«Босоногие ангелы, или Как взлететь над собой?»
Дорогие друзья!
Прежде, чем отправиться в увлекательный (надеюсь) круиз по страницам этой книги, по миру, по городам, портам и континентам, я хотел бы провести небольшой брифинг. Пока мы еще на берегу…
Успех любой экспедиции зависит от сплоченности команды, от умения говорить на одном языке и слушать, слышать друг друга. Искренне надеюсь, что буду услышан вами, и обрету к концу нашего совместного путешествия надежных и мудрых единомышленников.
Итак. К делу…
Как часто нам приходится слышать расхожую фразу о том, что наши знакомые, друзья и коллеги чем-то самозабвенно увлечены, что для большинства из них путешествия, новые впечатления и познание загадок нашей планеты – настоящее хобби? Что им любопытна жизнь, интересен мир во всех его проявлениях? Уверен, – часто. Наверняка, в вашем окружении не раз вспыхивали жаркие споры о том, где лучше работать, учиться, куда интереснее поехать, что посмотреть, да и вообще, к чему «эдакому» приложить в жизни руки. Аргументами в споре были и прочитанные книги, и статьи в интернете, и телевизионные программы, и опыт известных и популярных личностей, а то и кого-то из знакомых… Слова, слова, постоянные и всё новые…
Но как часто эти рассуждения воплощаются в реальные поступки? Думаю, что только каждый десятый, если не каждый сотый из тех энтузиастов, кто стремится вкусить жизнь во всех её проявлениях, со всеми опасностями, приключениями, уроками и свершениями реализует своё желание на практике. Воздвигая самые разнообразные барьеры, мы всегда находим тысячи причин, чтобы не двигаться вперед, чтобы не вылезать из тёплого болотца, в котором хорошо и уютно, а, главное, безопасно и заведомо стабильно… У кого-то нет времени, у кого-то денег, кому-то мешает маленький ребенок, или сварливая жена, или безработный муж, или дурак-начальник, или завал на работе, или отсутствие этой самой работы… Мы ограждаем свой мирок таким прочным бетонным барьером, выпрыгнуть за который с каждым годом всё труднее. И всё же – стремимся к счастью. Уж очень хочется прожить полноценную и интересную жизнь НЕ ЗРЯ!… Хочется свершений и полёта. В том числе, полёта над Собой!
В этом и заключается главный парадокс постулата о борьбе противоположностей, умудряющихся существовать в зацементированном единстве.
Когда-то и мне казалось, что причин «НЕ сделать» в миллионы раз больше, чем поступить так, как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотелось бы поступить, как просила душа. Всему помог случай. Увы, не счастливый…
К сожалению, чтобы стать Собой, взлететь над Собой мне сначала пришлось испытать все грани того, что называют горем….
После достаточно серьезной трагедии, которая унесла жизни моих самых близких людей, я долго не мог прийти в себя. Я неделями не уходил с кладбища, от свежих могил. Живя исключительно прошлым, я часами разговаривал сам с собой и с душами тех, кого любил… В то время вокруг моих желаний и устремлений был воздвигнут не просто бетонный забор отчаянья и депрессии, а настоящий саркофаг. В какой-то момент стало казаться, что я словно разделился на две неравные части, одна из которых зачем-то продолжает находиться в Москве (без целей, без желаний, без движения), а другая – сильная и свободная – живет и дышит вне времени и пространства, рядом с теми, кто уже где-то в иных мирах… Я чётко увидел двух человек – сгорбленного и почти пропащего, и другого – большого, свободного, парящего в сизой осенней дымке… Страха не было. Я (какой из двух – не знаю) понимал, что жизнь продолжается. Что та часть, которая сейчас парит над землёй – это тоже я. Точнее, только эта половина и может быть мной. И почему-то эта вторая – огромная и мудрая моя часть – относится ко мне, печально сидящему на лавочке, примерно так, как добрый и любящий хозяин относится к своему щенку. Он кормит его, играет с ним, делает ему прививки, чистит уши и заставляет выполнять команды… Однако, пройдет время, щенок сначала вырастет, потом состарится, потом умрет, а Хозяин, искренне погоревав, заведет себе нового четвероногого друга… Понимаете? Догадываюсь, что принять это сложно. Однако, испытав хотя бы раз в жизни подобное, отчетливо видишь, что возврата к тебе прежнему, больше не будет.
До меня в какой-то момент дошло, что я – это Я, Хозяин, а мое тело, мой привычный образ, который я каждый день вижу в зеркале, кормлю, брею, лечу и тренирую в спортзале – всего лишь ТА САМАЯ любимая собака, которая никак не может управлять моими поступками и распоряжаться моей жизнью… Когда-нибудь, я ее навсегда похороню…, ведь, объективно, – не я умру первым, а она…
Я почувствовал такую вибрацию, которую сложно объяснить словами. Я, сидящий на кладбищенской лавочке (моя любимая собака) не был каким-то выдающимся или породистым, но Я (настоящий Я) знал эту дворнягу много лет и очень любил. Я помнил ее с тех пор, как она была щенком, бегавшим за пчелой, за своим смешным хвостом, постигая мир, шкодничая и безобразничая… Я знал все ее привычки и повадки. Мы привыкли сидеть вместе у камина, я помнил события ее жизни – помнил, откуда у нее каждый шрам. Мы привязались друг к другу так, что казались одним целым.
Но когда-нибудь моя собака отживет свое собачье время. Я похороню ее, и всегда буду благодарен за то, что была со мной, что преданно и верно мне служила… Потом у меня будет следующая собака, и уже другое знание, понимание жизни и мира. Я буду воспитывать новую собаку уже иначе, совсем не как ту, что была первой и любимой… Ничего и никого не забыв, я пойду вперед семимильными шагами, выстраивая свои отношения с миром и со своей новой собакой уже на основе нового опыта.
Появилось особое внутреннее ощущение, что тело – это просто то, с помощью чего мы живем. И конечно же, не разумно и не простительно подчинять себя, свою жизнь и свои устремления только тому, чего хочет твоя физическая оболочка, ипостась… А раз ограничения нам диктуют именно они – наши тела (преданные собаки) в тандеме со своим замечательным приятелем Мозгом (самым коварным и мудрым Змеем-искусителем на свете), то почему Я ДОЛЖЕН поступать так, как хочется им, а не мне?
После этого чудесного открытия (или прозрения?) мои внутренние табу были моментально разрушены. Я стал жить так, как мне хотелось, а не так, как диктовали обстоятельства, и нашептывала сладкая парочка (Мозга и Тела). Признаюсь честно, путь к достижению собственной Свободы и Счастья давался мне очень трудно. Стоило зазеваться, растеряться, как разрушенные стены догм и запретов мгновенно вырастали вокруг меня, закрывая солнце, загораживая горизонт. И приходилось многое начинать сначала.
Безусловно, верными помощниками в обретении Себя стали мои (наши с друзьями) экспедиции и поездки. Мы окунались в миры, где люди живут совсем не так как мы, где черное – это белое, а кислое – это сладкое, где смерть – это праздник, а рождение – горе. Сталкиваясь с парадоксами, заглядывая в незнакомые лица и вслушиваясь в чужие души, я сам приобретал определенный опыт. Им-то я и хочу поделиться с вами на страницах этой книги!
В добрый путь! Семь футов нам под килем!
Глава первая.
«– А что вы сделаете, – сказал Мессия толпе, – если Господь обратится прямо к вам и скажет: Я приказываю тебе быть счастливым в этом мире до конца твоей жизни. Что вы тогда сделаете?
И толпа стояла в молчании, ни единого голоса, ни единого звука не было слышно на склонах горы и во всей долине, где они стояли».
(Ричард Бах. Иллюзии)
Вы даже представить себе не можете, как жалко, что Бог не наделил нас умением понимать все языки мира одновременно. Потому что в этом случае, было бы значительно проще в мгновение постигать то, на что в иных ситуациях уходят недели, месяцы и годы…
Правда, даже говоря на одном языке, мы зачастую умудряемся не слышать друг друга… Впрочем, это отдельный разговор, а пока – моя первая притча о том, как несправедлив был Всевышний, устроив нам Вавилонское столпотворение…
«Как же несправедливо мироустройство, – постоянно думал я все те дни, когда мы с друзьями продвигались во влажной вате цепких джунглей Новой Гвинеи по направлению к затерянному миру «людей на деревьях». – Сыро, мокро, трудно, да и поговорить не с кем». Мы едва переводили дыхание, с трудом ориентируясь в круговерти ветвей, коряг и болотистых топей. Хотелось, как в детстве, задать кому-нибудь самый простой вопрос (вроде: далеко ли еще?) и получить такой же простой ответ. Но и для этой маленькой роскоши (человеческого общения) нужны были силы, а их почти не осталось…
С нашим проводником, Исайей, еще худо-бедно выходило общаться на английском, нарушая обет молчания, который, собственно, никто не давал, а вот наши портеры (носильщики) и два мальчишки-добровольца – Эскель и Дуэль, могли лишь улыбаться, хмуриться, или кивать головами… Проклятый языковой барьер! Впрочем, скоро выяснилось, что малыши всё-таки знают три, от силы четыре слова на английском, поскольку оба учились в миссионерской деревенской школе. Вот с этих первых простеньких «окей, сэр», «ноу, сэр», «йес, сэр» и началась наша необычная дружба.
Всматриваясь в детские лица с жадностью первооткрывателя, я пытался вспомнить себя в их возрасте и представить, как бы реагировал сам, случись со мной, в далеком босоногом детстве, подобная история… Скажем, доведись мне сопровождать в походе по херсонским степям парочку залётных инопланетян… Ведь для этих местных мальчишек, которые за свои семь-восемь лет жизни не видели никого, кроме родственников и соплеменников, появление четверых высоких белых мужчин в странной одежде и обуви (!!!) должно было стать целым событием. Мальчики всю дорогу к деревне старались держаться поближе к нам, то и дело прикасаясь к рюкзакам, фотокамерам, кружкам, ботинкам… Последние их интересовали особо. Так как никогда ранее, даже в родной деревне, они не видели, чтобы на ноги люди одевали что-то кроме куска резины с тесёмкой (местного варианта вьетнамок). Небольшого росточка, худощавые, ловкие и цепкие, как лианы, на которых они раскачивались словно на качелях, малыши посверкивали лукавыми глазищами, и очень хотели быть всем нам, взрослым, по-настоящему полезными.
Забегая вперед, скажу, что через месяц нашего знакомства, благодаря помощи Исайи, а потом уже и своими силами, мы с ребятами всё-таки подружились. Мальчишки, как губка, впитывали наши русские слова, мы с трудом, но запоминали слова и даже отдельные фразы на местном наречии. А там, где не хватало слов, приходили на выручку жесты, взгляды, даже рисунки, которые мы рисовали в тетрадях, а мальчики палочкой на земле.
Долгие (часами) разговоры с детьми оказались для меня настоящим откровением, какой-то первозданной истиной, которую я давным-давно знал, а потом, в суете будней, забыл.
– Дядя Миша, а у тебя есть мама?
– Есть, Эскель.
– А когда она тебя бросила?
Вот так вопрос… С чего бы? Мама Эскеля, насколько я знаю, жива и здорова. Она провожала нас в джунгли, ласково и заботливо напутствуя мальчишку, который решил сопровождать своего дядю (нашего местного портера) в трудном походе.
– С чего ты взял, что мама должна была меня бросить?
– Ну, как же… Мамы всегда бросают детей. Я однажды упал, и сильно ударился. Мне было очень больно, я поранил ногу, у меня шла кровь, я плакал. А мама нет. Она даже не вышла из дома. Значит, моя боль – это не её боль. Значит, я – это не она…. У меня есть сестра, она только-только родилась. Когда сестра плачет, мама сразу просыпается, и гладит ее, кормит, берет на руки. А я плакал-плакал, но всё без толку…
– И какой ты сделал вывод?
– Плохой. Я понял, что я должен жить отдельно от мамы.
– Тебе было грустно?
– Очень…
Эскель насупился и отвернулся. Как все дети он очень болезненно воспринял первое «взрослое» знание – понимание своей обособленности от мира. В каком-то возрасте каждый из нас начинает потихоньку постигать себя, точнее, свое тело и учится управлять им. Это доставляет радость. Но осознание того, что ты, в принципе, отдельная ото всех единица, сам себе самодержец, что ты, как ни крути, одинок в полном смысле этого слова, приходит позже и дается значительно больнее. Уверен, каждый это пережил. Но заботливая память услужливо и подчистую стерла этот грустный миг из своих архивов, чтобы не доставлять нам лишних переживаний. Тем не менее, вытащить то наше детское горе из «заблокированных файлов» и вспомнить придётся. Хотя бы затем, чтобы свободней идти дальше, поняв, а, не проигнорировав, наши детские сложные чувства.
Задуматься обо всем этом меня заставил юный папуасский приятель…
Когда мама маленького Эскеля кормила его грудью, малышу оставалось просто открывать рот. Всё просто: ребенок хочет есть, кричит, ему дают грудь (или бутылочку, если говорить об иных цивилизациях), и он сыт и доволен. Но представьте ситуацию, когда рядом с младенцем никого нет, а есть ему очень хочется… Он может сколько угодно кричать, плакать, он даже будет видеть бутылку с молоком, у него будут свободны руки и открыт рот, но он скорее умрет от голода, чем сумеет взять бутылку и накормить себя сам. В первые недели жизни мозг ребенка еще не умеет командовать его телом. Они сосуществуют в одном целом человеке, но словно отдельно друг от друга.
Проходит месяц, другой и маленький человечек накапливает опыт. Он уже легко отдает приказание руке, и та тянется к пустышке, к погремушке или удерживает бутылочку с молоком. Мама, кстати, в это время ребенком воспринимается так же, как своя собственная рука или нога. С тем только отличием, что руку можно поднять в любой момент, а маму позвать исключительно дополнительными средствами. Например, плачем. Затем проходит еще несколько лет (как правило, четыре-пять, не больше) и ребенок вдруг, в один далеко не прекрасный для него день, понимает, что мама перестала ему подчиняться. Он приказывает ей поиграть с ним, подойти, обнять, а она делает нечто иное: смотрит телевизор, кормит ужином папу, стирает, гладит, или (вот ужас!) как у Эскеля занимается каким-то другим ребенком.
Вспомните, каждый из нас, хотя бы раз в жизни хотел умереть от отчаяния, от предательства самых любимых людей, от их нелюбви. Мы даже фантазировали себе свои похороны и видели, как горько будут рыдать родители над нашей могилой, а мы будем лежать красивыми и спокойными. Наказав маму и папу как следует, мы, конечно же, оживём. И тогда всё будет в жизни просто прекрасно. Однако время шло, мы, к счастью, не умирали, но привыкали жить в осознанной отстраненности от других. Компенсацией этой детской потери становилось иное сокровенное знание – умение всецело повелевать своим телом! Мы заставляли ноги бежать, и они бежали, руки крутили скакалку, пальцы послушно лепили фигурки из пластилина, голосовые связки учились пищать и рычать. В нас просыпалось Самосознание. И этот трон надолго, если не навсегда, без особых на то причин занял наш мозг.
– Дядя Миша, значит, это я заставляю руку кинуть копьё?
– Это твоя голова, твой мозг, Эскель, дает приказание руке.
– И это я приказываю ногам залезть на самую высокую пальму?
– Конечно. Это опять командует твоя голова.
– Дядя Миша, а кто тогда командует моей головой? Тоже я?
Оп-па! Этот маленький мальчик, дикарь, живущий в тысячах миль от нашего мира и в сотне веков от современной цивилизации со всеми ее философскими школами, в мгновение ока сформулировал вопрос, к которому я сам пришел только очень зрелым человеком. Если мозг – это часть меня, часть моего организма, то кто управляет им? И управляет ли?
К сожалению, большинству людей так и не удается постичь, что человек – это сложнейшая система, выстроенная вроде большой пирамиды, только поставленной на остриё, основанием вверх. Да-да! Именно так – вопреки всем законам физики, на самую малую точку опоры…
Самая понятная и примитивная часть пирамиды – это наше тело. Оно всегда занимает подчиненную позицию и взбунтоваться может только в том случае, если нарушены физические потоки взаимодействия с центральной нервной системой, с мозгом. Пример тому – ампутация конечности, или паралич… Хотя, многие доктора утверждают, что даже при потере ноги или руки человек продолжает ощущать фантомные боли, пытается поднять или опустить то, чего у него уже нет… Нам только кажется, что тело – это и есть мы. Ещё бы! Мы видим его отражение в зеркале, мы страдаем, если случаются внезапные поломки или сбои в работе нашей физической оболочки. «Я здоров», или «я болен» – это всё о нём, о нашем драгоценном теле…