— Небось гнилая была, вот и лопнула, — подтрунивает над ним Володя.
— Как это гнилая? — возмущается Коля. — Хорошая была леска, почти новая.
— Ну, значит, за корягу зацепилась, тащить корягу — тут никакая леска не выдержит.
— При чем тут коряга? Да ты у Петьки спроси, он видел. Ну, скажи, скажи, Петька, ведь правда же: была рыбина килограммов на пять, не меньше? Скажи!
— Не пойманная не в счет, — отзывается Петя. — Вот поглядим, какую ты нынче поймаешь.
— Вот такую! Коля как можно шире разводит руки. — Может, сазан попадется.
— Хвались, хвались… Ерша или пескаря бы выудил — и то хорошо. А сазан тебя в реку утащит, ты вон какой маленький…
Тропинка вильнула раз, другой, и ребята вышли к реке, неподалеку от того места, где строили новый мост. Плотники уже разошлись по домам, возле свежеошкуренных бревен и штабелей досок виднелась одинокая фигура сторожа.
— Дедушка! — крикнул Петя и помахал рукой.
Василий Григорьевич, Петин дедушка, раньше был кузнецом. Но и теперь, состарившись, не хочет лежать на печи, трудится но мере сил. Годы и заботы посеребрили его бороду, глубокими морщинами изрезали лицо. Но веселый огонек в глазах молодит Василия Григорьевича.
Ребята очень любят старика. Он всегда смотрит на них с доброй улыбкой, охотно с ними разговаривает; летом помогает наладить удочки, зимой мастерит им лыжи и санки.
Василий Григорьевич поглядел на ребят, улыбнулся:
— Рыбаки пожаловали! Что-то вы, ребятишки, припозднились. Рыба уже спать легла.
— Мы с ночевкой, — сказал Петя. — Удить утром станем.
— Это другое дело. Пойдемте к костру, у меня как раз уха поспела, я давеча порыбачил маленько.
Яркие языки огня плясали под котелком.
Дед попробовал уху.
— Готова!
Он снял котелок, поставил на землю. Из шалаша принес ложки.
— Подсаживайтесь, ребятки, поближе, не стесняйтесь.
Ребята не стеснялись. Котелок быстро опустел. Пока закипал чайник, разговаривали. Конечно же, о делах рыбацких.
— Взять, к примеру, ерша, — говорил старик, попыхивая трубкой. — Жадный, прожорливый. Наживку так заглотнет, что потом его с крючка еле снимешь. Мелкая рыбешка, костлявая. Зато нет слаще ухи, чем из ершей.
— Дедушка, Володя говорит, что рыбу можно ловить на пареный овес, на пшеницу и даже на вареный горох, — сказал Петя. — Это правда?
— Правда. И на хлебный мякиш ловят, и на манку. Только все это надо приготовить умеючи, чтобы приманка хорошо держалась на крючке.
— А на что пойдет сазан? — спросил Коля.
— Сазан? — дед удивленно поднял брови. — Уж вы не сазана ли надумали взять?
— Хотелось бы…
— Сазан лучше всего идет на белого подкорника, который в старых пнях водится. Только сазана взять не так-то легко. Силач! Он не всякому даже опытному рыбаку дается.
Увидев огорченные лица ребят, Василий Григорьевич сказал:
— Да не вешайте нос! На рыбалке чего-чего не случается! Может, повезет вам. Видите вон ту высокую ольху на берегу? Под нею — омут, на зорьке попытайте там счастья. Только помните: силища у сазана большая, да и весу в нем — не один килограмм. Через голову не перекинешь — не ерш. Долго на крючке водить надо, покуда не уморится. Тогда уж тащи. Да у вас лески-то подходящие, выдержат?
— Вот, дедушка, сам посмотри. Крепкие!
Василий Григорьевич взял в руки леску, подергал ее, пробуя на прочность.
— Подходяще. На такой леске быка за рога можно вытащить. Ну что ж, значит, утром станем завтракать сазаном, так я понимаю?
— Нет, — сказал Коля, — мы сазана есть не будем.
Старик удивился:
— Вот те раз! Для чего ж его тогда ловить?
— Дедушка, — сказал Петя, — сейчас я тебе все объясню. У нас в школе есть кружок юных натуралистов. Мы изучаем родной край — какие звери, птицы и рыбы водятся у нас.
— Так, так, понимаю, — кивал головой Василий Григорьевич.
— Семен Павлович, учитель биологии, учит нас делать чучела птиц и рыб. И он сказал, что хорошо бы сделать чучело сазана, оно, мол, будет украшением биологического кабинета.
Взошел месяц, с реки потянул свежий ветерок. Негромко потрескивали дрова в костре.
Летняя ночь коротка. И вот уже на темном небе чуть проглянула алая полоска зари.
— Ну, ребята, пора, — сказал Василий Григорьевич. — До восхода солнца — самый клев.
Взяв удочки и ведерки, ребята пошли к омуту, на который указал им старик.
Река еще не проснулась. Ивы, склонившись к самой воде, полоскали в ней свои длинные ветви. Трава гнулась под тяжестью серебристой росы. Белый туман, поднимаясь с реки, легкой дымкой курился над землей.
В зарослях скрипели коростели. Небо, еще недавно темное, теперь заметно поголубело.
Возле высокой ольхи Володя остановился.
— Вот он, омут.
Расположившись неподалеку друг от друга, все трое закинули удочки. Долго сидели молча, напряженно глядя на неподвижные поплавки. Первым не выдержал Петя:
— Не клюет! Может, мы не на том месте сидим?
— Тише ты, — шепнул Володя. — Рыбу распугаешь.
— Да ее тут и нету!
Володя рассердился:
— Вот что, Петька, или сиди тихо, или ищи себе другое место.
Солнце выглянуло из-за леса, позолотило высокие верхушки деревьев, разогнало утренний туман.
Большой рыжий шмель, басовито жужжа, опустился на цветок рядом с Петей. Цветок закачался, брызнул капельками прозрачной росы.
Петя загляделся на шмеля и не заметил, что его поплавок запрыгал.
— Клюет, клюет! — громко зашептал Коля. — Петька, клюет же, не видишь?
Петя вздрогнул от неожиданности, и в это самое время удилище вырвалось у него из рук. Какое-то мгновение Петя оцепенело смотрел, как его удочка на большой скорости плывет вдоль берега, потом подхватился и пустился вдогонку.
— Вот это рыбина! — донесся до него Володин возглас. — Наверное, сазан!
Проплыв немного вдоль берега, удочка резко повернула к середине реки.
Петя даже застонал с досады:
— Эх, и рыба ушла, и новая леска пропала!
— Беги к деду, попроси лодку, — сказал Володя, — а мы с Колькой станем за удочкой следить.
Петя со всех ног бросился через ольшаник к мосту.
Коля и Володя взобрались на крутой обрыв и не спускали глаз с Петиного удилища. Оно то показывалось на поверхности, то уходило в глубину.
— Ух и силен сазанище!
— Думаешь, сазан?
— А то кто же!
— Гляди, плывут!
Маленькая остроносая лодка приближалась. На веслах сидел Василий Григорьевич, Петя пристроился на носу.
— Петька! — закричал Коля. — Вон, вон она, в заливчик свернула, у осоки стоит. Видишь?
— Вижу, вижу, — отозвался Петя. — Скорее, дедушка! Это сазан!
— Не горячись, внучек, сейчас мы его вытащим. Только бы леску не оборвал.
Коля и Володя, не дыша, следили за лодкой. Вот она подплыла совсем близко к удилищу. Вот уже Петя протянул вперед обе руки, собираясь схватить его, но тут оно дернулось и исчезло под водой. Петя потерял равновесие и бухнулся в воду.
Дедушка схватил Петю за воротник рубашки и втащил в лодку. Коля и Володя громко хохотали на берегу. Рассмеялся и дедушка:
— Вот так рыбалка!
Только Пете было не до смеха. Он выжимал мокрую рубашку и, чуть не плача, приговаривал:
— Ушел! Из самых рук ушел!
— Не горюй, внучек, дальше реки не уйдет. Пусть погуляет твой сазан, потаскает за собой удочку, глядишь, скоро из сил выбьется.
Ребята и старик зорко смотрели по сторонам, но удочка больше не показывалась.
Вдруг Петя вскочил на ноги.
— Разве так можно! — Дедушка схватился за борта лодки. Перевернемся!
— Дедушка, вон удилище! Вон, где осока.
Они поплыли к низкому берегу.
— Скорее, — торопил Петя. — С осторожкою надо, а то спугнем.
Все ближе, ближе!
И вот по реке пронесся торжествующий крик:
— Есть! — Петя изо всех сил сжимал удилище обеими руками.
— Ура! — прыгая от радости, закричали Коля и Володя.
— Смотри опять не упусти, — предупредил дед.
И в самое время: рыба сильно дернула и поплыла к середине реки.
— Лодку за собой тащит! — изумленно проговорил Петя.
Дедушка веслами удерживал лодку на месте.
— Старайся тянуть против течения, — сказал он.
Вдруг у самого борта мелькнул темно-красный плавник. Мелькнул — и скрылся.
— Так и есть — сазан! — воскликнул дедушка. — Сейчас я его сачком подцеплю.
Но дед и внук еще немало помучились, прежде чем втащили сазана в лодку.
— Ой, дедушка, неужели все-таки поймали?
— Да-а, такого красавца не стыдно будет в школу нести, — с довольной улыбкой отозвался старик. — Ну, поплыли, внучек, к берегу, а то твоим приятелям тоже небось не терпится полюбоваться на сазана.
— Поплыли, дедушка. Дай мне весла, а ты отдохни.
1952
Василий Гаврилов
ДРУЗЬЯ-ТОВАРИЩИ
Пятеро мальчишек, томясь от скуки, сидели на бревнах возле недавно построенного пожарного сарая и лениво переговаривались.
Тихо в опустевшей деревне: колхозники с утра в поле, дома лишь старики да ребятишки.
Белоголовый, краснощекий Петя сидел в сторонке и ел хлеб с вареньем. Он старательно облизывал липкие пальцы и не замечал, что ребята бросают на него завистливые взгляды.
— Петь, дал бы нам куснуть по разу, — не вытерпел Володя.
Петя заморгал светлыми ресницами, локтями поддернул штаны и молча отодвинулся на дальний конец бревна.
Миша, кудрявый, дочерна загоревший мальчик, сказал:
— Петька, поди-ка сюда!
— Зачем? — спросил тот и поспешно засунул в рот последний кусок.
Ребята дружно рассмеялись.
— Иди, не бойся. Хочешь репы?
— Хочу!
Петя встал, подошел к Мише, но, опасаясь подвоха, глядел настороженно. Босые Петины ноги были по щиколотку в засохшей грязи, так что казалось, будто на нем черные ботинки.
Миша достал из одного кармана большую желтую репу, из другого — рогатку.
— Давай так, — сказал он. — Ты держи репу на ладони, а я отойду на десять шагов и стрельну в нее из рогатки. Если промахнусь — репа твоя.
— Ну нет, этак ты мне в лоб засветишь! Не надо мне твоей репы. Если хочешь, стреляй в воробья. — И Петя кивнул на избу дяди Петра.
Все оглянулись. На синем наличнике окна чирикал взъерошенный воробей.
Не долго думая, Миша прицелился и выстрелил из рогатки.
Раздался звон разбитого стекла.
— Ну, Мишка, «вставил» ты стекло дяде Петру! — присвистнул Витя.
Гриша вздохнул:
— Ох и влетит нам теперь!
— Удирать надо, чего рты разинули! — крикнул Володя. — Бежим на речку!
Прибежав на берег, ребята скинули рубашки и трусы и один за другим прыгнули в воду. Ныряя и гоняясь друг за другом, они перемутили ее, и теперь она напоминала разведенное толокно.
Наконец, дрожа от холода, они вылезли из воды и повалились в траву. Долго валялись там, подставляя солнцу то живот, то спину.
Настроение у Миши было неважное. Да и остальные ребята что-то приуныли.
— А у дяди Степана огурцы уже созрели! — вдруг сказал Миша нарочито бодрым голосом. — Вот бы попробовать!
— Хорошо бы! — в один голос отозвались приятели.
Петя ничего не сказал, он шмыгнул носом и отвернулся.
— Петька, а тебе разве не хочется огурчика? — спросил Миша.
— Хочется. Только я все равно к дяде Степану в огород не полезу.
— Почему это?
— Потому что он мне родной дядька. Если поймает, никогда больше не станет угощать медом со своей пасеки. А мед — он, поди, слаще огурца-то.
— Тогда проваливай! Нам такой товарищ не нужен!
Ребята оделись и пошли к огороду дяди Степана. Петя, вздыхая, поплелся за ними следом. Ладно уж, куда все — туда и он. Лучше никогда больше меду не есть, чем остаться без товарищей.
Подойдя к огороду, ребята перемахнули через изгородь и принялись рвать огурцы, в спешке ломая стебли.
— Эй! — раздался вдруг сердитый окрик. — Вот я вас!
— Дядя Степан! — прошептал Миша. — Бежим!
Побросав огурцы и едва не повалив изгородь, ребята пустились наутек.
— Держите их, ловите! — неслось вслед.
Как же, поймаешь их! Словно цыплята от ястреба, ребята рассыпались в разные стороны.
Миша единым духом добежал до своего огорода и нырнул под куст смородины. С наступлением сумерек он пробрался на сеновал и зарылся в сено. Ему не спалось. «Вдруг мама узнает?» — думал он с тревогой. Лишь после того как пропели полночные петухи, он, наконец, заснул.
Утром, когда солнце уже высоко поднялось над крышами домов, Миша вошел в избу и нерешительно остановился у порога.
— A-а, проснулся, сынок, — ласково сказала мама. Она стряпала у печки. — Есть хочешь? Ты что это вчера без ужина спать-то лег? Небось заигрался?
«Не знает!» — с облегчением подумал Миша.
— Умойся скорее да поешь.
Только успел Миша сесть за стол, как дверь распахнулась, вошла тетка Акулина, жена дяди Петра. Прямо с порога пронзительно закричала:
— Мария, подавай-ка сюда твоего сорванца, я его поспрошаю. Бесстыдники! Совести у этих ребят нет! Вчера, пока мы в поле были, у нас кто-то окно разбил; к Степану в огород целой оравой залезли, огуречную грядку всю как есть разворотили. Небось без твоего Мишки не обошлось: он у них заводила.
Мама строго посмотрела на Мишу:
— Твоих рук дело?
— Моих, — опустив голову, ответил он чуть слышно: матери он не мог соврать.
— Как же так, Миша? Я с утра до ночи в поле, а у тебя одно озорство на уме!
Миша молчал, не поднимая головы.
— Ишь набычился! — кричала тетка Акулина. — Да разве его словами проймешь? Всыпать бы ему хорошенько!
— Вот я ему сейчас задам! — Мама потянулась за веревкой, висевшей на гвозде у печки, но Миша был уже за дверью.
— Чистое наказание мне с этим мальчишкой! — Мария Ивановна опустилась на лавку. — Был бы жив отец, тогда бы другое дело…
Она посмотрела на фотографию мужа, висевшую над столом. Ей вспомнилось, как он уходил на фронт, как она провожала его со старшим сыном Алешей и с грудным Мишей на руках. Проводить проводила, а встретить не довелось…
Мария Ивановна тяжело вздохнула.
— Пора на работу, — сказала она, вставая.
Тетка Акулина ушла. Мария Ивановна заперла дверь и отправилась на работу. Сегодня колхоз «Светлый путь» начинал уборку ржи.
По дороге, ведущей от станции к деревне, шел молодой лейтенант. В одной руке он нес чемодан, в другой — аккуратно сложенную шинель.
Офицер спешил: ему не терпелось увидеть родную деревню, мать и младшего братишку. За бугром лейтенант нагнал мальчика.
— Эй, парнишка, погоди, вместе пойдем! Ты чей же будешь?
Мальчик внимательно посмотрел на лейтенанта. В глазах его на мгновение вспыхнула радость, но тут же потухла.
— Мамкин, — буркнул он и отвернулся.
— А как тебя зовут?
— Зовуткой.
— Ох какой ты скрытный! Меня вот зовут Алексеем.
Сзади послышался гудок: их нагоняла колхозная трехтонка. Шофер, поравнявшись с ними, затормозил и открыл дверцу.
— Садитесь, товарищ лейтенант, подвезу.
— Вот спасибо! — Офицер закинул в кузов чемодан. — Мальчик, полезай туда, живо!
Ему никто не ответил. Алексей оглянулся — его попутчика точно ветром сдуло. Алексей пожал плечами, сел в кабину, и машина помчалась по дороге.
На двери своего дома лейтенант увидел замок.
«Должно быть, мама в поле, а Миша где-нибудь бегает, — подумал он. — Ну, ничего, подожду». Он сел на крылечко, закурил.
Вскоре во двор вбежала запыхавшаяся Мария Ивановна.
— Алешенька! Сыночек!
— Мама!
Они обнялись.
— Алешенька! Вот радость-то! А мне шофер сказал: «Беги, мать, сын на побывку пришел».
Вошли в избу. Обрадованная мать металась по дому, не зная, куда посадить, чем угостить сына.
— Да ты не беспокойся, мама. Лучше сядь, я на тебя посмотрю. Соскучился ведь.
— Ты, сынок, надолго ли?
— Надолго, мама. Хочу весь отпуск дома пожить. Пять лет у вас не был. А где же Миша?