Она принялась за еду, но не удержалась, чтобы не взглянуть на того мужчину. Смотрит ли он еще на нее? Да, смотрит. В этом не было никакого сомнения. Он сидел на одной из скамеек около водопада, закинув ногу на ногу, в позе самой что ни на есть вальяжной. На вид ему было лет тридцать восемь — тридцать девять, у него были светлые блестящие волосы — прическа, впрочем, слишком длинная и небрежная, чтобы ее могли счесть модной, по крайней мере в тех кругах, где вращалась Марго.
На нем была кремовая рубашка и сизо-серый галстук-бабочка в тон костюму. Было в его позе что-то такое, что заставляло предположить, что он очень богат и к тому же привык ни в чем себе не отказывать.
Марго уже почти доела свой sfinciuni, когда на горизонте появился Рэй Триммер. Рэй был одним из самых талантливых сочинителей рекламы в компании «Раттер Блэйн Раттер», хотя его вечная необязательность порой доводила Марго до белого каления. Он бросил огромный неопрятный сверток с сандвичами на бетонную плиту и сел к ней поближе.
— Ты не против, если я к тебе присоединюсь? — спросил он, разворачивая сандвичи и проверяя, какая в них начинка. — Сегодня дочка собирала мне завтрак. Ей восемь лет. Я ей сказал, что она может дать волю фантазии.
Марго нахмурилась при виде сандвича, лежавшего на самом верху кучи: «Тунец с джемом. Нельзя сказать, что она лишена фантазии».
Рэй принялся за еду.
— Я хотел поговорить с тобой насчет этого нового освежителя «Весенний цветок». Я решил поработать над тем, чтобы сделать из него не такой вульгарный ширпотреб, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я понимаю, конечно, что освежитель для постели — это массовая продукция по своей сути, но я полагаю, нам следует постараться, чтобы он выглядел более элегантным… более элитарным.
— Мне нравится то, что у тебя было сначала.
— Не знаю, не знаю. Я показывал тот проект Дэйлу и не могу сказать, что он был им страшно доволен. У женщины в рекламе такой вид, будто она дезинфицирует постель, чтобы избавиться от вонищи своего муженька.
— Но как раз для этого «Весенний цветок» и предназначен.
Рэй потянулся за следующим сандвичем. Не заслоненная Рэем, Марго опять почувствовала на себе взгляд человека в сером костюме, который смотрел на нее все так же не отрываясь. Белокурые блестящие волосы, в лице что-то странное, средневековое; глаза блекло-синего цвета.
— Рэй, видишь этого типа вон там? Который сидит прямо около водопада?
Рэй поднял голову, жуя новый сандвич, затем повернулся и посмотрел вокруг. Как раз в этот момент толпа японских туристов наводнила площадь и совершенно заслонила того человека. Когда туристы прошли, вместе с ними исчез и он — хотя Марго терялась в догадках, как ему удалось исчезнуть так незаметно.
— Не вижу я никого, — сказал Рэй. Лицо у него передернулось, и он посмотрел на сандвич, который ел. — Это еще что за дьявол? Свиной хрящик с арбузом! Ну и ну!
Марго сложила салфетку и сунула ее в свою сумочку от Джаспера Конрана.
— Слушай, Рэй, поговорим потом, ладно?
— Ты даже не посмотришь, что у меня сегодня на десерт?
Марго быстро пошла через площадь по направлению к водопаду. Вода стекала с его верхнего уступа так медленно, так равномерно, что казалось, будто она совсем не движется — гладкая стеклянная поверхность. К ее удивлению, мужчина стоял совсем недалеко, в кирпичной нише с бронзовой статуей обнаженной женщины — обнаженной и с завязанными глазами.
Он увидел подошедшую Марго, но не сделал попытки скрыться. Он смотрел так, как будто ждал ее появления здесь.
— Прошу меня извинить, — сказала Марго как можно более внушительно, хотя пульс у нее скакал, как кролик Роджер по травке, — у вас, вероятно, какие-то проблемы с глазами?
Мужчина улыбнулся. Он стоял очень близко, и был он очень высок — пожалуй, шесть футов три дюйма, и от него пахло корицей, мускусом и каким-то душистым табаком.
— Проблемы с глазами? — спросил он тихим грудным голосом.
— Да, ваши глаза, кажется, не могут смотреть ни на кого, кроме меня. Вы хотите, чтобы я позвала полицейского?
— Я прошу прощения, — сказал мужчина, слегка поклонившись. — В мои намерения вовсе не входило вас напугать.
— Вам бы и не удалось. А вот почти любая другая на моем месте испугалась бы.
— В таком случае я снова прошу прощения. Мое единственное оправдание состоит в том, что я любовался вами. Не позволите ли сделать вам подарок? Это всего лишь маленькая вещица — в знак моего раскаяния.
Марго нахмурилась, глядя на него с недоверием.
— Мне не нужны никакие подарки, сэр. Все, о чем я вас прошу, — это не пялиться на женщин, как Сэмми-психопат.
Он засмеялся и показал ей предмет, лежащий у него на ладони. Это была крохотная сверкающая брошка — миниатюрный бело-розовый, цветок, вставленный в стекло.
Марго не могла оторвать от нее глаз.
— Какая красивая. Что это?
— Это цветок джинна с горы Ракапуши на Памире. В настоящее время он вымер как вид, и, возможно, это единственный оставшийся экземпляр. Он был сорван высоко в горах, там, где всегда снег, и привезен в долину Хунза, где его вставили в расплавленное стекло способом, ныне утерянным.
Марго, разумеется, не поверила ни единому его слову. Похоже, он пудрит ей мозги, чрезвычайно хитро и замысловато — но все-таки пудрит.
— Даже если бы я и согласилась принять что-нибудь от вас, то уж никак не такое.
— Вы меня очень обидите, если его не возьмете, — кротко сказал мужчина. — Дело в том, что я купил эту вещь специально для вас.
— Это просто смешно. Вы даже не знаете, кто я.
— Вы — Марго Хантер. Вы работаете в рекламной компании «Раттер Блэйн Раттер». Я видел вас несколько раз, Марго, и решил все о вас узнать.
— Ах вот как! А сами-то вы что за дьявол?
— Джеймс Бласко.
— Вот оно что! Джеймс Бласко. И чем вы занимаетесь, Джеймс Бласко? И почему вы считаете, что имеете право наводить справки обо мне, а потом сидеть и на меня пялиться?
Джеймс Бласко поднял руки в знак полной капитуляции.
— В общем, я ничем не занимаюсь. Есть люди вроде вас, которые делают дела, и есть другие, вроде меня, которые наблюдают. Вы делаете, я наблюдаю. Вот и все, очень просто.
— В таком случае не могли бы вы переместить свой наблюдательный пункт куда-нибудь в другое место, мистер Бласко? — перешла в наступление Марго. — Куда-нибудь в другое место, где вы не пугали бы людей?
— Я все понял, — сказал Джеймс Бласко, еще раз поклонился и пошел назад через площадь. Марго смотрела ему вслед и чувствовала облегчение и некоторое смущение. Все-таки он был удивительно привлекателен и к тому же явно богат. Когда он дошел до боулинга на противоположной стороне площади, откуда-то появился «линкольн-лимузин» цвета синей ночи и остановился у тротуара. Он сел в машину, захлопнул дверцу и уехал, ни разу не оглянувшись.
Марго вернулась к себе в кабинет. Там ее ожидал Рэй с целой кипой замусоленных эскизов и набросков, которые он свалил на ее обычно девственно-чистый рабочий стол.
— У тебя такой вид, как будто ты только что видела привидение, — сказал Рэй.
Марго рассеянно улыбнулась.
— Да? Нет, со мной все в порядке.
— Не хочешь взглянуть на наши новые идеи? Кенни сделал вот эти рисунки. Это пока еще не совсем то, что нужно, но я надеюсь, ты поймешь, что мы собираемся устроить.
— Ну что ж, давай, — кивнула Марго. Она перебирала эскизы, все еще думая о Джеймсе Бласко. «И есть другие, вроде меня, которые наблюдают».
— Хорошенькая булавочка, — заметил ей Рэй, когда она рассматривала один из проектов.
— Не поняла?
— Ну, эта твоя булавка, или брошка, или как это называется. Где брала? В «Блумингдейле»?
Марго посмотрела на свой желто-коричневый льняной пиджак и увидела брошку, яркую и сверкающую, — прямо на лацкане. Крохотный цветок джинна, оправленный в стекло.
«Нет, но когда он исхитрился?» — возмущенно вопросила она себя. И, с негодованием глядя на Рэя, выпалила:
— Это не из «Блумингдейла»! Это редчайшая брошка в мире, может быть, единственная во всей этой чертовой вселенной! Настоящий цветок, ручная работа.
Рэй снял очки и присмотрелся к брошке повнимательнее.
— В самом деле? — сказал он и как-то странно посмотрел на Марго.
* * *
На следующее утро она увидела его, когда подходила к зданию офиса. Он стоял рядом с вращающейся стеклянной дверью в ярком свете утреннего солнца — одетый безупречно и, как вчера, опять во все серое. Он шагнул к ней с протянутыми руками, как будто говоря:
«Извините меня, я совсем не хочу быть навязчивым. Ни вчера, ни сегодня этого не было и нет в моих мыслях».
— Вы рассердились на меня, — обратился он к ней, прежде чем она успела хоть что-то сказать. Ей пришлось отойти в сторону, чтобы ее не сбила с ног толпа спешащих на работу сослуживцев.
— Я не рассердилась, — возразила она довольно резко. — Просто я хочу сказать, что не могу принять ваш подарок.
— Я не понимаю, — проговорил он. При утреннем свете она впервые заметила маленький шрам в форме полумесяца на его левой скуле.
— Это слишком дорого. Мистер Бласко, я даже не знаю, кто вы такой.
— Но разве это что-то меняет? Я просто хочу, чтобы у вас была эта вещь.
— И в обмен на что же?
Он покачал головой, как будто она ужасно его обидела.
— В обмен на вашу радость, вот и все! Вы думаете, я какой-нибудь Ромео?
— Но почему я? Посмотрите, вокруг столько красивых девушек! Почему вы выбрали именно меня? Джеймс Бласко посерьезнел:
— Вы всегда хотите знать причину? Просто так устроен мир. В нем есть симметрия. Печать блаженства лежит на тех, кто имеет, и печать проклятия на тех, кто не имеет. Вы — из числа первых.
— Послушайте, мистер Бласко, я очень польщена, но я действительно не могу…
— Пожалуйста, оставьте у себя эту брошку. Не разбивайте мне сердце. И пожалуйста… возьмите еще вот это.
Он протянул ей маленький мешочек из бледно-голубого муарового шелка, перехваченный золотым шнуром.
Марго засмеялась, не веря своим глазам.
— Вы не должны дарить мне такие подарки!
— Пожалуйста, — попросил он. Выражение глаз у него было такое, что Марго почувствовала: отказать ему невозможно. Во взгляде его не было просьбы — только спокойное приказание. Его глаза говорили: «Ты возьмешь, хочешь ты этого или нет». И прежде чем Марго успела сообразить, что делает и во что ввязывается, шелковый мешочек уже был у нее в руках и она говорила:
— Ну хорошо, ладно. Спасибо.
Джеймс Бласко сказал:
— Эти духи созданы Изабей Фобур Сент-Оноре в Париже в 1925 году. Состав был специально приготовлен для польской баронессы Кристины Вацлач, и это единственный экземпляр, существующий в мире.
— Но почему мне?.. — повторила Марго. Почему-то ей было не столько приятно, сколько страшно. Джеймс Бласко пожал плечами.
— Кому, как не вам, пользоваться такими духами? Надушитесь ими сегодня вечером и делайте так всегда.
— Привет, Марго! — услышала она голос Денизы, своей секретарши, пробегавшей мимо. — Не забудь о собрании у Перри, в 8.30 ровно!
Марго еще раз взглянула на Джеймса Бласко, но теперь он стоял против солнца; и лицо его скрывала тень. Она помедлила минуту, потом пробормотала: «Я, пожалуй, пойду», — и толкнула вращающуюся дверь, оставив Джеймса Бласко на улице. Он продолжал смотреть ей вслед, и изогнутое стекло искажало черты его лица.
В лифте она чувствовала себя так, как будто на нее что-то давит. Она едва могла дышать в толпе людей, которые, казалось, вознамерились выдавить из нее жизнь. К тому времени, когда лифт добрался до 36-го этажа, она вся дрожала словно в лихорадке. В своем кабинете она прислонилась спиной к двери, тяжело дыша, удивляясь своему странному состоянию: «Что это? — страх, возбуждение или и то, и другое вместе?»
* * *
В этот вечер она пошла в театр на «Отверженных» — ее пригласил Доминик Бросс, владелец студии звукозаписи «Бросс Рекордс», с которым она познакомилась, когда работала у него. Доминику было 55 лет, он был седовлас, симпатичен, разговорчив, самоуверен, и Марго не собиралась ложиться с ним в постель в ближайший миллион лет. Но компания его ей всегда была приятна, а он неизменно вел себя как истинный джентльмен.
В середине второго акта Доминик наклонился к Марго и спросил шепотом:
— Странный запах здесь, ты не чувствуешь? Марго принюхалась. Она чувствовала только мускусный запах «Изабей» — духов, подаренных Джеймсом Бласко. Нагревшись на ее коже, они стали издавать такой глубокий, такой чувственный аромат, какого она никогда еще не встречала. Возможно, и было ошибкой принять в подарок эти духи, но было в них что-то особенное, что-то эротическое, что-то, что кружило голову.
— Не знаю, — недовольно сказал Доминик, — пахнет какой-то мертвечиной.
* * *
Когда она вернулась домой после ужина с Домиником, у двери квартиры ее ждал Джеймс Бласко. Она была злая и очень усталая. С Домиником явно что-то случилось: он был бесцеремонен, тороплив и даже не согласился подняться к ней выпить чашечку кофе. Когда она обнаружила у своих дверей Джеймса Бласко, настроение у нее отнюдь не улучшилось.
— Интересно, — сказала она, доставая ключ, — как это Лиланд пропустила вас в дом.
— Ну, вы же меня знаете, — улыбнулся Джеймс Бласко. — Подкуп и лесть — вот мое оружие.
— Я не собираюсь приглашать вас к себе, — заявила Марго. — У меня был ужасный вечер, и все, чего я сейчас хочу, — это ванна и немного сна.
— Простите меня, — сказал Джеймс Бласко. — Я все понимаю и не собираюсь вторгаться в ваш дом. Но я хотел бы дать вам вот это.
Он достал из внутреннего кармана длинную черную коробочку для ювелирных украшений, и прежде чем Марго успела запротестовать, открыл и показал ее содержимое. Бриллиантовое ожерелье, яркое, переливающееся, словно из сказки, украшенное семью великолепными подвесками.
— Это уже ни в какие ворота не лезет, — запротестовала Марго, хотя не могла отвести глаз от ожерелья. Это была самая красивая вещь, какую ей приходилось видеть в жизни.
Джеймс Бласко улыбнулся — будто кто-то медленно вытягивал ложку из банки с патокой.
— Считается, что это ожерелье было частью выкупа, который Екатерина Великая предложила турецкому султану.
— Ну а кому оно принадлежит теперь? — спросила Марго. На ее лице плясали крохотные отблески света от бриллиантов.
— Теперь, — просто, без всякой торжественности сказал Джеймс Бласко, — теперь оно принадлежит вам.
Марго подняла глаза от ожерелья.
— Мистер Бласко, это просто смешно. Я не шлюха.
— Да разве бы я осмелился оскорбить вас таким подозрением? Возьмите это. Это подарок. Я ничего не прошу за это.
— Вам действительно от меня ничего не нужно? — спросила Марго, глядя на него в упор.
— Возьмите это. Просто я хочу, чтобы у вас было все самое лучшее. И все. Никаких других целей я не преследую.
В его немигающих глазах читался приказ. Марго понимала, что брошка с цветком джинна и духи «Изабей» — это одно. Но если она возьмет ожерелье, то, как бы Джеймс Бласко ни твердил, что якобы не имеет на нее никаких притязаний, она все-таки будет чувствовать себя обязанной ему. Вполне возможно, что оно стоит больше ста тысяч долларов. Без всякого сомнения, это была такая драгоценность, о которой никогда даже не мечтали большинство женщин в мире.
— Но почему я? — спросила она шепотом.
— Но почему нет? — ответил он вопросом на вопрос, слегка пожимая плечами.
— Нет, скажите, — настаивала она. — Почему именно я?
Он молчал так долго, что ей стало не по себе, потом задумчиво потер шрам в форме полумесяца у себя на щеке и сказал:
— Есть в этом мире люди, осыпанные всевозможными благами сверх всякой меры. Они — лучшие. Бог дал им все: красоту, блеск, богатство. И затем, словно в порыве безумной сверхщедрости, Он одаряет их снова.
Он помолчал еще немного, потом его губы изогнулись в загадочной самодовольной улыбке.