Ветте просто нужно помнить, что пока леса Леафарнара будут ей друзьями, ничего ужасного не случится.
Когда она была ещё совсем крошкой, отец смеялся и твердил ей, усаживая дочь к себе на колени, что нет ничего важнее родной земли, родного дома, что нет ничего важнее зелёных шумных лесов, изгибов реки, огромных валунов, синего неба и прохладного сильного ветра. И Ветта слушала, слушала с таким вниманием, как никогда не слушал Милвен… Наверное, именно поэтому отец всегда любил её куда больше, чем её старшего брата. И, пожалуй, именно из-за этого — Милвен был её любимцем — мать любила её меньше всех остальных своих детей. Впрочем, возможно всё дело было ещё и в характере… Однако Певны не справятся без неё, Ветты, не справятся! Милвен, может, и умеет договариваться со многими и подлизываться к тем, кто его лучше во всех отношениях, но полководец из него отвратительный, он даже на коня сесть не всегда может, он и в оружии-то едва-едва разбирается.
— Я хочу вернуться домой, — говорит она, прекрасно понимая, что вряд ли Айше оценит её честность.
По правде говоря, это единственное, чего Ветте точно хочется (на счёт всего остального девушка ещё не решила). И она готова очень многое для этого сделать. Нет, она готова сделать для этого всё! Девушка хотела бы, чтобы ей предоставилась возможность сбежать отсюда. Но единственное, что она знает сейчас — это то, что конюшня находится с мужской стороны Дарара, что в Аменгаре Ветта сможет находиться только ночью из-за страшной жары, что на крышу можно будет подняться через окно, которое есть в её комнате, а оттуда спуститься в конюшню.
Служанка молчит. Должно быть, понимает, что этого Ветте никто не позволит. Что ни Сибилла, ни Нарцисс не позволят девушке снова оказаться на Леафарнаре. Хотя бы однажды… Впрочем, это вообще не касается Айше — насколько Ветта Певн не хочет оставаться на Альджамале, насколько ужасно себя чувствует. Айше обязана только помогать ей одеваться и всё.
Княжна вздыхает. Глупо было думать, что кто-то отнесётся к ней хорошо, что кто-то будет рад ей здесь и будет любить. Глупо было надеяться на подобные глупости. Впрочем… Ещё глупее — думать о своих чувствах тогда, когда куда разумнее думать о том, каким образом лучше сбежать.
Айше молчит, и Ветта думает о том, что неплохо было бы стукнуть её, чтобы помогла ей — запугать, убедить, задобрить… Впрочем… Возможно, можно сделать всё гораздо проще. И, пожалуй, гораздо эффективнее. Изидор довольно строго относятся к тому, в какую одежду одета девушка? Что же… Ветта им устроит…
— Венчаться я буду в традиционной для моего рода одежде. И к княжне Сибилле я тоже пойду в одежде, традиционной для моего рода, — твёрдо говорит Ветта. — А если ты посмеешь ещё раз надеть на меня эти тряпки, то я их изорву в клочья.
Ветта скидывает с себя балахон, и надевает исподнюю рубашку (в которой и была в момент прибытия на Альджамал), после чего тот бирюзовый сарафан, который был положен в сундук матерью. Что же… Он весьма неплох. Во всяком случае, не расшит жемчугом или серебром. Ещё в сундуке лежат сапоги. Те самые, в которых Ветта когда-то любила ходить — старые, удобные, местами рваные.
Служанка не осмеливается перечить. Княжна уверена, что Айше воспитана совсем иначе, чем Ольга — девчонка, которая прислуживала Ветте на Леафарнаре (только до смерти отца, позже у Певнов не было достаточного количества денег, чтобы держать много слуг). Та была бы куда лучшей помощницей в планах княжны. С ней Ветта могла бы поделиться секретом, планами, всем, что смогла бы придумать. И Ольга обязательно поддержала бы. Правда, возможно, дело не в воспитании — девушка, которая помогала Евдокии, дочка материнской ключницы Василина, была такой же чопорной и принципиальной, как и младшая сестрица Ветты. Василину сама девушка очень не любила и обычно старалась причинить ей как можно больше неудобств — от падения во время народных гуляний до обрезанных лент в рыжих косах.
Когда Ветта заплетает себе косу и вплетает в неё ленту, она смотрит в зеркало, что было оставлено на столике. Так ей нравится гораздо больше. Во всяком случае, видны не только глаза. Айше смотрит на княжну с недоверием и опаской. Кажется, до сих пор не совсем верит, что та собирается совершить нечто подобное.
— Ну что ты стоишь, как неживая? — недовольно хмурится Ветта. — Веди меня к великой княжне!
Айше испуганно смотрит на неё, а потом начинает кивать и кланяться. Девушке безумно хочется надавать ей пощёчин, чтобы не занималась глупостями, чтобы, наконец, сделала что-то, чем окажется достаточно полезной — лучше всего было бы, если бы Айше просто ушла, оставив её одну. Впрочем, должно быть, не стоит требовать от этой девчонки слишком многого. Она воспитана совсем в иных традициях, видит Ветту чуть ли не впервые в жизни и не имеет оснований доверять ей и уж тем более — любить её.
Айше послушно ведёт Ветту в покои Сибиллы. Дарар огромен. Куда больше певнского терема. И выглядит куда богаче. Ветту ведут коридорами в покои Сибиллы, и этот путь занимает довольно много времени. Куда больше, чем девушка могла ожидать. Наверное, целых полчаса они идут по коридорам, по лестницам… Айше закрывает своё лицо и свои крылья покрывалом, похожим на то, в которое пытались завернуть Ветту.
Наконец, Ветта оказывается перед резными дверями, которые Айше перед ней раскрывает. Но сама служанка порога не переступает, лишь нерешительно мнётся рядом, словно боится чего-то. Впрочем, она определённо чего-то боится. Но это уже не Веттино дело. Пусть Айше боится кого угодно. Певнская княжна трусить не собирается. Это ниже её достоинства.
Ветта всё думает, что первое, что не понравится в ней великой княжне — её одежда, её коса с вплетённой в неё зелёной лентой, её открытые крылья. Но Сибилла сама не одета во что-то, похожее на тот балахон. Её одежда яркая, жёлтая, на её шее множество украшений. И пусть волосы княжны скрыты под покрывалом и множеством золотых украшений, её руки остаются обнажёнными. И крылья тоже.
На вид Сибилла оказывается молодой красивой женщиной. Такой красивой, какой Ветта не видела ни разу в своей жизни. И крылья у неё — словно сделаны из чистого золота. Они были очень красивыми. Не то что у самой Ветты — бурые с белыми пятнами. Должно быть, крылья Ветты никто и не захочет трогать. Впрочем, касаться перьев считалось дурным тоном. Во всяком случае, на Леафарнаре. Хотя на Альджамале, должно быть, тоже, если уж они считали нужным скрывать крылья под покрывалом. Сибилла красива настолько, насколько Ветта всегда чувствовала себя дурнушкой.
Такие женщины куда чаще бывают коварны и злы, как говорила Ветте матушка.
Девушка не сильно-то верит тому, что коварство определяется внешностью или воспитанием. Наверное, всё дело в характере, в темпераменте — в чём-то врождённом, в чём-то, что не поддаётся объяснению. Однако Сибилла кажется ей опасной. Великая изидорская княжна женщина необыкновенная, пожалуй, и от этого она становится ещё более опасной, непредсказуемой… Впрочем, Сибилла нравится Ветте. Во всяком случае, сейчас. Её глаза притягивают, завораживают, певнская княжна смотрит в них и понимает, что должна сопротивляться обаянию этой женщины, но так же понимает, что что-то в Сибилле подавляет её волю, заставляет чувствовать себя неловко. Что-то в этой женщине, должно быть, может свести с ума человека со слабой волей, сделать его рабом её желаний, её страстей — а уж страстей в ней много…
Сибилла нравится Ветте. Нравится эта сильная женщина, которую, по слухам, опасался сам Киндеирн Астарн. Ветте нравится её воля, её обаяние… И самой девушке, пожалуй, хотелось бы стать такой же… Руки у изидорской княжны смуглые и невероятно тонкие. Такие, что кажется, что легко переломить их одним неловким движением. А пальцы у неё длинные и красивые. Ветте нравится наблюдать, как эти пальцы гладят змею… Змею! Подумать только! Княжна и не думала, что такие вообще где-нибудь бывают! Большие, белоснежные, с крупной головой и умными алыми глазами… На Леафарнаре таких не было — там были только гадюки и ужи, которых Ветта без страха брала в руки. Сёстры и Милвен ужасно боялись их. Впрочем, Евдокия с Мерод боялись даже безобидных лягушек — вместе с Эшером Ветта иногда подкидывала им этих существ в постель. Ох… И сколько же визгу тогда было! Евдокия потом долго жаловалась матушке на Ветту — на проделки Эшера братья и сёстры обычно закрывали глаза. Он был младшим и самым обаятельным.
Сибилла кажется Ветте потрясающей. Не сказать, что она чем-то располагает к себе, но уж восхищение вызывать умеет, это точно. Она красива, хоть правильными черты её лица не назовёшь, она далека от тех идеалов красоты, следовать которым стараются девушки с Леафарнара, но всё-таки это не мешает ей быть удивительной. Такой удивительной, что у Ветты что-то замирает в груди.
Такие женщины обыкновенно — самые коварные существа на свете. Куда коварнее змей, одну из которых Сибилла сейчас держит в руках. Змеи вообще не коварны. Кошки куда коварнее. Ветта никогда не любила кошек. Лошади нравятся ей намного больше. Они не менее умные, чем кошки, не менее гордые, но куда более преданные. Впрочем, Сибилла напоминает смесь кошки и змеи.
Пожалуй, эта женщина должна внушать уважение хотя бы тем, что является главой великого рода. Хотя бы тем, что с её именем связаны самые отвратительные, самые тёмные легенды Ибере. Быть может, леди Мария ГормЛэйт и удивительная женщина, но она никогда не была главой рода, она никогда не воевала — была всего лишь сенатором, первой женой Киндеирна и мачехой известного во всём Ибере сорвиголовы Драхомира, быть может, царевна Варвара Феодорокис была одним из лучших учёных Ибере, возможно, Элина Горская и была уважаемым генералом, но ни одна из них не обладала всем обаянием Сибиллы. Тем тёмным, ярким и обжигающим обаянием, которое жители самых отдалённых уровней называют ведьминским. Вот что, должно быть, имел ввиду Нарцисс, когда говорил, что Сибилла похожа на язычницу не меньше, чем Ветта. Великая княжна и была самой настоящей язычницей — разве что кровь убитых ею девственниц не была в её бокале. Вся в золоте, закованная в него, словно в броню, смелая, жестокая — это видно даже при одном взгляде на неё…
— Ты смелая девочка, — улыбается Сибилла. — Почему?
Девушка едва не вздрагивает. Ей кажется, что великая княжна должна была сказать что-то другое. Кажется, что должны были прозвучать совсем иные слова. Ветте хочется убежать от этих пронзительных глаз, от этих белоснежных зубов, которые, кажется, вот-вот вопьются ей в горло.
Голос у княжны звонкий и чистый, пронзительно чистый, как и её взгляд. Она сама необыкновенно смелая, думается Ветте. И женственная. Она кажется самой настоящей язычницей — поразительно красивой, насмешливой и страшно гордой, эгоистичной и властной. Певнская княжна не отступает. Не делает и шага назад. Нельзя. Нельзя показывать свою слабость. Нельзя показывать страх. Такие, как Сибилла, упиваются страхом, который внушают тем, кто слабее их. Такие, как Сибилла, чувствуют слабость воли, слабость сердца и души. И беззастенчиво пользуются этим.
Она делает только то, что ей хочется делать, и всё из того, чего желает. Эти слова сказал ей Нарцисс в дороге, когда пытался объяснить, какая она — его сестра. Ох, милый, милый Нарцисс! Как же не хватало Ветте теперь его советов! И зачем же только она так грубо разговаривала с ним в дороге?
Вопрос княжны кажется девушке очень глупым. Слишком глупым для женщины, которая возглавляет великий род. Следовательно, в этом вопросе есть какой-то подвох. И задача Ветты — найти его, понять, в чём тут дело. Разве можно ответить, почему человек смел? Разве можно найти ответ на этот вопрос? Да и Ветта — разве она чувствует себя сейчас той бесстрашной девчонкой с Леафарнара, чтобы осознавать себя смелой?..
Взгляд Сибиллы полон насмешки. Она словно ждёт того, что девушка ей ответит. Словно ждёт, что сможет возразить… Ветта смотрит на неё и понимает — великая княжна Изидор просто потешается над ней. Просто смеётся, как над последней простолюдинкой! Ветту захлёстывает гнев. Кто Сибилла Изидор такая, чтобы смеяться над ней, Веттой Певн?! Ветта тоже княжна, пусть и не великого рода, пусть и не глава рода, но они равны. Если и не по привилегиям, то уж точно по праву рождения. Да, Сибилла старше, опытнее, но Ветта зато сильнее, крепче. Неизвестно, есть ли среди девушек Изидор кто-то с таким же хорошим здоровьем, как у певнской княжны. Ветта злится. Ей не нравится, когда над ней кто-то смеётся. Впрочем, брат и сестра великие князь и княжна были похожи друг на друга в этом — уж в чувстве юмора им двоим не откажешь…
— Я скоро стану княгиней, — зло выплёвывает Ветта. — Разве я имею право на то, чтобы быть трусливой?
Девушке хочется вложить в свои слова весь тот гнев, который она испытывает. Только чуть позднее в голову приходит мысль, что это далеко не лучший способ доказать свою правоту. Впрочем, когда это Ветта Певн думала головой прежде, чем что-то сказать или сотворить? Сейчас княжне хочется, чтобы Сибилла поняла, что она никогда не сдастся, что лучше им сразу уже искать другую невесту для наследного князя, если они не хотят лишних проблем. Ведь после подобной грубости никто не захочет видеть такую невесту, правда ведь?.. Матушка всегда говорила именно так, и Ветте хочется в это верить. Хочется верить… Только вот Сибилла совершенно не такая, как матушка, и возможно считает иначе. Возможно, у неё совершенно другие взгляды на то, как должны вести себя девушки. И это Ветту немного пугает. Это может означать, что её не отошлют на Леафарнар, а оставят здесь чахнуть в жарком Дараре.
И опасения сбываются. Великая княжна хохочет. Хохочет долго и открыто, открывая Ветте вид на свою тонкую шею, в которую ничего не стоит вцепиться — девушке кажется очевидным желание придушить Сибиллу. Впрочем, отец всегда говорил Ветте, что при охоте самый очевидный вариант развития событий обычно оказывается ложным. Ни один зверь не покажет свои настоящие слабости. Только те, которые враг посчитает слабостями.
Кажется, Сибилле совершенно всё равно, как Ветта одета и как разговаривает с ней. Кажется, ко всему этому княжна отнесётся спокойно. Вряд ли девушка может сделать хоть что-нибудь, что нарушит спокойствие этой женщины. Что же… Тогда остаётся только один выход — бежать. Бежать и как можно быстрее, чтобы не пришлось потом долго разбираться по поводу развода. Бежать, пока Ветта ещё свободна, пока она может что-то предпринять — а значит, делать это надо как только представится возможность.
— Мы с тобой либо поладим, либо станем злейшими врагами, дорогая, — смеётся Сибилла. — И от тебя тоже зависит, как же сложатся наши отношения!
Какая певнской княжне разница, как сложатся их отношения? Ей хочется сбежать отсюда поскорее — и если она сбежит, она придёт генералу Ленчерски и попросит места в его свите. Ветта сильная и довольно много чего умеет. И она не хочет оставаться в стороне в этой войне. Пусть мать считает что угодно на счёт женского предназначения, но правит Ибере всё-таки женщина. Пусть мать считает всё, что ей угодно, но только в Ибере достаточно женщин, которые не вписываются в её представление о мире. Ветта бы хотела стать одной из них. Ветта хотела бы, чтобы о ней вспоминали, чтобы её имя было известно — как у Драхомира Фольмара. Так что… Какая разница, как могли бы сложиться её отношения с Изидор, если она сбежит отсюда, как только сможет?
Княжна говорит что-то ещё. Ветте остаётся только слушать — кланяться этой женщине девушка не собирается. Пусть ей кланяются Изидор. Это для них она — великая княжна, глава рода и всё такое. Так что Ветта просто стоит и ждёт, пока женщина перестанет говорить. Тогда можно будет уйти снова в свою комнату, а ночью выбраться через окно на крышу. В своей родной одежде Ветта чувствует себя куда увереннее, она не так боится, что может подскользнуться и свалиться оттуда. В конце концов, на Леафарнаре она лазала по деревьям, забиралась на крышу терема, когда ей хотелось посмотреть звёзды и высоты нисколько не боялась.
Когда Сибилла заканчивает говорить, Ветта кивает ей и выходит из покоев женщины. И понимает, как близко она находится к тому, чтобы снова стать свободной.
Ветта не видит рядом ни Айше, ни кого-либо ещё. Никого. Видимо, Сибиллу так боялись, что никто не осмеливался ждать певнскую княжну здесь. Что же… Так только лучше. Из окна в комнате великой княжны девушка видела, что конюшня находится недалеко. Стоит просто перебежать вот этот коридор, спуститься по лестнице и потом пробежать по внутреннему саду — видимо, в Дараре было два внутренних двора, в которых располагались сады. Просто в один из них Ветту не пускали. Странно. Впрочем, девушка не очень переживает по этому поводу. Сейчас она всё сможет увидеть. Коридор оказывается довольно длинным. И лестницу удаётся найти далеко не сразу, но в конце концов Ветта со всем справляется. В конце концов, это не так трудно. Должно быть, это самая простая часть её побега — дальше всё может быть только сложнее. Просто сейчас девушка старается об этом не думать. Как она сможет пересечь Аменгар, чтобы оказаться в том месте, откуда можно перенестись на другой уровень? Да и стоит ли? Изидор могут хватиться, не стоит ли поискать в этом случае щелей между уровнями? Тогда для Ветты всё может кончиться благополучно.