- Наш Георг получил Имя и Провидение от Георгия Победоносца. Был и наказ... как убить Дракона.
Голос все тише.
- Один самец змеи оплодотворяет 3000 самок и они снова рожают...
Села в кресло, положила руки на подлокотники. Кисти совсем белые и змейки вен набрякли.
- Вы, Андрей, имеете Имя и Назначение от Андрея Первозванного и Петра Первоверховного Вы должны помнить, что... Сатана ищет Укладку.
Пауза. Появившийся вдруг польский акцент пропал, и Мария Родиславовна продолжила уверенным голосом:
- Мы должны дать вам лишь небольшой срок, 2-3 дня, чтобы убедиться (хоть Геша и выбрал вас) в вашей чистоте и силе. И откроем нашу семейную тайну, однако только в той мере, в какой сами в нее посвящены.
В комнату вошла девушка лет 25. Огромные, каре-зеленые глаза посмотрели сначала тревожно на бабушку, потом на Андрея - с любопытством. Темно-русые волосы, чуть вьющиеся, собраны сзади в аккуратный пучок. И та же стать, что и у бабушки, и грациозность от природы и породы.
- Здравствуйте, Андрей Петрович. Я Ирина Яновна БогданСвич. С приездом. Мы рады.
- Здравствуйте.
- Давайте, я покажу вам дом и вашу комнату.
Две анфилады комнат первого этажа. С двух противоположных торцов каждой из анфилад - лестницы наверх, в мансардную часть. Остатки кафельных печей замаскированы фотографиями и документами в рамках. Музейная атмосфера всюду.
- Почти весь первый этаж - музейные помещения. Я изредка провожу здесь экскурсии. У нас с бабушкой внизу только пять комнат. Кабинет, гостиная, столовая, бабулина спальня и ванная с туалетом. В гостиной вас встретили, наверху библиотека и две спальные комнаты. Одна из них для вас. А у моих прадедов здесь было как обычно: к гостиной примыкала диванная комната, к столовой - буфетная, ну и в дальней части поварская с лакейской. Сейчас все, конечно, перестроено и перекроено.
- Да, - сказал Андрей, - нет "тапереча" ни лакейских, ни диванных. Только у новых "хозяев".
Ирина вдруг рассмеялась и показала рукой на фотографию суровых "комиссаров в пыльных шлемах".
- Это знак, - она прижала пальчик к губам.
- Кстати, ваша бабушка тоже говорит со мной как-то многозначительно и слова ее загадочны.
- Они загадочны для тех, кто не знает Слово Знака, - девушка стала серьезной.
- Ну, да, узнаю Титаныча. Он любил значительные фразы.
- Назовите пару.
- "Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя".
- А еще?
- "Чтобы узнать, открыта ли дверь, нужно толкнуть ее". Я чувствую, что мне вы приготовили какую-то тайную дверь...
- Вы догадливы и подаете надежды.
Ну и фраза. Андрею не понравилось, что ему, 60-летнему ученому мужу, эта аристократическая "фифа" будет диктовать правила. Но он тут же отбросил обиду: в конце концов, её возраст позволяет быть в меру легкомысленной. Его-то студентки за редким исключением лишь к 5-му курсу становятся "интересными" молодыми женщинами, выказывая и вкус, и образованность, и умение вести себя "как леди". А у Ирины это все с детства...
- Не огорчайтесь и не обижайтесь, - она тронула его за руку. - Вы, пока, как пессимист, думаете, что оброненная монета обязательно упадет в решетку люка.
- Отнюдь, - он вспомнил удачу с "Чижиком".
И снова экзамен:
- Что вы, Андрей Петрович, знаете о мифологии змей?
Господи, дались им эти змеи.
- Ну, попадались пару раз...
Он посмотрел на девушку внимательно, по-мужски. Ноги, грудь, шея, затылок с нежными завитками волос, узкие девичьи плечи. И добавил примирительно:
- А если я отвечу на ваш вопрос, могу я рассчитывать на "троечку с плюсом"?
- Посмотрим.
- В мифопоэтической традиции язычества змей посылают боги. Змея охраняет источники мудрости и является символом восстановления...
- Да, да, вот именно восстановления. Дальше.
- В христианстве - символ зла, искушения.
Он наморщил лоб, вспоминая.
- В Евангелии от Марка сказано, что уверовавшие будут спокойно брать ядовитых змей и даже пить их смертоносный яд. Знаменательна история про апостола Павла и змею.
Андрей Петрович не удержался и похвастал, что у него с собой его повесть о Павле.
- Что вы говорите?! Какое совпадение! Дядю Георга тоже крайне волновала эта тема! Слово Знака! Разрешите прочесть? - видно было, что она взволнованна. Глаза вспыхнули, на щеках румянец, губки неожиданно припухли и приоткрылись.
Андрей приободрился, чувствуя, что тянет на "отлично" и продолжил.
- Говорят, что на Мальте с тех пор нет ядовитых змей. Мальтийцы шутят, что святой Павел змеиный яд отдал мальтийским женщинам.
Ну, надо же, девушка вдруг улыбнулась и посмотрела довольно приветливо.
- Замечательно, Андрей Петрович! Давайте прогуляемся до реки, а потом будем обедать. Мы сейчас у дверей вашей комнаты. Моя рядом, а дальше библиотека. Располагайтесь. Я переоденусь, и встретимся через полчаса внизу.
- И, пожалуйста, давайте общаться попроще, - улыбнулся Андрей.
- Я постараюсь, - рассмеялась Ирина.
Комната небольшая, очень уютная обстановка - круглое окно, видимо, выходило на восток, так как, несмотря на то, что было затворено и не зашторено, в комнате не было душно. Он подошел к окну, отворил. Прекрасный вид на реку, которая здесь делала поворот. Один берег, дальний, крутой, скалистый и лесистый, а ближний к усадьбе - достаточно пологий.
Кровать, две прикроватные тумбочки, шифоньер с зеркалом, небольшой, небольшие же и письменный стол, и кресло, и два стула. Мебель вся современная. Кроме кресла, старинного и тщательно отреставрированного. Да еще, пожалуй, парусника, одиноко причалившего на столе с медной табличкой, имевшей трудноразличную надпись "Дозоръ. Георгу от деда". Андрей вспомнил, что такой парусник он видел у Г.Н. дома. Они, его студенты-дипломники, были приглашены на чай, домой к профессору, отметить защиту. Точно. Г.Н. поднял в одной руке бокал с шампанским, в другой этот парусник с Андреевским крестом, легонько стукнул бокалом о судно и сказал: "В путь, друзья! Будьте в Дозоре, семь футов под килем!". Андрей вдруг подумал, что профессор жил в этой комнате последние годы.
Мужчина заглянул в шифоньер, пустой - лишь два полотенца. Огляделся еще раз. Ни фотографий, ни картин, обои свеженаклеенные. Открыл ящик стола. Четыре тетради, исписанные крупным, быстрым и неровным почерком профессора. Сверху лежал портрет Ушакова, к которому на скрепку прицеплена записка: "В путь, Андрей! В Дозор! Ваш Г.Н.". Андрей аккуратно закрыл ящик, нежно коснулся парусов, посмотрел с грустью вдаль за окном, взял полотенце, купальные плавки и вышел.
Ирина была в легких голубых бриджах, в белоснежном топике и такой же белоснежной кепке в морском стиле. На ногах голубые кроссовки. Во время прогулки она была весела, движения легки и упруги. Ну тебе вице-адмирал Нельсон при Трафальгаре. Андрей зачем-то вспомнил его имя: Горацио. Вот почему девушка "монтировалась" с Нельсоном: Грация - Горацио!
Поплавали лишь с полчаса - у Андрея разболелась голова.
- Андрей Петрович, что с вами? Вы меня не слышите? - Она смотрела растерянно и обиженно.
- Нет, Ирина, что вы! Ландшафты изумительны! Я, видимо, немного устал с дороги.
- Давайте вернемся, и вы отдохнете часок перед обедом.
- Можно я подремлю в библиотеке? - Ему не хотелось признаться, что лечь на кровать, где, возможно умирал Г.Н., ему было трудно. - Посмотрю книги.
- Ах, вот что! Вы думаете... Дядя действительно жил в вашей комнате. Но чаще в кабинете, и спал, и умер там, на диване. - Она была поразительно догадлива! - А в библиотеку мы пойдем с вами чаевничать после обеда. Вместе, - она засмеялась.- Пока! - Упорхнула.
Он зашел к себе, поставил будильник на сотовом, лег в кровать и мгновенно заснул.
К обеду Ирина снова переоделась. Это умение женщин в каждом наряде выглядеть совсем по-другому! Зеленое платье с желтыми вставками. Волосы собраны гладким зачесом назад и скреплены зеленым шелковым бантом. Андрей тоже кое-что предпринял - побрился и надел свежую сорочку.
Обедали в столовой. Круглый стол, "венские" стулья. Помещение не вместило бы и десяти человек. В прежней, не перестроенной усадьбе, столовые располагались в самой большой комнате.
Посуда - фарфор и мельхиор, - видимо, из 30-х годов XX века. С блестящей поверхности супницы спортсменки-комсомолки смотрели блестящими глазами и улыбались ярко-красными губами. Призывали, конечно, к здоровому образу жизни и, в частности, к умеренности в еде.
Обед был очень простой, но вкусный и сытный. За обедом в основном молчали. Мария Родиславовна обронила лишь несколько фраз, что в усадьбе четыре человека: она с внучкой, Анна Никитична и Дмитрий Платонович. Последние занимаются всеми хозяйственными делами по дому и саду. Живут они во флигеле. Андрей поблагодарил за обед, сказал, что ему нравится в доме, хочется посмотреть и сад, и окрестности.
Ириша открыла бабушке, что гость написал повесть об апостоле Павле, та ответила спокойно: "Геша знал, кому доверить наше дело". В заключение она сказала, что чаевничает после обеда обычно у себя, а Иришка в библиотеке.
В библиотеке был уже готов чайный стол: самовар, красивые чашки, тарелки с домашним печеньем и вазочки с вареньем.
- Это все Анна Никитична. Мы с вами как-нибудь заглянем к ним во флигель. Там чудесно!
Внимание Андрея привлекла обстановка. По всей ширине одной из стен, от пола до потолка, располагался дубовый книжный шкаф. Такие шкафы называли "шведскими". У двух больших венецианских окон с тяжелыми вишневого цвета портьерами стол, покрытый зеленым сукном. На столе лампа: два амура поддерживают зеленый стеклянный абажур. Четыре полукресла, тоже дубовые, обитые черной кожей, у одной из стен - солидный диван, тоже, видимо, сочетание дуба и черной кожи, прибитой желтыми гвоздиками. Андрей живо представил себе кабинеты советских академиков по фильмам середины XX века. Эти диваны с высокой прямой деревянной спинкой и орнаментом поверху...
- Что, понравился диван? Такой же точно в кабинете внизу. - Ирина прервала его раздумья.
- Я подумал, что на... - он осекся.
Он представил себе, как лежал на таком диване профессор в свои последние дни.
- Я подумал, что крупные ученые, писатели, художники и музыканты, хотя и оставляют после себя свои творения, оставляют умирать на черной коже кусочки истины.
- Позволю себе возразить, - серьезно сказала девушка. - Истина в мыслеобразах, в вибрациях Вселенной, и умереть с телом человека не может.
Попили чай. Ирина молчала, Андрей тоже молча оглядывал книжные полки.
- Сейчас начало третьего, ужинаем мы в семь часов. В вашей комнате, в ящике стола тетради дяди, они пронумерованы, возьмите сюда первую. Я говорю сюда, так как, может, потребуется моя помощь. Он торопился: писал то в тетради, то на отдельных листочках; я помогала ему разбирать бумаги и подклеивать. А мне, пожалуйста, принесите вашу повесть. Жду с нетерпением!
Ему не захотелось усматривать в последней фразе девушки иронию, ее интерес показался ему искренним. Может быть, она, понимая, как непросто отдавать в руки первым читателям свой труд, хотела его приободрить. Он принес в библиотеку две тетради. Свою отдал Ирине, с тетрадью Г.Н. сел за стол. Кресло было очень удобным. Открыл - и сразу записка для него. Профессор писал, что иногда в рукопись будет вкладывать записки. В первой сообщалось, что это - главный, итоговый труд его жизни, что публиковать его до особых указаний Веры Яновны не следует, что последняя тетрадь содержит сведения о некоем артефакте и связанном с ним открытии Г.Н., которое может произвести переворот в мировоззренческих науках.
Это уж точно. Профессор всегда умел "рыть" глубоко, теперь пласты "перевернул". Андрей был взволнован, опять разболелась голова.
- Ой, я забыла снять бант. Можно я положу здесь. - И положила на край стола. Бант пахнул ее волосами, но это не вызывало у Андрея раздражения, наоборот, спазмы в висках прошли.
- О Боже, у вас, Андрей Петрович, почерк такой же ужасный, как у дяди. - И, боясь обидеть, добавила, - дядя шутил, что так пишут пророки. А я ведь филолог, опыт чтения рукописи у меня есть.
Андрей повернулся к ней. Она ладной и ухоженной кошкой расположилась в углу огромного дивана.
- Скажите, Ирина, откровенно, сколько времени я должен пробыть здесь. И что я должен извлечь из работ профессора, кроме, естественно, интереса?
- Потерпите пару дней. У вас много работы, - она была опять серьезна.
Потом, смягчившись, добавила, излучая из глаз какой-то загадочный то яркий, то спокойный изумрудный свет.
- Мы не можем пока так вот просто все объяснить. Почитайте тетради. - Улыбнулась. - Христос ведь только с несколькими подготовленными учениками разговаривал более-менее ясным языком, с остальными и вовсе притчами.
- А если я не готов. Скажу вам совершенно откровенно, что я давно не занимался настоящей работой и ... - Андрей замолчал.
- Говорите, я слушаю.
- Погружаясь с головой в научную или писательскую работу, я заболеваю этой самой головой, и происходит что-то странное: я начинаю постоянно предвидеть какие-то события, чьи-то слова ...
- Я знаю это, и это замечательно!
- Но я лишаюсь покоя, сна. Вот и сейчас ...
Девушка встала с дивана, подошла сзади и положила ладошки на лоб Андрея. Ладошки пахли земляникой. Боль мгновенно улетучилась.
- Мы с Анной Никитичной утром, до вашего приезда, варили земляничное варенье, - сказала она просто.
- Хм, это все впечатляет. А как вы догадались о том, что я почувствовал аромат земляники от ваших рук?
- Но ведь мои руки были у вас на лбу. Проще простого.
Андрей посмотрел на девушку с восхищением и уважением.
- Вас, дорогая, неплохо иметь в друзьях.
- Давайте работать.
- Да, конечно, но еще немного поболтаем.
Ему для работы нужен был всегда некий кураж и некий "наркотик" вдохновения.
- А скажите мне, милая колдунья, как филолог, вот что.
Андрей прикрыл глаза, и в сознании, будто во время некоего интерактивного спиритического сеанса, как из тумана соткались образы Ницше и Достоевского.
- Ницше, этот философ, отшельник и странник, - Андрей опять заговорил очень взволнованно, - считал, что жестокая игра букета его болезней, его сверхчувствительность законченного неврастеника, в какой-то безумной алхимии недр психологии приводила к всплескам творческой мощи. Он сознавал этот феномен, однако для поиска наиболее благоприятных условий существования своего больного организма не только предпринимал неоднократные перемены места жительства, но и основательно штудировал даже геологическое строение региона.
- Это интересно, продолжайте. - Она как-то присматривалась к Андрею. Тот вдохновенно продолжал.
- И наш Федор Михайлович как будто любил свою "священную болезнь". Каждый приступ эпилепсии он гениально "выворачивал" в свои гениальные тексты.
- Вы что же, Андрей Петрович, хотите сказать, что индивидуальные психологические отклонения у названных вами людей и, например, еще Стивенсона, Ван Гога, Гоголя - это непременное условие творчества? Мне кажется, это сложный вопрос, и адресовать его нужно врачам, философам-мистикам и теософам. Я стою на позициях эзотерики и убеждена, что гениальным творцам вибрации в виде слов, образов, звуков идут "сверху", кому-то от светлых сил, а кому-то от темных. Например, Гёте и Толстой считали, что благодаря лишь здоровому образу жизни они могли проникать в неведомые, "подземные" тайники души.
- В их "блюдах" поэтому меньше перца! - Пытался парировать Андрей.
- Может быть. А Пушкин, а Моцарт! Всё как будто без труда, всё легко. "Над вымыслом слезами обольюсь". Можно поправить "над промыслом". - улыбнулась Ирина.
- Можно поправить "мадерой обопьюсь", - засмеялся и Андрей. - Ну, все-все, работать. Меня очень вдохновляет ваш зеленый бант на столе.