Те, кто был в Египте, знают, что внутренние автомагистрали строго контролируются полицией и армией и передвигаться по ним самостоятельно, без сопровождения гида, вне туристической группы – проблематично. Есть только две лазейки – кросс-ралли через пустыню, по пескам, либо вдоль побережья. Так как времени было мало, путешествие по пустыне отпало само собой. Осталось побережье. С его единственным, но непреодолимым минусом: вдоль моря (особенно в диких местах) на машине не проедешь. Впрочем, на мотоцикле или велосипеде – тоже. А топать до ближайшей от Дахаба деревеньки 30 километров по камням и скалам, неся на себе палатки, как-то не хотелось. И тут нам пришла в голову блестящая мысль – арендовать на пару дней трех верблюдов! Тем более, что в этом случае, мы бы могли взять с собой снаряжение для подводного плавания и посмотреть на те красоты, которые (в силу «оторванности» их от цивилизации) другими дайверами не исследованы…
На рассвете наш «транспорт» прибыл прямо к лагерю. Караван из 4-х верблюдов (один – для проводника) смотрелся величественно и красиво. Да и имена у наших двугорбых спутников были под стать их горделивой осанке: Бахтияр, Абдуазим и Джантемир. Имя четвертого я запамятовал, но уверен, оно было таким же звучным.
Мы закрепили поклажу на спинах верблюдов, взгромоздились в неудобные деревянные седла сами и отправились в путь.
Именно с этого момент и почти на протяжении всего путешествия, меня не покидала мысль о справедливости богословской фразы «Благими намерениями выслана дорога в ад». А говоря языком современного делового человека: «Баланс между сиюминутным добром и окончательным отдаленным результатом всегда почему-то оказывается отрицательным».
Почему? Попробую объяснить…
Если вы с детства не были приучены к езде на верблюде, не ходили в караване, не проводили в седле долгие часы – лучше не пробуйте. Мы с приятелями довольно долго (хоть и не всерьез) занимались конным спортом, но в этом путешествии наши навыки нам абсолютно не пригодились. Поймать ритм животного и приноровиться к нему, когда верблюд двигается по пересеченной местности и чувствует на себе неопытного седока – практически невозможно.
Я с содроганием вспоминаю этот утомительный, многочасовой переход! Небо над нами было высокое, как лоб мудреца, с мелкими морщинками перистых облаков. Белесо-серые, порой уныло-желтушные скалы, по которым наши верблюды передвигались довольно уверено, плотной стеной подступали к самой воде. Мы развлекали себя тем, что придумывали название для очередной скалы, сообразно ее очертаниям. Была у нас скала Мефистофель, скала Фараон, мы даже нашли скалу Спящий Заяц. Иных развлечений, увы, не было…
Уже по истечении четырех часов мы напоминали себе те самые египетские мумии, которые смотрят на людей с надеждой, что их когда-нибудь оживят.
Полуденное солнце, не переставая, лизало наши лица раскаленным и солёным языком. Или это пот заливал глаза? Даже волны, казалось, замерли. Одинокая чайка зависла в полете. Небо и море, как две чаши весов, уравновешивали друг друга в абсолютном спокойствии. Верблюды ступали осторожно, как на цыпочках, словно боялись нарушить это равновесие. И не верилось, что где-то кипит жизнью Тверская или Пятая Авеню, падают и растут котировки акций, льёт дождь, а, может быть, идёт снег…
Наш проводник что-то прокричал на гортанном наречии, которое он, по недоразумению, считал английским языком. Мы ничего не разобрали, однако проследив за его рукой, заметили относительно большой и пустынный пляж, на котором, вероятно, можно было спешиться, поплавать и перекусить.
Какое же разочарование нас ожидало! Стоило нам приблизиться к этому вожделенному пляжу, как мы тут же были атакованы полчищами саранчи, величиной с мой указательный палец. Она хоть и не кусалась, но раздражала невыносимо, норовя проникнуть под одежду, сесть на лицо и руки. Верблюды занервничали и припустились рысью. Минут через пятнадцать мы миновали саранчовые плантации и снова оказались на острых, обрывистых скалах…
Чтобы не утомлять вас описанием дороги, сразу перенесусь в ночь нашего прибытия в деревеньку бедуинов – конечной цели нашего долгого перехода.
На подходе к деревне, наш проводник легко спрыгнул с верблюда и подошел ко мне, видимо, приняв за старшего.
– Это очень тайная деревня! – сказал он мне, сделав «страшные» глаза. – Вам сегодня очень повезло, что вы сюда попали, вы бы никогда в жизни не увидели этой деревни, – зловещим шепотом продолжал он. (Паренек даже произнес название деревни – оно было длиннее, чем имя у арабского шейха).
– А как давно здесь живут тайные бедуины? – спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.
Но он моей иронии не понял и ответил серьезно:
– Очень давно. Дольше пирамид. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что ее видели.
Я сделал вид, что поверил проводнику и не стал уточнять, что бедуины в этих краях появились вместе с арабами. А вот когда они осмотрелись, то тут же назвали себя «коренными» египтянами. Точнее, пред-египтянами. И, конечно же, сами поверили в то, что это их предки строили величественные пирамиды и монументальные храмы… И стали гордиться ими как своими собственными святынями. Я бы сказал, что бедуины и арабы «проглотили» историю и культуру Египта, как голодный кот глотает кусок колбасы. И начали кормиться вокруг этой великой культуры. Но история безжалостна! Она отомстила завоевателям, превратив отважный народ скотоводов и земледельцев в народ мелких лавочников и потрошителей туристов. Главная причина потери достоинства сегодняшних жителей Египта (и даже «прирученных» бедуинов) в том, что они кормятся вокруг того, что сами не создавали.
Провожатый продолжал молча и пытливо смотреть на меня, от нетерпения притоптывая ногой.
– Простите! Я отвлекся, – ответил я. – Благодарю покорно за этот эксклюзив. Я вам этого никогда в жизни не забуду.
Наш проводник не понял юмора, сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эту деревню с противоположной стороны сторожат пятьдесят вооруженных бедуинов. Все-таки то место, где мы находимся, египетская государственная тайна. А египетская тайна в Египте меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно здесь и сейчас. Иначе, судя по его тону, мы рисковали навсегда остаться здесь, превратиться в бедуинов, точнее, рабов бедуинов и не увидеть родины. И самое страшное – мы никому не можем рассказать, что видели эту деревню…
Вот в этот самый момент я и подумал, что наше сиюминутное желание (доброе, по сути) подарить себе интересное и увлекательное путешествие начинает превращаться в фарс, который я в повседневной жизни (исключение – театр) считал и считаю злом и пошлостью.
Наш провожатый, получив заветные 50 долларов (сверх оговоренных в Дахабе за верблюдов и услуги), шустро исчез в глубине деревеньки, которая состояла из 2-3 хижин и пары загонов для кур и коз. Еще через несколько минут он вышел с пожилым, заспанным, но улыбчивым мужчиной, который скромно представился нам: «Шейх».
Как потом выяснилось, шейх пребывал в гордом одиночестве, отправив своих пятерых жен и тьму детей погостить в Дахаб. Конечно же, никаких охранников-бедуинов и в помине не было. Но проводник резко перестал понимать английский, сослался на усталость и ушел спать. Мы же, не торопясь, вскипятили на костре чаёк, зажгли кальян и проговорили почти до утра.
Сразу уточню, что наш собеседник в совершенстве владел английским и даже относительно сносно русским языком. Оказывается, он до определенного возраста жил и работал в Каире, но голос крови и зов предков возобладали, и Мустафа решил уединиться с семьей на землях, которые с давних времен принадлежат его семье. Раньше они называли их «дача»…
– Знаешь, Миша! – начал он неторопливый рассказ, – За время моего добровольного отшельничества, я насмотрелся на самых разных людей из самых разных стран.
– Так мы не первые гости? – уточнил я. Так, для себя, на всякий случай…
– Нет, конечно. Ты же понимаешь, это всё туристические трюки…
И тут я рискнул задать ему вопрос, который волновал меня с утра: «Почему наши благие намерения подарить себе радость знакомства с настоящим Египтом обернулись сплошным разочарованием»?
Мустафа ответил сдержанно, практически процитировав Монтеня, о котором, скорее всего, и слыхом не слыхивал (хоть после нашей беседы я уже ни в чем не был уверен):
– Даже в самом добром деле, если покопаться, можно найти очень много злых намерений. И наоборот. Пророк Муххамад учил, что тот, кто намеревается присоединиться к Аллаху ради самого Аллаха, тот его и обретет. Тот же, кто к Аллаху стремится ради любых своих корыстных целей (даже ради любви к женщине) получит только то, к чему стремился. И ни на грамм больше.
Я и сам был всегда уверен, что добрых намерений значительно больше, чем добрых дел, а люди, имеющие добрые намерения, но не осуществляющие их, совершают по отношению к себе определенного рода предательство.
Но намерения (в моём понимании этого слова) – должны быть тождественны не только поступкам, а и убеждениям человека, и его отношению к действительности, жизненным стремлениям, желаниям, пусть даже они не всегда осуществляются.
Возможно, в этом и заключался особый урок этого нашего путешествия, обозначающий всю логическую цепочку от намерения, до поступка и дальше, до уверенности в том, что мы всё сделали правильно. Во всяком случае, нам не придется сожалеть о том, что мы чего-то хотели, но так и не осуществили…
Мустафа ушел спать. В палатке погас фонарик, видимо, мои друзья тоже улеглись.
Я сидел на берегу моря, совсем один, шевелил багровые угольки костра и продолжал размышлять…
Есть, ведь, и еще одно правило, которому я стремлюсь всегда следовать, чтобы мои добрые намерения оборачивались благом, а не бедой. Как это проще объяснить? Ну, например, вы каждое утро кормите свою собаку. Она искренне вам радуется, виляет хвостом, заглядывает в глаза, поскуливает… И вы, из абсолютно доброго намерения доставить своему четвероногому любимцу сиюминутную радость, подкладываете каши побольше, не жалеете мяса, сливочного маслица… А через пяток лет ваш пёс уже задыхается от ожирения, зарабатывает себе сахарный диабет и умирает, прожив половину собачьей жизни.
Поэтому, задумывая что-то, претворяя это задуманное в жизнь, нужно не лениться просчитывать последствия своего поступка на столько, насколько это возможно. Моё «хочу» должно иметь очень чёткий и понятный мне результат. А с другой стороны, если вернуться к примеру с собакой… Какой из двух псов (сытый, довольный, но мало поживший, или полуголодный Полкан-долгожитель) будет более счастлив? Я не знаю. А вы?
Наверное, просчитывать результат и быть уверенным в том, что ты получишь именно то, что хочешь – крайне важно…
Получается, что задумывая поездку к бедуинам, мы просто не увидели финальной картинки, не рассчитали собственные силы, отсутствие опыта езды на верблюдах, не догадывались, что даже на пятой точке можно набить огромные кровавые волдыри… Мы просто видели некую абстрактную цель, как, например, это уютное чаепитие с нашим хозяином. А то, что после него наступит следующий знойный день и придет время такого же изматывающего обратного пути, мы не предусмотрели…
Кстати, доброе намерение все же закончилось добрым делом… Мустафа связался по мобильному телефону со своей родней в Дахабе и они прислали за нами моторную лодку. Оказывается, это было возможно. Только лень и упрямство не дали нам возможности увидеть и рассмотреть иные варианты кроме тех, которые нам пришли в голову первыми.
Что ж. Это отличный урок. Возможно, он пригодится и вам.
Глава 7.
Нагота – не слишком приятная, однако неотъемлемая часть жизни стаи. Мы и думать об этом не думали, пока не появилась Ли. С ее приходом стали случаться конфузы. Поначалу Ли, как и все, не очень-то умела держать себя в руках. Ей потребовалось время, чтобы научиться не перевоплощаться чуть что, раздирая на себе одежду. Мы все успели ее оценить. Нет, выглядела Ли ничего, просто было жутко неприятно, когда она после этого читала твои мысли.
(Стефани Майер. Рассвет)
Сегодня я хочу поговорить о самом важном, самом наболевшем, о том, что я тщетно пытаюсь донести до тех, кто мне близок и дорог: друзей, родителей, коллег…. И чувствую, что слушая меня и даже кивая головами, они не слышат. Просто блок какой-то.
Я хочу поговорить о наших навыках и нашем взаимодействии с миром. О том, как взлететь над собой.
Когда мне начинают завидовать, или даже восхищаться достигнутым (чаще завидовать, увы), я с радостью готов делиться секретами этого своего, так называемого, успеха. Эти секреты – и не секреты вовсе, скорее, прописные истины. Но почему же они воспринимаются в штыки? Люди задают вопрос: «Почему повезло ему? Как?», – и категорически не хотят слышать ответ. Сейчас у меня есть время и, главное, чистый белый лист бумаги, который было бы смешно воспринимать своим оппонентом, поэтому я надеюсь, что мои рассуждения мне удастся изложить более аргументированно и стройно.
Ну, что? Поехали?!
Как я уже говорил, мир всегда адекватно отвечает на твое с ним взаимодействие. Ты к нему с открытым сердцем, и он к тебе так же. Ты в него плюешь, готовься быть оплеванным самому. Такой вот, божественный пинг-понг…. По-другому никогда не бывает, что бы мы там себе ни придумывали. Нельзя лежать на диване сутками и иметь подтянутый пресс, нельзя вкалывать 24 часа в день и говорить, что не зарабатываешь даже на кусок хлеба. Это нонсенс (если ты не раб на плантации, конечно). Нельзя рассчитывать на то, что в век компьютеров можно найти работу секретаря отказываясь осваивать новую технику. Мир очень чутко реагирует на каждое наше взаимодействие с ним. Чутко и адекватно.
А что есть взаимодействие? Это набор навыков, благодаря которым ты существуешь в социуме.
Но вот в чем фишка: все наши навыки (или почти все) мы получаем в детстве и юности. Мы учимся есть ложкой, потом китайскими палочками. Мы учимся ездить на велосипеде, потом на автомобиле. Мы учимся писать диктанты, а потом рефераты и дипломные работы.
Трансформация и архив навыков – минимальны. Это только кажется, что мы умеем многое. Ерунда! Вы задумывались о конкретной цифре своих навыков? Попробуйте! И вы будете сражены наповал. Я вот как-то взял лист бумаги и написал в столбик всё, что умею делать в жизни. Список получился длинным. Аж 632 пункта. В нем были даже такие пустяковые навыки, как завязывание шнурков и расчесывание волос.
А потом я рядом поставил цифру, которая обозначала примерный возраст, в котором я овладел этим навыком. И знаете, что вышло? Что с 30 до 40 лет я пополнил свои навыки всего на 69 пунктов! То есть, сущая ерунда! Но моя приятельница, которая проделала то же самое, была ошарашена еще больше. С 30 до 57 лет она получила всего 17 новых навыков, один из которых был сплав на рафте, а другой – освоение планшетника.
Да-да! Все свои навыки мы получаем годам к двадцати, в крайнем случае, к тридцати. А дальше? Наши желания растут, наши претензии к миру накапливаются, но количество навыков не увеличивается. Так какого лешего мы в претензии к миру?
Я уже говорил – это пинг-понг. Как ты к миру, так и он к тебе. И чем ты его можешь удивить или порадовать, если не хочешь развиваться дальше. Или хотя бы меняться? Я получаю достойное не себя, а достойное своих навыков, которые уже меньше меня, но они автоматически включаются каждый раз, когда я вступаю во взаимодействие с миром.
Представьте, приехала в Москву девушка из какого-то богом забытого места. Она хороша собой, она жаждет успеха, она вырвалась из унылого отстоя и готова покорить Москву. Более того, эту девушку по просьбе родственников столичный троюродный дядя взял к себе на работу в престижный офис. Есть одна беда: девчонка страшная грубиянка и матершинница. Она не виновата. У нее дома мат – это нормальный разговорный язык. Если разобраться, то в ее мате нет ничего особо страшного. В конце концов, он ей пригодится, где-нибудь в темной подворотне, в стычке с хулиганами, или даже в разговоре с заевшимся чинушей. Но беда в том, что у девушки мат и хамство включаются автоматически! И во всем бы она была для начальника хороша (и кофе варит, и за порядком следит, и бумаги вовремя раскладывает, и не забывает ничего), но в общении с посетителями или в беседах по телефону….