Совсѣмъ недалеко отъ О’Коннеля два солдата торопливо тащутъ аэропланъ. Къ нему, застегивая на ходу крючки парашюта, бѣжалъ офицеръ. О’Коннель ясно услыхалъ слова приказанія. Говорили по нѣмецки. Офицеръ влѣзъ въ машину и поднялъ руку. Солдаты отбѣжали. Пропеллеръ бѣшено закрутился, но успѣлъ сдѣлать только нѣсколько десятковъ оборотовъ, какъ новый страшный взрывъ потрясъ воздухъ. Надъ головой взвизгнули осколки. О'Коннель испуганно пригнулся.
Когда онъ поднялся, въ ушахъ стоялъ туманный гулъ. Одинъ изъ солдатъ ничкомъ лежалъ у аэроплана, другой, сь трудомъ поднявшись, придерживая правой рукой окровавленную лѣвую, спотыкаясь побѣжалъ къ ангарамъ. Летчика не было видно. Аэропланъ стоялъ, работая въ холостую. О’Коннель смотрѣлъ на него какъ завороженный.
Лейтенантъ извиваясь ползъ на животѣ. Онъ старался влипнуть въ землю, чтобы остаться незамѣченнымъ въ открытомъ полѣ.
Исправный аэропланъ — полетъ къ своимъ, къ себѣ, въ старую Англію, домой, — мелькали одна за другой мысли въ головѣ О’Коннеля.
Лейтенантъ подползъ изъ подъ крыла и, ухватившись за скобы, подтянулся на рукахъ. Струи воздуха отъ пропеллера рвали одежду. Дѣлая усиліе, невольно оперся на обѣ ноги. Передъ глазами замелькали звѣзды, все пошло кругомъ, О’Коннель разжалъ руки и упалъ. Боль отъ паденія была нестерпимой. Стоило нечеловѣческихъ усилій и большого труда заставить себя начать все сызнова. На этотъ разъ удалось подтянуться настолько, что можно было достать вырѣзъ ступеньки въ фюзеляжѣ. Но какъ на зло онъ пришелся противъ раненой ноги. Сжавъ зубы до боли, О’Коннель оттолкнулъ мѣшающую ногу здоровой и вступилъ въ вырѣзъ.
Изъ пилотской кабины на него уставились расширенные отъ боли и удивленія глаза. Офицеръ вытянулъ руку съ револьверомъ навстрѣчу О’Коннелю.
Произошла короткая борьба. О’Коннель потерялъ сознаніе.
Когда онъ очнулся, то почувствовалъ, что глаза слиплись въ крови. Съ усиліемъ поднявъ вѣки, увидѣлъ, что лежитъ внутри аэроплана, рядомъ съ мертвымъ офицеромъ.
Лейтенанту казалось, что прошла цѣлая вѣчность пока онъ взгромоздился на сидѣнье. Отодвинувъ трупъ въ сторону, онъ взялъ руками раненую ногу ниже колѣна и сунулъ на педаль.
Пошевелилъ штурвалъ: элероны въ порядкѣ. Въ лицо черезъ передній козырекъ шли свѣжія струи воздуха отъ пропеллера. Повернувъ голову, лейтенантъ увидѣлъ на опушкѣ, изъ которой онъ только что выползъ, людей. Размахивая руками, они бѣжали къ аэроплану.
Слезы забивали не защищенные очками глаза О’Коннеля. Онъ двинулъ секторъ и оторвалъ хвостъ отъ земли. Аэропланъ бѣжалъ.
Внезапно впереди, тамъ, куда бѣжала машина, поднялась черная стѣна земли и, расходясь кудрявыми краями взрыва, закрыла все: поле, ангары, небо. Очередная бомба съ замедленіемъ. Давъ секторъ до отказа, О’Коннель взялъ на себя штурвалъ. Почувствовалъ какъ подкинуло взрывомъ правое крыло, но земля, ангары, самые клубы дыма — все было уже внизу. Машина послушно лѣзла крутою горкой. Увѣренно гудѣлъ моторъ. О’Коннель оглядѣлся. Онъ вывелъ машину такъ, чтобы солнце, лѣниво поднимавшееся надъ розовымъ горизонтомъ, было за спиной.
Проводивъ аэропланъ глазами Эленъ спросила у крестьянина.
— Онъ.
Вмѣсто отвѣта голландецъ протянулъ шлемъ летчика.
Эленъ взглянула на протянутый рваный кусокъ кожи. Да, это были остатки шлема англійскихъ летчиковъ. И снова повернула голову туда, гдѣ скрылся аэропланъ.
А въ лѣсу на прогалинкѣ, въ автомобилѣ, лежалъ пришедшій въ себя высокій сѣдой старикъ съ серебрянымъ шитьемъ на воротникѣ. Онъ нервно ловилъ нижней губой прокуренную сѣдую щетину усовъ и сосалъ ее.
Къ четыремъ часамъ 19 августа судьба боевъ въ Голландіи на сѣверномъ участкѣ, гдѣ англичанами намѣченъ былъ ударъ во флангъ, была рѣшена. Лишенныя оперативнаго руководства и поддержки главныхъ силъ, германскія части отходили съ боемъ. У нихъ на плечахъ, не давая опомниться, двигались англійскіе танки, переброшенные транспортными аэропланами изъ Англіи.
Десантная группа англичанъ, столь малочисленная вначалѣ, къ вечеру дошла до десяти дивизій, большинство которыхъ опять-таки было переброшено по воздуху.
Столь неожиданный и внезапный ударъ съ сѣвера не ожидало германское командованіе, которое направило всѣ усилія своихъ сухопутныхъ армій въ стыкъ между франко-бельгійской границей и подготовляло ударъ вдоль швейцарско - французской границы.
НА АЭРОДРОМѢ ВЪ ДИЖОНѢ.
Къ девяти часамъ на большомъ военномъ аэродромѣ Дижона была замѣтно большое движеніе. Вдоль ангаровъ, крыши которыхъ виднѣлись надъ землей, длинной цѣпью стали вереницы санитарныхъ автомобилей. Въ штабы безпрерывно шли переговоры по радіотелефону съ возвращающейся съ налета на Нюрнбергъ англійской эскадрой.
Генералъ Спенсери, собравшій остатки когда-то могущественной воздушной армады, велъ ее подъ прикрытіемъ французскиіхъ эскадрилій — истребителей въ Дижону. За нимъ, какъ гончія собаки, словно за уходящимъ раненымъ звѣремъ, гнались нѣмецкіе штурмовики и быстроходные истребители.
Генералъ Декруа, прикрывъ завѣсой тылъ разбитыхъ англичанъ, ежеминутно бросался въ атаки на насѣдающаго противника. Но благодаря быстроходности нѣмецкахъ аппаратовъ, имъ удавалось прорвать завѣсу французовъ и налетая какъ коршуны на англійскіе тяжелые бомбовозы, отрывали концевые аппараты, которые, подбитые выстрѣлами, летѣли внизъ, погребая подъ своими обломками команды. Только тогда, когда была пройдена линія Мажино, зенитная артиллерія которой, не считаясь съ тѣмъ, что можетъ нанести потери въ эскадрильѣ истребителей французовъ, открыла заградительный огонь, остатки англійской воздушной эскадры спокойно снизились на дижонскомъ аэродромѣ.
Медленно, какъ подраненныя птицы, одинъ за другомъ садились на мягкую зеленую мураву аэродрома X. Л. Д. Они имѣли очень непрезентабельный видъ. Обшивка во многихъ мѣстахъ была содрана осколками снарядовъ, острые края пробоинъ торчали, какъ клочья порванной бумаги. На одномъ X. Л. Д. носовая пушка, лишенная экрана, печально склонилась къ башнѣ, готовая вотъ-вотъ оторваться.
Изъ нѣсколькихъ сотенъ аппаратовъ, вылетѣвшихъ съ Британскихъ острововъ, на дижонскій аэродромъ сѣло не больше двадцати.
По сброшенной съ аэроплана лѣстницѣ сошли генералъ Спенсери и его адъютантъ въ разорванныхъ и закопченныхъ кожаныхъ комбинезонахъ.
Ихъ встрѣтили комендантъ аэродрома, англійскій военный атташе и помощникъ начальника штаба французской воздушной силы.
Послѣ привѣтствій генералъ Спенсери, повернувшись къ коменданту, хриплымъ голосомъ опросилъ:
— Есть врачи? У меня въ эскадрѣ половина людей ранено, нужно немедленно эвакуировать ихъ. Можетъ быть, нужны будутъ спѣшныя операціи. Генералъ Маккольмъ раненъ, и я боюсь за его жизнь.
— Все готово для пріема раненыхъ вашей эскадры, генералъ. Лазареты и санитарные автомобили ожидаютъ. Если вы прикажете, немедленно будетъ приступлено къ эвакуаціи, — отвѣтилъ комендантъ Дижонскаго аэродрома, прикладывая руку къ кепи.
— Прошу васъ, — отвѣтилъ Спенсери, и обращаясь къ полковнику, помощнику начальника штаба французскихъ военныхъ силъ, продолжалъ:
— Я-бы хотѣлъ съ вашего разрѣшенія немедленно снестись съ англійскимъ штабомъ и дать ему полный отчетъ о возвращеніи эскадры генерала Маккольма.
Черезъ нѣсколько дней офицерскую палату лазарета въ Лиможѣ посѣтилъ генералъ Спенсери въ сопровожденія англійскаго военнаго аташе. Въ ней лежали раненые офицеры эскадры Маккольма вмѣстѣ со своимъ командиромъ. Раненія ихъ, въ большинствѣ случаевъ, не представляли опасностей для жизни, и были легкими. Капитанъ Уйтлей, раненый въ руку и голову, проводилъ долгіе часы на солнечной верандѣ лазарета. Ему казалось, что весь полетъ надъ Германіей, гибель Макъ-Скотта, бомбардировка Нюрнберга, воздушные бои, — всего лишь сонъ, кошмаръ. Но рука на перевязкѣ и забинтованная голова говорили объ обратномъ.
Въ два часа дня санитаръ доложилъ капитану о томъ, что его желаетъ видѣть прибывшій генералъ Спенсери. Запахнувъ халатъ, Уйтлей прошелъ въ пріемную.
— Здравствуйте, капитанъ, — встрѣтилъ его возгласомъ генералъ Спенсери, поднявшись съ кресла.
— Ваше превосходительство, я благодаренъ за ваше посѣщение, — отвѣтилъ капитанъ, вытягиваясь во фронт.
— Прежде всего разрѣшите вамъ, капитанъ Уйтлей, передать монаршескую милость. Вы награждены крестомъ Викторіи и произведены въ чинъ майора. Ваше участiе въ полетѣ и точность работы какъ офицера связи принесла огромную пользу командованію и отечеству. Лично я отъ души поздравляю васъ, майоръ, и по выздоровленію надѣюсь вновь васъ видѣть подъ моимъ командованіемъ. Военный министръ назначилъ меня командующимъ морскими воздушными силами, и я не сомнѣваюсь, что майоръ Уйтлей не откажется быть моимъ начальникомъ службы связи.
— Слушаюсь, генералъ, — отвѣтилъ растроганнымъ голосомъ майоръ Уйтлей. — У меня не находится словъ, чтобы выразить вамъ свою благодарность. Я буду вновь радъ служить его величеству королю и моей родинѣ.
— Теперь офиціальная часть окончена, дорогой майоръ, садитесь, — сказалъ генералъ Спенсери. — Вамъ навѣрное будетъ не безынтересно узпать новости?
— Генералъ, вы меня обяжете! — отвѣтилъ капитанъ, усаживаясь въ кресло.
ОБСТАНОВКА НА ФРОНТАХЪ ПОСЛЬ ВОЗВРАЩЕНІЯ АНГЛІЙСКОЙ ВОЗДУШНОЙ ЭСКАДРЫ ВЪ ДИЖОНЪ.
— Итакъ, рейдъ нашей эскадры, — началъ генералъ Спенсери, закуривая трубку, — былъ внезапнымъ ударомъ для германскаго командованія. Намъ удалось больно укусить гордаго тевтона въ одно изъ самыхъ чувствительныхъ его мѣстъ. Ко донесеніямъ развѣдывательной службы, бомбардировка плотины и военныхъ заводовъ около Нюрнберга удалась. Какъ то, такъ и другое взлетѣло на воздухъ. Конечно, эскадра, какъ вамъ извѣстно, потерпѣла значительнѣйшій уронъ. Вернулось всего лишь десять бомбовозовъ, большинство изъ которыхъ требуютъ ремонта и объ введеніи ихъ вновь въ строй сейчасъ нельзя говорить. Наша десантная операція въ Голландіи развивается успѣшно. Благодаря умѣлой агитаціи, голландцы формируютъ партизанскіе отряды, которые сильно вредятъ оккупаціоннымъ частямъ нѣмцевъ. По мысли нашего командованія, сѣверъ Голландіи будетъ служить плацдармомъ, откуда будутъ наноситься удары въ германскій флангъ. На укрѣпленныхъ линіяхъ Мажино въ настоящее время идетъ артиллерійскій бой. О какихъ-либо наступательныхъ операціяхъ, конечно, сейчасъ рано, думать.
Какъ видите, майоръ, Европа заполыхала грозными зарницами. Напрасно говорили наши военные спеціалисты, да я и самъ къ тому же въ ихъ числѣ, о томъ, что воздушный флотъ будетъ главнымъ орудіемъ въ рукахъ военн-начальниковъ во время войны. Оказалось, что это не такъ. Ну мы нанесли ударъ, но не разбили мощи. Нѣмцы тоже сдѣлали нѣсколько налетовъ на Британскіе острова и на французскіе промышленные центры, и тоже безъ большого ощутительнаго ущерба. Снова, какъ во время послѣдней великой войны, арміи зарылись въ землю, и хотя многіе военные спеціалисты утверждали то, что слѣдующая война будетъ продолженіемъ бывшей и, пожалуй, они правы. Опять, какъ и въ 1918 году, протянулись съ сѣвера на югъ безпрерывныя линіи окоповъ, правда, не примитивныхъ, какъ раньше, а защищенныхъ многометровыми желѣзобетонными покрытіями. Мечта о быстромъ окончаніи войны посредствомъ внезапнаго удара оказалась только мечтой.
Одно только могу сказать, дорогой майоръ, что первыя военныя дѣйствія не оправдали тѣхъ надеждъ, которыя возлагало на нихъ какъ франко-англійское командованіе, такъ и германскій большой генеральный штабъ.
СОВѢЩАНІЕ НАЧАЛЬНИКОВЪ ШТАБОВЪ.
Полдень. Солнце палитъ нещадно. Почернѣвшія поля, искалѣченные лѣса, низины, ѣдкій запахъ разложенія... Съ фронта доносятся протяжные разрывы снарядовъ и бомбъ. Земля вздрагиваетъ. По ея поверхности пробѣгаетъ волна взрывовъ, достигая также небольшого аэродрома при главной квартирѣ англо-французскихъ союзныхъ войскъ. Сразу, непосредственно, за зеленой муравой летнаго поля, въ ближайшемь пригоркѣ, раскрылась, какъ зѣвъ чудовищнаго животнаго, огромная, укрѣпленная желѣзобетономъ, темная арка двери. Съ правой стороны тянется, поблескивая синеватымъ отливомъ въ лучахъ солнца, узкоколейная желѣзнодорожная линія, которая, сдѣлавъ большой кругъ, обходитъ аэродромъ и скрывается въ холмахъ. Налѣво — черная лента асфальтоваго шоссе. По нему безпрерывно мчатся автомобили, съ ревомъ проносятся мотоциклеты.
Майоръ Уйтлей только что спустился на одномѣстномъ истребителѣ на аэродромъ главной квартиры. Сдавъ машину подбѣжавшимъ механикамъ, онъ на ходу отстегиваетъ ремни парашюта и быстрыми шагами направляется къ аркѣ. У входа его встрѣчаетъ французскій офицеръ.
— Здравствуйте, майоръ. — обращается офицеръ красиво грассируя, — я васъ здѣсь ожидаю всего лишь десять минутъ. Вы точны, какъ истинный джентльменъ. Пойдемте въ наше кротовое жилище, гдѣ вамъ уже отведена комната, а люди связи прибыли еще вчера.
Майоръ Уйтлей зналъ давно капитана французской службы Дидье. Вмѣстѣ съ нимъ онъ кончилъ французскую Академію генеральнаго штаба и проходилъ стажъ летчика въ восемнадцатой эскадрильи бомбовозовъ французской авіацiи.
Въ туннелѣ, имѣющемъ маленькій наклонъ, было тихо. Завернувъ сразу налѣво, майоръ и капитанъ оставили главную дорогу, вмѣстѣ съ рельсами и шоссе. Электрическія лампочки ярко освѣщали лѣстницу, по которой они стали опускаться внизъ. Французъ, идя впереди, все время болталъ, жестикулировалъ, часто останавливаясь. Изъ его разговоровъ майоръ узналъ, что сегодня состоятся совѣщаніе начальниковъ штабовъ, а также докладъ экономической комиссіи и начальника союзной развѣдки.
Желѣзныя ступени, казалось, были безконечны. Лѣстница уходила глубоко въ землю. Порой были площадки, отъ которыхъ направо и налѣво шли новые туннели, освѣщенные электричествомъ. По нимъ безшумно передвигались электрическія телѣжки, груженныя чѣмъ-то и закрытыя брезентомъ. Солдаты молча отдавали честь. Только иногда тишину нарушалъ гулъ. Лампочки вздрагивали, электрическій свѣтъ мигалъ.
— Сегодня на фронтѣ жарко, — сказалъ Дидье. — Нѣмцы долбятъ съ самаго утра. Въ оперативномъ штабѣ мнѣ говорили о томъ, что развѣдка доносить о чрезвычайной активности на лѣвомъ участкѣ. Мнѣ кажется, что можно ожидать сюрприза.
Лѣстница кончилась. Подойдя къ телефонному аппарату, вдѣланному въ стѣну, капитанъ Дидье вызвалъ центральную станцію, приказавъ соединитъ себя съ отдѣломъ транспорта.
— Алло. Отдѣлъ транспорта. Немедленно вышлите въ галлерею Ц 8 электровело. Здѣсь говоритъ капитанъ Дидье, адъютантъ начальника штаба.
— Сейчасъ, — отвѣчаютъ ему.
Капитанъ повѣсилъ трубку и, обернувшись къ майору Уйтлей, сказалъ:
— Намъ придется подождать. Я заказалъ электровело, которое доставитъ насъ къ начальнику штаба. Можно было бы пройти этотъ кусокъ пѣшкомъ, но это заняло бы время, а у насъ его въ обрѣзъ, такъ какъ совѣщаніе назначено ровно въ два часа, а до этого вамъ еще нужно познакомиться съ вашимъ «хозяйствомъ» и съ планомъ главной квартиры. Правда, солдаты и вашъ вѣстовой знаютъ хорошо свой секторъ, но, такъ какъ наше «кротовое» убѣжище представляетъ изъ себя цѣлый подземный городъ съ десятками туннелей, коридоровъ, съ нѣсколькими квартирами для штабъ-офицеровъ, съ безчисленнымъ количествомъ канцелярій, то, по-моему, знакомство займетъ нѣкоторое время. Въ ваше распоряженіе, майоръ, комендантомъ штаба отведена комната съ ванной. Она примыкаетъ къ шифровальному отдѣленію и къ вашей канцеляріи офицера связи морской англійской авіаціи. А вотъ и наша колымага, — повертываясь въ глубину туннеля, — закончилъ Дидье.
Черезъ нѣсколько секундъ, къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ Уйтлей съ французомъ, мягко шурша резиновыми шипами, подъѣхалъ экипажъ, напоминающій автомобиль. Солдатъ-шоферъ открылъ дверцу.
— Пожалуйте, — сказалъ французъ, дѣлая рукой пригласительный жестъ. — Туннель 41 Д, — бросилъ онъ приказаніе шоферу.
Электровело безшумно двинулось съ мѣста. Передъ майоромъ замелькали желѣзныя двери съ надписями. По боковой узкой дорожкѣ шли солдаты съ бумагами. Если-бы не электрическій свѣтъ, можно было подумать, что майоръ находится въ большомъ штабѣ гдѣ-нибудь въ Парижѣ или Лондонѣ. Только электровело и попадающіеся навстрѣчу электрическіе экипажи со штабными офицерами разрушали это впечатлѣніе. Черезъ минутъ ѣзды, послѣ нѣсколькихъ поворотовъ, электровело остановилось передъ стальной дверью. На бѣлой дощечкѣ майоръ прочелъ «Отдѣленіе связи главной квартиры».