При этом движение страдало от двойственности: в нем присутствовали элементы и национализма, и социализма. Хосе Антонио нападал на «социальное банкротство капитализма» и возмущался низким жизненным уровнем рабочих и крестьян. Однако марксизм как идеология вызывал у него отвращение, потому что был «неиспанским», а классовая борьба ослабляла нацию – по мнению фалангистов, страну следовало объединить в системе, где наниматель не может эксплуатировать наемного работника.
Первоначально Примо де Ривера тщетно заигрывал то с социалистом Прието, то с анархо-синдикалистской НКТ. Следующим стал Франко: Примо де Ривера напомнил ему слова Освальда Шпенглера, что последним спасением цивилизации всегда оказывался взвод солдат. Но цивилизация, спасаемая солдатами, – это представление об идеальном мире консерватора, а не революционного национального социалиста.
Фаланга неустанно накапливала огнестрельное оружие для уличных боев, и Примо де Ривера запустил интригу в авантюрном стиле Бульдога Драммонда. Лондонский корреспондент газеты монархистов «ABC» Луис Болин, получив секретные приметы, встретился в отеле «Кларидж» с видным англичанином, не назвавшим своего имени, – они договорились о переправке на частной яхте, в ящиках из-под шампанского, большой партии автоматов из Германии. Несмотря на то что вовремя оружие не поступило, вскоре Болин взялся устроить еще более крупную операцию.
Однако Фаланга уже располагала оружием, полученным по другим каналам: 10 марта отряд фалангистов под командованием Альберто Ортеги попытался убить профессора Луиса Хименеса де Асую, депутата-социалиста, но в итоге погиб сопровождавший его полицейский. Через четыре дня фалангисты покушались на жизнь Ларго Кабальеро. Тогда же, 14 марта, Примо де Ривера встретился с Франко в доме шурина генерала Рамона Серрано Суньера и обсудил с ним план действий. Днем позже правительство объявило Фалангу вне закона за покушение на Ларго Кабальеро, и Примо де Риверу арестовали за незаконное владение оружием. Трудно совместить знаменитое очарование Хосе Антонио и брутальность его последователей, а также показной расизм его почитателей в смокингах, собиравшихся в отеле «Париж». Так или иначе, он нес за них ответственность, так как его речи были явным подстрекательством, пускай сам этот брезгливый андалусиец относился к насилию как к чистой абстракции.
Идеал защиты традиционной Испании требовал активного участия, раз авторитарные правые отвергали теперь всякие попытки использовать парламентаризм. В Пиренеях вооружались карлисты, тренировавшие свое ополчение «рекетес» (requetes), прославившееся в Карлистских войнах XIX века ярко-красными баскскими беретами.
Движение карлистов было отчетливо антиконсервативным. Оно официально именовало себя традиционалистски-общинным, в нем усматривали некое подобие «светского иезуитства». Карлисты верили в «жидо-марксистско-масонский» заговор, ставящий целью превратить Испанию в колонию СССР. Либерализм же для карлистов, как и для иерархов Церкви, был источником всех современных зол, они мечтали о возрождении королевской католической автократии в популистской форме.
Главные силы карлистов были сосредоточены в Пиренеях, хотя они имели поддержку и в других областях, например в Андалусии, – карлисты уже расстались со своим былым сочувствием регионалистам. Раньше источником этого сочувствия служило королевство Наварра, его целью было получить поддержку басков и каталонцев в Карлистских войнах XIX века. Но к 1936 году карлисты возненавидели баскский и каталонский национализм.
Многие офицеры-карлисты прошли подготовку в Италии при помощи Муссолини, их вожаки, Фаль Конде и граф де Родесно, устраивали закупки оружия в Германии. Численность карлистских «рекетес» трудно определить, но в одной Наварре в начале 1936 года их было больше 8 тысяч человек. Предположительно во всей стране их набиралось 30 тысяч. Один из их сторонников, Хосе Луис Ориоль, устроил доставку кораблем из Бельгии 6 тысяч винтовок, 150 тяжелых и 300 легких пулеметов, 5 млн патронов и 10 тысяч ручных гранат.
Весной 1936 года в Сен-Хуан-де-Люс, рядом с французской границей, князь Ксавьер де Бурбон-Парма и Фаль Конде учредили Высший военный совет карлистов. В него вошли бывшие офицеры, начавшие составлять план выступления совместно с Испанским военным союзом, тайным объединением правых офицеров армии, с монархистами-альфонсистами и с Фалангой. Связь поддерживалась через полковника Хосе Варелу (впоследствии одного из главных полевых командиров Франко), тайно тренировавших в Пиренейских горах отряды карлистских «рекетес». До правительства Асаньи в Мадриде пока что доходили только самые смутные слухи об этих приготовлениях.
Глава 5. Роковой парадокс
Политический водоворот весны 1936 года привел к неразберихе, парализовавшей промышленность и финансы. Снизился и импорт, и выручка от продажи главных экспортных товаров Испании – цитрусовых, миндаля, вина и растительного масла. Зависимость торгового баланса страны от сельскохозяйственного производства в момент, когда самым противоречивым вопросом была именно аграрная реформа, ускоренными темпами тянула экономику на дно. Землевладельцы, столкнувшиеся с мировым падением цен и с четырехмесячными непрекращающимися осадками на западе и на юге Испании, отчаянно боролись за остатки прибыли, тогда как озлобленные батраки решительно требовали улучшения условий жизни. Счет за десятилетия, если не столетия, социальной, технологической и политической отсталости предъявлялся в наихудший момент.
Институт аграрной реформы старательно проводил переселение, но получалось это медленно из-за юридических проволочек хозяев земель. Это изматывало крестьян, решивших после победы Народного фронта на февральских выборах, что и у них появилось право диктовать свои условия. К тому же они рвались отомстить за увольнения и сокращения зарплат в последние два года и за самодовольное торжество многих землевладельцев в период правительства правого центра.
В первой половине марта безземельные батраки, braceros, стали занимать помещичьи земли в провинциях Мадрид, Толедо и Саламанка. Затем, на рассвете 25 марта, 60 тысяч безземельных крестьян захватили и принялись распахивать земли в провинции Бадахос. В следующие недели схожие акции происходили в провинциях Сасерес, Хаэн, Севилья и Кордова. Силы правопорядка, сдерживаемые памятью о Касас-Вьехас, действовали нерешительно, но это не помогло. В одном из столкновений с крестьянами в Йесте погиб гвардеец. Гражданская гвардия, называемая иногда одобрительно, иногда с горькой иронией «Benemerita», в ответ убила 17 поденщиков и еще больше ранила. В любом случае при власти Народного фронта во всей Испании менее чем 200 тысячам крестьян было передано 756 000 гектаров земли, что превышало цифры за время пребывания у власти всех предыдущих администраций при республике. Но ни у кого из тех, кто осваивал землю, не было денег на семена и на инвентарь. Национальный аграрный банк, которому по закону полагалось решать эту проблему, так и не был создан.
Линия социал-демократов на постепенные действия не могла ни получить поддержку рабочих, чьи ожидания были теперь слишком велики для полумер, ни убедить землевладельцев, что будут уважаться их права собственников. Весенние забастовки вспыхнули не из-за каких-то новых событий или потребностей, а с целью продемонстрировать мускулы рабочего класса. Ему приносила суровое удовлетворение мысль о том, что сбывается старая поговорка об угнетенных: «Когда Бог на небесах возжаждет быть справедливым, бедняк станет есть хлеб, а богачи – дерьмо».
3 апреля в Мадриде собрались кортесы. Индалесио Прието предложил объявить импичмент президенту республики: он обвинял Алькала Самору в ненужном роспуске парламента, слишком буквально и узко трактуя статью 81 Конституции. Предложение было одобрено 288 голосами при всего пяти проголосовавших против, и спустя четыре дня Алькала Самора был смещен.
Меньше чем через месяц после этого, 3 мая, президентом Испанской республики избрали Мануэля Асанью. Правительство надеялся возглавить сам Прието, но его соперник Ларго Кабальеро был полон решимости не допустить этого, вообще запретив участие социалистов в правительстве. Поэтому председателем совета министров (эквивалент премьер-министра) Асанья назначил галисийского политика Сантьяго Касарес Кирогу.
В последующие дни страна содрогнулась от целой череды покушений и убийств. Первой жертвой стал судья Мануэль Педрегал, приговоривший фалангиста к 30 годам тюрьмы за убийство продавца левых газет. Потом рядом с президентом, приветствовавшим военный парад 14 апреля, в ознаменование пятой годовщины республики, взорвалась брошенная из толпы бомба. Охрана из бойцов штурмовой гвардии по ошибке открыла огонь по младшему офицеру Гражданской гвардии: завязался уличный бой между фалангистами и бойцами-штурмовиками, с убитыми и ранеными. Фаланга объявила о своей ответственности за убийство двух журналистов, Лусиано Малумбреса в Сантандере и Мануэля Андреса в Сан-Себастьяне, и социалиста капитана Карлоса Фараудо в Мадриде. 16 апреля фалангисты открыли автоматный огонь по рабочим в центре Мадрида, убив троих и ранив сорок человек.
Коммунисты тем временем создали собственную весьма эффективную военизированную организацию, «Milicias Antifascistas Obreras y Campesinas» («Антифашистская рабоче-крестьянская милиция», MAOC), социалисты – свою «Motorizada». Ношение оружия подразумевалось само собой – до такой степени, что у депутатов кортесов требовали при входе в здание парламента сдавать личное оружие. В Барселоне, более спокойной, чем Мадрид, pistolero из анархистской ФАИ застрелил братьев Мигеля и Жозепа Бадиа, ведущих деятелей «Estat Catala».
Риторика Ларго Кабальеро стала еще более резкой: его заявление, что «революция, которой мы хотим, может быть только насильственной», было воспринято организацией социалистической молодежи как ленинская стратегия. 1 мая консерваторы, трепеща, наблюдали с балконов и из-за опущенных гардин за многолюдным праздничным шествием на улицах и площадях центра Мадрида. Они с растущей тревогой смотрели на красные знамена, плакаты, огромные портреты Ленина, Сталина и Ларго Кабальеро, слушали пение демонстрантов, требовавших образования пролетарского правительства и народной армии. Но их пугали не только эти очевидные политические символы. Рабочие на улицах демонстрировали необычную уверенность – или, с точки зрения их противников, наглость. Даже нищие просили милостыню уже не ради Бога, а во имя революционной солидарности, а осмелевшие девушки высмеивали пуританские условности. 4 мая Примо де Ривера заклеймил из тюремной камеры Народный фронт, заявив, что им управляют из Москвы, что он поощряет проституцию и подрывает семью. «Разве не доносится до вас сегодня крик испанских девушек: “Дети – да! Мужья – нет!”?»
Прието обличал «революционный инфантилизм» левых и предостерегал, что уличные беспорядки и поджоги церквей рано или поздно принудят средний класс поддержать военный мятеж. Этому была отчасти посвящена его длинная речь 1 мая в Куэнке. Другой вожак социалистов, Хулиан Бестейро, профессор логики в Университете Алькала-де-Энареса, пытался предупредить свою партию, что Испания 1936 года – это не Россия 1917-го и что испанская армия не взбунтуется, в отличие от царских войск, уставших от долгой страшной войны. Он был прав, но после левого выступления в октябре 1934 года почти наверняка было слишком поздно ожидать от обеих сторон возвращения к парламентской демократии.
Той бурной весной анархо-синдикалистская НКТ пыталась найти работу для своих безработных членов, конкурируя с социалистическим ВСТ. Но анархисты-пуристы из ФАИ осудили это как реформизм. По их убеждению, иметь дело с капиталистическим обществом было равносильно продажности. Так или иначе, угроза военного выступления начинала сплачивать синдикалистов и членов ФАИ. 1 мая НКТ провела свой национальный съезд в Сарагосе, «втором городе анархизма». На нем была подтверждена традиционная позиция – «нет» соглашению с любыми политическими партиями; при этом все внимательно выслушали доводы Ларго Кабальеро в пользу союза ВСТ и НКТ. Ни он, ни анархисты не понимали, что именно в этом и состоит тайная стратегия коммунистов.
При своей ограниченной боевитости испанская компартия все же была более организованной и дисциплинированной силой, чем другие партии, и обладала твердой волей. Молодые коммунисты восхищались этим, считая единственным способом добиться целей рабочего класса. Коммунистам мало было одного Народного фронта, они стремились к объединению всех партий и союзов рабочего класса, чтобы те помогли им взять власть. Ларго Кабальеро, старому профсоюзнику без воображения, не понимавшему таких вещей, было невдомек, что Альварес дель Вайо, самый его доверенный советник, впоследствии назначенный им министром иностранных дел, тесно сотрудничает с агентом Коминтерна Витторио Кодовильей. Готовился переход всей социалистической молодежи под эгиду Испанской коммунистической партии в обмен на обещанную власть и с той аргументацией, что только коммунисты обладают профессионализмом и международной поддержкой, чтобы победить фашизм.
Этторе Ванни, крупный деятель Итальянской компартии, работавший тогда в Испании, говорил, что коммунистическая дисциплина насаждалась с фанатизмом, отчасти дегуманизировавшим самих коммунистов, но при этом составлявшим их несомненную силу. Нерушимая вера в «научный социализм» убеждала молодых коммунистов в неизбежности конечного торжества марксизма. По их мнению, единственным путем к достижению торжества идеалов был абсолютный контроль над властью.
Испанские коммунисты находились под сильным влиянием их собственных представлений о Русской революции, в которой они видели сочетание романтического героизма и бескомпромиссного отказа от всякой сентиментальности ради построения лучшего, по их мнению, будущего. Себя они воображали единственной силой, способной правильно руководить массами. Любой колеблющийся, задававший вопросы, объявлялся слабаком и мелким буржуа, а то и предателем мирового пролетариата. Страхи либертарианцев они приписывали разлагающему влиянию власти и дилетантской суете накануне схватки с безжалостным врагом. Среди откликнувшихся на коммунистический зов был глава организации социалистической молодежи Сантьяго Каррильо: он стал почти всесильным, слив социалистическое и коммунистическое молодежные движения в единую Juventud Socialista Unificada. Когда разразилась гражданская война, Каррильо подчинил всех ее 200 тысяч членов коммунистическому контролю, предприняв в хаосе борьбы отлично продуманный маневр.
В Каталонии коммунисты вошли в «Unio Socialista», каталонское отделение ИСРП и Каталонской пролетарской партии, создав вместе с ними ОСПК (Объединенную социалистическую партию Каталонии), тоже вскоре перешедшую под полный контроль коммунистов. Что касается коммунистов-последователей Троцкого, то они в 1935 году объединились в ПОУМ (Рабочую партию марксистского объединения) под руководством Хоакина Маурина. В Басконии (Эускади) был наконец-то принят автономный статус, в Галисии этот же статус был одобрен огромным большинством 28 июня.
В начале лета 1936 года в Европе была напряженная обстановка. Гитлер вопиющим образом нарушил положение Версальского договора о демилитаризации Рейнской области. Одновременно он оказывал давление на австрийского канцлера Курта фон Шушнига в рамках своей стратегии подготовки аншлюса. Муссолини вторгся в Абиссинию и открыто рассматривал возможность расширения своих новых владений в Северной Африке. Во Франции на выборах победил Народный фронт, новое правительство возглавил Леон Блюм, но, судя по реакции правых, Франции тоже грозил острый политический кризис.