Он наблюдал за фейерверками с умеренным интересом. Запальщики нервозно толпились вокруг. За ними ждали менестрели – Жаворонок позвал их, но выступить еще не попросил. Поскольку они извечно развлекали возвращенных при Дворе богов, сегодняшняя ночь – ночь бракосочетания Бога-короля – была еще более вычурной.
Сам Сьюзброн, конечно, не появился. Он выше подобных торжеств. Жаворонок глянул в сторону, где над двором отрезвляюще возвышался королевский дворец. В итоге он лишь покачал головой и обратился взором ко внутреннему двору. Дворцы богов образовывали кольцо, и в нижней части каждого здания имелось патио, а выше – балкон; те и другие обращались к центру. Жаворонок сидел невдалеке от своего патио, подальше от густой травы просторного двора.
В воздух взметнулся новый фонтан огня, отбросивший тени на двор. Жаворонок вздохнул, принимая от слуги очередную чашу с фруктовым напитком. Ночь стояла прохладная и приятная, подходящая для бога. Или богов. Жаворонок видел других, сидевших перед своими дворцами. По сторонам двора топтались актеры в ожидании случая порадовать кого-нибудь из возвращенных.
Фонтан поник, и запальщики посмотрели на Жаворонка, с надеждой улыбаясь в свете фонарей. Жаворонок с благосклоннейшим видом кивнул.
– Еще фейерверков, – потребовал он. – Вы порадовали меня.
Три человека взволнованно зашептались и махнули помощникам.
Когда все устроили, в фонарном кольце Жаворонка обозначилась знакомая фигура. Лларимар, как всегда, был одет в жреческую рясу. Даже в городе – а именно там ему следовало сейчас находиться – Лларимар представлял Жаворонка и его духовенство.
– Шныра? – спросил Жаворонок, садясь.
– Ваша милость, – поклонился Лларимар. – Довольны ли вы торжествами?
– Конечно. Можете передать, что я положительно наторжествовался. Но что ты делаешь во дворе? Ты должен быть дома, с семьей.
– Я лишь хотел убедиться, что вам все по нраву.
Жаворонок потер лоб:
– Шныра, у меня от тебя болит голова.
– Ваша милость, у вас не бывает головной боли.
– Значит, тебе нравится мне докладывать, – сказал Жаворонок. – Я полагаю, что за Священной тюрьмой гульба такая же бурная, как здесь у нас.
Лларимар насупился, услышав пренебрежительные слова Жаворонка о божественной обители.
– Праздник в городе фантастический, ваша милость. Т’Телир десятилетия не видывал таких торжеств.
– Тогда я повторяю, что ты должен воздержаться от этих восторгов.
– Я только…
– Шныра, – сказал Жаворонок, сверля жреца взглядом, – если и существует единственная вещь, которую ты можешь ответственно мне доверить, то это развлечения. Я буду – обещаю со всей серьезностью – всячески проматывать время, надираясь и глядя, как эти милые люди поджигают разные штуки. Заклинаю тебя вернуться к родным.
Помедлив, Лларимар встал, отвесил поклон и удалился.
«Этот человек слишком серьезно относится к своей работе», – подумал Жаворонок, потягивая фруктовый напиток.
Мысль развеселила Жаворонка, и он откинулся на кушетке, наслаждаясь фейерверками. Однако вскоре его отвлекло приближение кого-то нового. Или, точнее, кого-то очень важного во главе группы куда менее знатных особ. Жаворонок отпил еще.
Явилась красавица. Богиня. Лоснящиеся черные волосы, бледная кожа, аппетитные формы. Оделась она гораздо скуднее, чем сам Жаворонок, но это выглядело типично для придворной богини. Тонкое вечернее платье из зеленого и серебристого шелка с длинными разрезами по бокам, обнажающими бедра и таз, а вырез на груди так глубок, что воображению почти не оставалось места.
Рдянка Прекрасная, богиня честности.
«Будет занятно», – подумал Жаворонок, мысленно улыбнувшись.
Ее сопровождало около тридцати служанок, не говоря о верховной и младших жрицах. Запальщики возбудились, поняв, что у них не один, а два божественных зрителя. Их подмастерья принялись носиться вихрем, готовя новые заряды фейерверков. Стайка служанок Рдянки Прекрасной метнулась, спеша поставить на траве рядом с Жаворонком узорную кушетку.
Рдянка Прекрасная с обычной грацией возлегла на бок, скрестив безупречные ноги в соблазнительной, но приличествующей даме позе. Обзор позволял ей любоваться какими угодно фейерверками, но все ее внимание адресовалось Жаворонку.
– Мой дорогой Жаворонок, – проворковала она, когда служанки поднесли виноград. – Почему ты меня не приветствуешь?
«Началось», – подумал Жаворонок.
– Моя дорогая Рдянка Прекрасная, – проговорил он, отставив чашу и сплетя перед собой пальцы. – С чего мне делать нечто столь грубое?
– Грубое? – весело переспросила она.
– Разумеется. Ты преднамеренно попыталась обратить на себя внимание – детали, между прочим, великолепны. Это что у тебя на бедрах, косметика?
Она улыбнулась, надкусив виноградину.
– Своего рода краска. Узоры нарисованы талантливейшими художницами из моего духовенства.
– Мои комплименты им, – сказал Жаворонок. – Но ты все равно спрашиваешь, почему я тебя не приветствую. Что ж, предположим, я поступил в точности так, как ты ожидала. Ведь пока ты не подошла, я должен был тобой восторгаться?
– Естественно.
– Ты бы заставила меня признать, что выглядишь убойно, а я онемел от восхищения?
– Я бы не огорчилась.
– Сказать, что в свете фейерверков твои очи слепят и пылают, как горящие угли?
– Это было бы галантно.
– Поразглагольствовать о том, что твои губы настолько безупречно красны, что всякий мужчина задохнется от изумления, но прочитает лучшие стихи, какие вспомнит?
– Мне это, безусловно, польстило бы.
– И ты хочешь таких же слов от меня?
– Хочу.
– Блестяще, женщина, – похвалил Жаворонок, берясь за чашу. – Если мужчина нем, ослеплен и задыхается, как ему, во имя преисподней, приветствовать? Ведь я лишусь дара речи?
Она рассмеялась:
– Ладно, ты уже снова обрел язык.
– Поразительно, он был у меня во рту. Я вечно забываю проверить, на месте ли он.
– Но разве не там ему положено находиться?
– Дорогая моя, – сказал он, – неужели ты не знаешь меня достаточно давно, чтобы понять: мой язык, в отличие от всего остального, редко оправдывает ожидания?
Рдянка Прекрасная улыбнулась, когда фейерверки вновь вспыхнули. В аурах двух божеств искры сразу приобрели поистине неописуемые цвета. На другой стороне они рассыпались слишком далеко от дохов и выглядели сравнительно тусклыми и жалкими, как будто жар был столь слаб, что впору подобрать и унести их.
Рдянка Прекрасная отвернулась от представления.
– Значит, ты все же находишь меня красивой?
– Конечно. Помилуй, дорогая, ты положительно королева красоты. Ты отчасти отражаешь весь мир, и это, если не ошибаюсь, как-то учитывается в титуле.
– Мой милый Жаворонок, лично мне кажется, что ты надо мной издеваешься.
– Я никогда не смеюсь над дамами, – возразил Жаворонок, снова берясь за свое питье. – Насмехаться над женщиной – все равно что перебрать вина. Какое-то время смешно, но недолго, а похмелье превращается в ад.
Рдянка Прекрасная помолчала.
– Но у нас не бывает похмелья, ибо мы не можем напиться, – заметила она чуть позже.
– Разве? – удивился Жаворонок. – Зачем тогда все это великолепие и вино?
Рдянка Прекрасная изогнула бровь.
– Бывает, Жаворонок, что мне не понять, когда ты валяешь дурака, а когда говоришь серьезно, – сказала она.
– Что ж, в этом я запросто помогу тебе разобраться, – ответил он. – Если ты хоть раз сочтешь меня серьезным, можешь не сомневаться, что перетрудилась, вникая в этот вопрос.
– Понятно, – сказала она, перевернувшись на живот.
Она оперлась о локти, груди аппетитно натянули ткань; на обнаженной спине меж острых лопатоки играли отблески фейерверков.
– Значит, так. Ты признаешь меня сногсшибательной. Не хочешь ли удалиться с торжеств? Поискать… других развлечений?
Жаворонок заколебался. Неспособность вынашивать детей не мешала богам жаждать близости, особенно с другими возвращенными. Более того, насколько догадывался Жаворонок, невозможность иметь потомство лишь усиливала распущенность двора. Многие боги брали смертных любовников – известно было, что Рдянка Прекрасная располагала несколькими такими среди своих жрецов. Боги не считали изменой утехи со смертными.
Рдянка Прекрасная разнежилась на кушетке – податливая, зовущая. Жаворонок открыл рот, но в воображении нарисовал… ее. Женщину из снов; лицо, о котором он не сказал Лларимару. Кем она была?
Возможно, никем. Проблеском прошлой жизни или же образом, созданным подсознанием. Может быть, даже, как утверждали жрецы, пророческим символом. Это лицо не должно становиться помехой. Не перед совершенством. Жаворонок услышал свои слова:
– Я… вынужден отказаться. Мне нужно посмотреть фейерверки.
– Неужели они обворожительнее меня?
– Вовсе нет. Но мне кажется, что так я обожгусь куда меньше.
– Тогда почему нам не подождать, пока они закончатся, а после уединиться?
– Увы, – ответил Жаворонок. – Мне все-таки придется отказаться. Я слишком ленив.
– Слишком ленив для близости? – уточнила Рдянка Прекрасная, снова переворачиваясь на спину и разглядывая его.
– Я правда совершенно вялый. Плохой образчик бога, как я твержу моему первосвященнику. Меня, похоже, никто не слушает, и я боюсь, что мне приходится настойчиво доказывать мою правоту. К несчастью, забавы с тобой подорвут всю основу моих доводов.
Рдянка Прекрасная встряхнула головой:
– Я могла бы смутиться, Жаворонок, если бы не твоя репутация. Я считаю тебя союзником. Как ты мог спать с Кроткой, но постоянно уворачиваться от меня?
«Кроткая была последней достойной возвращенной в этом городе, – подумал Жаворонок, отпивая из чаши. – Ни у кого из оставшихся нет и капли ее благочестия. Включая меня».
Рдянка Прекрасная умолкла, наблюдая за последним выступлением запальщиков. Шоу становилось все красочнее, и Жаворонок подумывал, не прекратить ли веселье, пока на него не истратили все фейерверки, не оставив ничего другим богам.
Рдянка Прекрасная не спешила с возвращением в свой дворец, а Жаворонок больше ничего не говорил. Он подозревал, что она явилась не только для словесного поединка и даже не ради попытки его соблазнить. Рдянка Прекрасная всегда была себе на уме. Опыт подсказывал Жаворонку: эта женщина глубже, чем кажется по безвкусным нарядам.
В итоге его наитие окупилось. Она отвернулась от фейерверков, рассматривая темный дворец Бога-короля.
– У нас новая королева.
– Я заметил, – сказал Жаворонок. – Пожалуй, правда, только потому, что мне несколько раз о ней напомнили.
Они помолчали.
– Что-нибудь думаешь об этом? – спросила наконец Рдянка Прекрасная.
– Я стараюсь не думать. Одни мысли приводят к другим, а те, если не соблюсти осторожность, – к поступкам. Поступки утомляют. Сие мне вполне достоверно известно от человека, который однажды об этом прочел.
Рдянка Прекрасная вздохнула:
– Ты избегаешь мыслей, избегаешь меня, любого усилия – есть ли что-нибудь, чего ты не избегаешь?
– Завтрака.
Рдянка Прекрасная не ответила, и Жаворонок огорчился. Она чересчур сосредоточилась на королевском дворце. Как правило, Жаворонок старался не обращать внимания на большое черное здание; ему не нравилось, как оно нависает над ним.
– Возможно, ты сделаешь исключение, – сказала Рдянка Прекрасная, – и малость поразмыслишь над этой исключительной ситуацией. Королева – не шутка.
Жаворонок повертел чашу в пальцах. Он знал, что жрицы Рдянки Прекрасной на придворных ассамблеях громче всех призывали к войне. Не мог он забыть и ночной кошмар: Т’Телир в огне. Этот образ не шел из головы. Жаворонок никогда не высказывался ни за, ни против войны. Он просто не хотел вмешиваться.
– У нас уже была королева, – заметил он.
– Вовсе не королевской крови, – возразила Рдянка Прекрасная. – По крайней мере, со времен Калада Узурпатора не было ни одной.
Калад. Человек, развязавший Панвойну, использовавший свои познания в биохроматических дохах, чтобы создать несметную армию безжизненных и захватить в Халландрене власть. Он защитил королевство своими войсками, но раздробил его и прогнал королевских особ на Высоты.
Теперь они вернулись. Или по меньшей мере одна из них.
– Сегодня опасный день, Жаворонок, – тихо произнесла Рдянка Прекрасная. – А если эта женщина родит вовсе не возвращенного?
– Не может быть, – ответил Жаворонок.
– Да ну? Ты так уверен?
Жаворонок кивнул:
– Из всех возвращенных только Бог-король способен зачинать детей, и все они рождаются мертвыми.
Рдянка Прекрасная покачала головой:
– Мы знаем это от придворных жрецов. Однако я слышала… расхождения в отчетах. Даже если нам на это плевать, есть масса других соображений. Зачем нам королевская особа, которая «узаконит» наш трон? Не правил ли Двор богов сотни лет – достаточно, чтобы сделать королевство легитимным?
Жаворонок не ответил.
– Из этого брака следует, что мы все еще признаем королевскую власть, – сказала Рдянка Прекрасная. – Вдруг горный король замышляет вернуть эти земли? Что, если королева выносит чужого ребенка? Кто наследник? Кто правит?
– Правит Бог-король. Это известно каждому.
– Он не правил триста лет назад, – напомнила Рдянка Прекрасная. – А правили короли. Затем, после них, – Калад, а за ним – Миродатель. Все может быстро измениться. Пригласив эту женщину в наш город, мы, возможно, призвали гибель власти возвращенных в Халландрене.
Она умолкла и задумалась. Жаворонок рассматривал прекрасную богиню. Прошло пятнадцать лет после ее возвращения – она слишком стара для возвращенной. Стара, мудра и несказанно коварна.
Рдянка Прекрасная взглянула на него:
– Я не хочу, чтобы меня застигли врасплох, как было с королевским родом, когда Калад захватил трон. Некоторые из нас строят планы, Жаворонок. Если угодно, можешь присоединиться.
– Ах уж эта политика, дорогая моя, – вздохнул он. – Ты знаешь, как я ею брезгую.
– Ты бог отваги. Нам пригодится твоя самоуверенность.
– Пока я уверен только в том, что буду бесполезен.
Ее лицо закаменело в попытке не выдать досаду. В конце концов она вздохнула и встала, еще раз потянувшись всем своим безупречным телом.
– Когда-нибудь, Жаворонок, тебе придется принять чью-то сторону. Для народа ты бог.
– Не по хотению, дорогая.
Она улыбнулась, затем нагнулась и нежно его поцеловала.
– Обдумай мои слова. Ты лучше, чем воображаешь. По-твоему, я предложила бы себя первому встречному?
Он поколебался, потом нахмурился:
– Вообще-то… да. Именно так я и думаю.
Рдянка Прекрасная расхохоталась, служанки же подняли ее ложе.
– Ох, ладно тебе! Должно быть, как минимум, три бога, которым мне и в голову не придет позволить к себе прикоснуться. Наслаждайся праздником и попробуй представить, как обращается сейчас король с нашим наследством. – Она оглянулась на него. – Особенно если эта картина напомнит тебе, чего ты только что лишился.
Подмигнув, она уплыла.
Жаворонок снова сел на кушетку, затем с похвалой отпустил запальщиков. Когда заиграли менестрели, он попытался выкинуть из головы зловещие слова Рдянки Прекрасной и видения войны, омрачавшие его сон.
В обоих случаях он потерпел фиаско.
8
Сири застонала, перекатываясь. Болела спина, болели руки и голова. Ей было так неудобно, что даже усталость не позволила заснуть. Она села, сжимая голову ладонями.
Она провела ночь на полу опочивальни Бога-короля – считается, что спала. В комнату вливался солнечный свет, отражавшийся от мрамора там, где пол не покрывали ковры.
«Черные ковры, – подумала она, сидя на измятом синем платье, которое послужило и одеялом, и подушкой. – Черные ковры на черном полу с черной мебелью. Халландренцы отлично управляются с лейтмотивами».
Бога-короля в комнате не было. Сири взглянула на исполинское черное кожаное кресло, где он провел большую часть ночи. Она не заметила его ухода.
Зевнув, она встала, выудила сорочку из вороха скомканной одежды и натянула ее через голову. Волосы распустила, прихватив сзади. Придется привыкнуть к подобному порядку вещей. Локоны рассыпались по спине, приняв умиротворенный светлый оттенок.