справа, слева, спереди и сзади. И этот край был не так уж и далеко, чтобы до него не добраться пешком. И все же с каждой секундой отчаяние становилось все сильнее.
Ангелика услышала, как рядом подал признаки жизни Алессандро, испустил то ли вздох, то ли стон. В тот же миг силы оставили ее, и если бы не Алессандро, вовремя ее подхвативший, она бы растянулась на траве. На глаза девушки набежали слезы, когда она увидела, что, куда ни глянь, всюду сверкал океан. Справа, слева, спереди и сзади. Он как будто издевался над ними. Не хотел отпускать. Но, главное, он разрушил их мечты.
Они оказались на острове и, судя по всему, остров был необитаемый.
Глава 1
Леопольдо
Корабль качнуло. Леопольдо сунул руку под подушку, повернул голову на другую сторону и выругался. Звук голоса наполнил каюту, но тут же умер, раздавленный равномерным тихим гулом, идущим откуда-то снизу, из самого сердца контейнеровоза – машинного отделения.
Леопольдо почувствовал, как к горлу подступил комок, снова выругался, затем немощным стариком сполз с кровати на пол и на четвереньках пополз к столу, ютившемуся в дальнем углу каюты. Леопольдо схватил со стола таблетку и бросил в рот, дрожащей рукой взял стакан с водой, стоявший тут же, и влил в себя жидкость, ощутил, как таблетка, подхваченная водой, словно лодка волной, отправилась в путешествие по пищеводу.
«Какая это уже? Шестая или восьмая?» – подумал невольно, надеясь, что этой таблетке, в отличие от ее предшественниц, удастся лучше справиться с морской болезнью.
Пока полз назад к кровати, держал глаза закрытыми, дабы, не дай бог, не взглянуть на этот чертов серый ковролин на полу. Почему-то он вызывал у него отвращение. Наверное, дело было в цвете. Будь ковролин более веселого цвета, возможно и отношение к нему было бы другим. Казалось, цвет ковролина гармонировал с тем внутренним состоянием, в котором пребывал Леопольдо вот уже который день. Сначала он узнал от капитана о смене курса контейнеровоза, а потом подхватил морскую болезнь. Или это она его подцепила. Для Леопольдо это оказалось не так уж важно. Главное, что он встретился с этой мучительницей сухопутных существ и теперь вот уже второй день она не дает ему покоя, мучая приступами тошноты, температурой и рвотой. В минуты приступов Леопольдо не раз проклинал корабль, море и себя впридачу, особенно себя. Это надо же было быть таким идиотом, чтобы ввязаться в такую авантюру, уже одно начало которой вызывало протест и негодование в его воспаленном болезнью мозге.
Леопольдо запрокинул голову и посмотрел на иллюминаторы. Они были приоткрыты, и, тем не менее, Леопольдо казалось, что в каюте очень душно. Когда ему станет легче, в чем Леопольдо начал уже сомневаться, он, так и быть, прислушается к совету капитана и выйдет на палубу подышать свежим воздухом.
Когда он только прибыл на контейнеровоз с одним лишь рюкзаком за плечами, капитан сказал ему, что первое время может быть тяжело, поэтому ему стоит набраться сил и терпения. В чем именно проявится эта тяжесть, Леопольдо узнал уже потом, когда познакомился вплотную с морской болезнью. Но понял, что это только начало. Достаточно было пройти всего лишь нескольким дням, чтобы Леопольдо осознал, что жизнь на корабле значительно отличается от той, которую он вел на суше. И хотя он не был частью экипажа, и у него не было каких-либо обязанностей на корабле, кроме как не путаться под ногами и не заходить туда, куда не следует, все "удобства" жизни в море он ощущал наравне с членами экипажа контейнеровоза. И в первую очередь это непрекращающаяся качка и замкнутое пространство корабля, с которыми Леопольдо, в отличие от тех же членов корабля, пришлось познакомиться впервые. Возможно, с замкнутостью корабля Леопольдо еще смирился бы, но вот с качкой, то и дело норовящей тебя сбить с ног, мириться было сложнее. Поэтому, лежа в каюте на кровати, Леопольдо с одной стороны ощущал облегчение от того, что, лежа, качка ощущаяется не так сильно, как стоя, но, с другой стороны – лучше бы он испытывал каждый день качку, чем валялся на кровати, мучаясь морской болезнью. Даже таблетки от нее, те, которые принес ему по просьбе капитана Игме, один из членов команды, не помогали. По крайней мере, Леопольдо так казалось.