Сегодня был как раз такой день. Учебный год едва успел начаться, сентябрь не успел закончиться, а нас уже приобщили к общественно-полезному труду, и это отнюдь не добавляло радости. Впрочем, это совсем не мешало нам дурачиться и всячески увиливать от работы.
Я, повязав цветастую бандану прямо на 'намордник' - так мы между собой называли респираторы, выглядел очень колоритно, особенно учитывая длинные растрепанные патлы, кислотно-зеленую толстовку и новые модные джинсы. Мама утром велела мне одеться попроще, чтобы не испачкаться, но я проигнорировал совет, и едва она отвлеклась, сбежал. Не мог же я появиться в старых, обшарпанных шмотках перед девчонками? Мама еще бы предложила те вещи, в которых мы копали картошку на даче у деда с бабкой.
Бросив косой взгляд на Юльку из параллельной группы 'красильщиков', стал в позу и сделал селфи на фоне особо необычной надписи: 'ЗЕРКАЛА ЭТО ДВЕРИ'. Ловец расстарался на славу, исполнив рисунок таким образом, словно буквы были и правда вырезаны прямо на зеркале, которое, в свою очередь было похоже на резные двери, и мне захотелось увековечить его творчество. В кадре мелькнул нос моего друга Тима и слегка подпортил фото.
- Эй, свали отсюда! Не порти кадр!
- Ты б еще губки надул, - и друг продемонстрировал мне знаменитую 'уточку'. Я заржал и прислушался к совету. Кадр получился знатный, но Юлька не оценила, недовольно поджала густо накрашенные пухлые губы и отвернулась. Я сразу скис. Видимо шутка хоть и достигла адресата, но не была воспринята должным образом.
Пока мы с Тимом кривлялись, пытаясь шутливо ткнуть кисточкой друг другу в нос, за нашими спинами незаметно возник классный руководитель - господин Спаниель, прозванный так за длинные кудрявые волосы до плеч напоминавшие нам длинные собачьи уши. Впрочем, на этом сходство с милой собачонкой заканчивалось. Привлеченный нашим смехом, разносящимся на два квартала, и возмущенный дурачеством, что отвлекало от полезного облагораживающего труда большую часть класса, класрук явно сдерживался, чтобы не отвесить нам по смачной оплеухе.
- Левченко, Тихонов! - мы дружно вздрогнули и принялись под его недовольным взглядом яростно размазывать серую краску по особо злостной и неприличной надписи из трех общеизвестных букв, - Я очень рад, что вы изъявили желание придти на покраску и завтра. Сбор как обычно, в девять. Не опаздывайте.
- Спан... Станислав Федотович! Вы что-то путаете. Завтра же суббота!
Тим как всегда жаждал восстановить справедливость, чем только усугублял ситуацию. - И вообще, почему только наша школа должна замазывать эти карикатуры? Мы что, самые крайние?
- Именно. Наша школа ближайшая в этом районе, и наши ученики больше всего принимают участие в этом безобразии. И так как энергии у вас хватит на двоих, то завтра вы поможете вечерникам закончить то, что не успеете сегодня. В противном случае...
Что в противном случае нам было не дано узнать, так как класрук узрел поверх старого черно белого граффити, совсем свежий рисунок некой рожицы с глазами, косящими в разные стороны. Превосходно нарисованной и оправой круглых очков явственно указывающей на некого зловредного типа. Учитель позеленел, Тим попытался слиться со стеной, а влетело почему-то мне, хотя начиная с первого класса по рисованию у меня никогда не было ни одной оценки выше тройки, и все мои рисунки были подозрительно похожи на разнообразные какашки. Нужно отдать должное мужчине, он не стал кричать и скандалить, от чего бы смог окончательно испортить себе репутацию, а лишь машинально поправил круглые очки на переносице.
Метнув в меня взглядом молнию, класрук прошипел:
- Не вздумайте завтра опоздать, - и, повернувшись к нам спиной, гордо удалился. Я мысленно послал ему вслед лучи холеры.
- Ну, ты попал, дружище, - друг ободряюще похлопал мне по плечу.
- Ты тоже.
Девчонки ехидно ухмыляясь и перешептываясь бодро закрашивали рисунок. Тим с жалостью во взгляде проводил свое творчество.
Больше повеселиться не удалось, и под мрачным взглядом Спаниеля мы, докуда смогли достать, докрасили стену. А дома вечером мать обнаружила затертый мазок серой краски на новых джинсах, который я по дороге домой более получаса безрезультатно пытался оттереть найденным куском засохшего цемента. Посмотрев на меня взглядом полным укоризны, она покачала головой и ушла застирывать уже совсем не новую вещь в ванную.
Лучше б уже побила, чем этот молчаливый укор. Впрочем, мое желание может сбыться, когда завтра со смены придет отец. Узнав, что мне еще и завтра предстоит идти на отработку, мать также молча посмотрела на меня, и снова ничего не сказала. Я заметил, что глаза у нее красные. Я занервничал.
- Мам, что случилось?
Обычно мои проказы оставались безнаказанными, приходилось лишь выслушать довольно длинную речь о моем нехорошем поведении, с последующим раскаянием с моей стороны. Правда, иногда я творил нечто поистине грандиозное, естественно, по мнению моих родителей. К примеру, прошлогодний "случайный" поджог дедушкиного сарая с лодкой вошел в историю моих проказ. Или случай, когда меня мокрого до нитки привел домой полицейский и заявил, что я по канализации пытался проникнуть на закрытую территорию завода. С меня ручьем стекала вода и я залил весь пол протухшей вонючей водой. Амбре стояло невероятное, а взгляд полицейского был жутко осуждающий, мол, смотрите, какого плохого сына воспитали. Отец, увидев сие безобразие, устроил показательную порку прямо на месте. Если бы я знал, что канализация окажется рабочей.
Впрочем, Тимке повезло еще меньше, он от страха быть пойманным просидел в зловонной канализации до самой ночи, не зная чего бояться больше - быть пойманным полицией или наткнуться на загадочную крысу-мутанта о которой ходили байки и которую мы и пытались найти...
Так вот даже тогда моя мать вела себя иначе и никогда не молчала. Грязные джинсы не столь знаменательное событие, но все равно стоили хоть пары 'ласковых' слов.
Сегодня она лишь грустно смотрела на меня, а потом из глаз брызнули слезы и она, обняв, притянула меня к себе. Я обнял ее в ответ, чувствуя, что случилось что-то поистине ужасное и непоправимое. Не могла же она так расстроиться из-за джинсов! Я не выдержал:
- Мам, не молчи, скажи что случилось!
Глядя в ее изможденное лицо, я уже перепугался не на шутку.
- Что-то с отцом?
Мы пошли на кухню, сели и она начала издалека:
- Понимаешь сынок, иногда люди любят друг друга долгое время, но потом становятся словно чужие. Начинают ссориться, отдаляются и...
- Он бросил нас, да?
Трагедия вселенского масштаба оказалась просто очередной выходкой отца. Однажды он уже уходил, и его не было целых три дня. Но проголодавшись, он быстро передумал и, оставив свою холостяцкую квартиру, вернулся с повинной.
- Ничего, подождем немного и он вернется, так же, как и в прошлый раз. И могла бы прямо сказать, а то начала издалека, словно я маленький!
Но мама думала иначе.
- На этот раз все по-другому. Я не считаю тебя маленьким, просто не знаю как сказать, - она всхлипнула, - У него другая женщина. Давно. Очень давно. Она была все время, и он постоянно нам врал.
Чем больше она говорила, тем безнадежней звучал ее голос.
Выяснилось, что отец был женат до знакомства с мамой. Он поссорился с женой и расстался, а потом встретил маму, они поженились. Вскоре заскучал за прежней жизнью и стал жить на две семьи, тем более что от первого брака у него был ребенок. А теперь та женщина потребовала сделать выбор, и он выбрал. Вроде как тот его сын оказался невероятно одаренным парнем, его пригласили в какой-то жутко дорогой универ, и чтобы его будущее стало действительно замечательным нужно много денег на учебу, и отец этим и займется. Ну да, я-то не такой одаренный...
Но самое страшное, что брак с мамой оказался фиктивным, по поддельным документам. У меня даже фамилия была ненастоящая. Я в ужасе смотрел на маму. Она так же смотрела на меня. Ее привычный мир рухнул, открылся страшный обман. Даже смерть не принесла бы столько боли.
Я почему-то сразу подумал о деньгах. Вот почему нам постоянно их не хватало. Зарабатывал отец не очень много, и матери работать запрещал. Женщина должна сидеть дома, нянчить детей, готовить борщ, стирать носки и ублажать мужа.
А он в свою очередь и так небольшую зарплату делил на две семьи. И еще часто пропадал в командировках, бывало, возвращался злой и раздраженный. Часто закрывался в спальне или на балконе и долго разговаривал по телефону, якобы по работе. Мне стало противно.
- ... И так как наш брак фиктивный, я не могу претендовать ни на алименты, ни на компенсацию, - продолжала мам, - Конечно, можно сделать ДНК анализ, чтобы подтвердить отцовство, - меня перекосило от этих слов, - он обещал помогать, но как я могу сотрудничать с человеком, который врал мне всю жизнь?! - Ее голос сорвался на крик, но она быстро взяла себя в руки, словно испугавшись моей реакции, вытерла слезы и посмотрела на меня. Мне нужно было что-то сказать, но я потерял дар речи. Что в таком случае может сказать пятнадцатилетний пацан? 'Мама, не плачь, все будет окей, я типа мужик и все организую'? Я всего лишь перепуганный школьник, у которого в голове ветер. А тут раз, и детство закончилось, да еще так жестко. Я должен, что-то сказать, но не могу. Мне нечего сказать.
Но, мама у меня одна, и я ее очень люблю. Просто жизненно необходимо поддержать ее. Собрав все силы я, насколько хватило фантазии, бодрым голосом сказал.
- Мам, у нас все получится. Ты только не плачь. Ты ведь не одна. - Я накрыл ее холодную ладошку своей рукой и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, словно обретя уверенность. Я же этого не чувствовал.
***
Где-то на Тропе Бесконечности.
- Он не справится, - авторитетно заявил Критика, глядя в огромное зеркало. Оно слегка мутно и с бликами отражало не местную обстановку и говорящего, а некоего парня дурашливо фотографирующегося с друзьями, - вы только посмотрите на него - недалекий школьник, ничем не интересующийся, он даже не догадывается ни о чем! Мы зря теряем время, - он покачал головой и отвернулся от изображения, где парня уже начал отчитывать учитель, но он ничего не предпринял, чтобы заткнуть этого человека и отстоять свое право.
- Ты не прав. Он уже интересуется, - возразил ему товарищ, - он не такой как все. Я чувствую потенциал. И я никогда не ошибаюсь, а ты все время сомневаешься. Странно, что ты вообще тут.
- Я там, где мой Хранитель.
- Ты и в Хранителе сомневался, или уже забыл?
- Суть моя такая, все ставить под сомнение.
Критика устало потер лицо ладонями и виновато посмотрел на своего Хранителя. Она сидела около почти потухшего костра, засунув босые ноги прямо в горящие угли, задумчиво жуя кусок черствого хлеба. Ни он, ни его товарищ не могли объяснить причины столь странного поведения своей хозяйки. Она не любила останавливаться в городах, предпочитая жить на Бесконечной Тропе, и не считала нужным объяснять свою прихоть.
Тропа пугала Критику и делала его раздражительным, он постоянно чувствовал опасность, ему казалось, что из серого тумана Тропы на него смотрят сотни глаз, тянутся множество щупалец, и если он вдруг останется тут один, то тьма кинется на него, вонзит свои когти ему в горло и оставит умирать здесь вечность. Он знал, что Хранителю тут ничего не угрожает, но не мог понять, почему так спокоен Ловец. Ведь он обычный человек, а им свойственно бояться неизвестного.
Товарищ внезапно подскочил, и Критика почему мстительно подумал, что его друг наконец чего-то испугался, но тот лишь досадливо поморщился и пояснил:
- Мой блудный сосед вернулся. Носило его где-то больше недели, так спокойно без него было. А теперь тормошить меня будет по поводу и без. Извините, мне надо уйти.
- Иди-иди, - пробурчал Критика и сел поближе к своей хозяйке, не то защищая ее от невидимой угрозы, не то чувствуя себя в безопасности около нее.
- До свидания, Ловец, - прошептала Хранительница и помахала маленькой ладонью на прощание.
Ловец улыбнулся и растаял в тумане.