И, если вам кажется, что я только что описала какую-то ненормальную, не имеющую возможность существовать сделку, то вы глубоко ошибаетесь.
Продажа предмета за женский чулок – дело тонкое. На него пойдет не всякий.
Из всего, что я пока узнала об аукционе, я твердо поняла одно: здесь ценят не столь деньги, сколь эфемерное понятие человеческого достоинства. Я не ошиблась. Лицитатор вызвал меня расплатиться сразу же. Перед всеми. Я этого ожидала. Чтобы расплатиться чулком, я должна была его снять. Дальше объяснять не буду. В конце-концов, аукцион был задуман нашими королями как суд. А на любом суде ты больше теряешь, чем можешь получить.
Я подошла к постаменту. Слегка приподняла юбку. Плавно, аккуратно сняла чулок.
Лицитатор с почтением взял его и положил в ту самую коробочку, из которой только что извлек мой новый ежедневник.
Я пошла обратно. До самого конца, где сидел Александр, я не дошла. Вместо этого я присела на тот же ряд, что и Курт Хьюгсон.
-Много пишите? – подмигнул мне тот.
-Просто я приехала сюда играть, - очаровательно улыбнулась ему я.
Курт кивнул и вернул свое внимание к торгу.
А действительно, так ли я много пишу? И нужен ли мне этот ежедневник. Даже из кожи дракона? Нет. Но мне нужно влиться в общество. Нужно завести контакты. А для этого лучше всего привлечь внимание людей. И мне это удалось. Сэлвер смотрел на меня с игривым огоньком. Курт подмигнул. Грейс чуть не ахнула. Ее отец нахмурил брови. Фредерик довольно скрестил руки на груди. Даже Генри слегка улыбнулся. Меня заметили. На Александра я старалась не смотреть. Он, наверняка, ценит женскую честь больше любого дела. Но, увы, я на работе. Здесь я не милая лэди. Я – детектив. И я буду повторять это себе, пока не вырвусь из жизни, которой жила до этого.
Глава 8
Я часто повторяю и повторяю себе, что не хочу обратно. Я не хочу печь пирожки. Не хочу сидеть на кухне и обсуждать последние городские новости. Не хочу белого платья и свадьбы с главным кондитером. Я просто не хочу смотреть на то, как яркая и полная жизнь протекает мимо меня. Но это не все.
Жизнь в доме моей тети – вовсе не такой уж и ад. Тетя добра ко мне. У меня отличная комната. На пекарне мне платят достаточное жалование. Люди в городке – спокойные, трудолюбивые крестьяне. Могло пройти несколько лет, и моя юность погасла бы. Я бы смирилась со своей жизнью. Возможно, я бы даже полюбила ее. Но, увы, судьба (как я ненавижу это слово!) распорядилась иначе. Я полюбила человека, намного раньше, чем я успела полюбить свою жизнь. Смешно? Тогда слушайте.
Когда мне было двенадцать лет, мы с родителями поехали на ярмарку. Было шумно. Красиво. И весело. Очень весело.
Отец выпил винца. Мать разговорилась с подругой – случайно встреченной и давно не виденной. А я, оставленная сама себе, просто потерялась среди всего этого балагана. Но меня нашли. Не родители. Это был мальчик, лет пятнадцати. Он отыскал в толпе мое испуганное лицо. Он взял меня за руку. Он был таким красивым, добрым, заботливым…Я никогда еще не видела таких людей. Когда мы нашли моих родителей, он остался с нами смотреть салют. До сих пор я помню нас, сидящих на отцовской повозке. Помню его глаза, глядящие в небо. Помню отражающиеся в них искры пламени.
Тогда я была еще мала, и громкие взрывы, вместе с громогласными людскими выкриками то тут, то там, пугали меня. Я нервно подпрыгивала и озиралась по сторонам. Тогда его рука нашла мою. Наши пальцы – липкие от ярмарочных сладостей – сплелись. И весь салют мне казалось, что мы приклеены друг к другу. Смешно, абсурдно это звучит от двенадцатилетней девчонки – но тогда я поняла, что наши пальцы должны быть так переплетены всю нашу жизнь.
Мне повезло. Или нет: скорее я была проклята. Но мой «спаситель» жил в поместье совсем недалеко от деревни, где жили мои родители. Мы стали поддерживать огонек детской дружбы. Зря. Через шесть лет случился пожар.
Летом, когда мне исполнилось восемнадцать, было жарко. Очень жарко. Я до сих пор помню его горящие глаза, и то, как он признался мне в любви.
Увы, даже в волшебных королевствах, у дочки пекаря и сына аристократа очень мало шансов на счастье.
Слишком долго и, наверное, скучно, говорить обо всем, что приключилось с нами тем летом, но в его последний день мы расстались навсегда.
С тех пор прошло десять лет. Мой мальчик уже забыл меня. Но я помню его. И потому так хочу вырваться из своего привычного мира. Я хочу стать детективом. Хочу получить право обладать магией. После я найду его. И тогда я буду печь ему пирожки по утрам. Мы будем сидеть на кухне и обсуждать городские новости. У меня будут платье и свадьба. Но только с тем, кого я люблю. А до этого момента, я буду делать все, чтобы приблизиться к своей цели.
Вечером, за ужином, я была звездою шоу. Даже шикарное декольте и полуобнаженные плечи не помогли Аманде Освальд затмить меня. Курт Хьюгсон беспрестанно шутил и рассказывал мне о своих путешествиях по королевству. Сэлвер подливал мне вина (бедняга наверняка мечтал опоить и воспользоваться, но дочь пекаря очень сложно перепить). Фредерик сидел рядом и потягивал свою новоприобретенную трубку. Генри улыбался, глядя куда-то вдаль, и, когда я провожала его до комнаты, сказал, что я – самая сумасшедшая из всех, кого он знает, и Александр будут дураком, если я и вправду его родственница. Я ответила, что Александр и так дурак по многим другим причинам. После я удалилась к себе, с облегчением сняла корсет и оставшийся чулок, и принялась делать записи из того, что мне удалось узнать о новых «друзьях».
Курт Хьюгсон. Маг, о достоинствах которого я уже много писала свыше. Это его первый аукцион. Он считает, жизнь – это игра. Ты или в ней, или вне. И закрытый аукцион – отличный способ быть в самом центре игры. Верю ли я Курту? Отчасти. Он говорил с улыбкой. Ставил акценты на нужных словах. Но в момент, когда мы обсуждали сам аукцион, пальцы его руки слегка дрогнули. Возможно, ему предстоит лично пройти через вторую часть. Скоро мы это узнаем.
Сэлвер Освальд. Наследник семьи Освальдов. Крупнейших добытчиков и разработчиков горного хрусталя. Они с сестрой приезжают на аукцион уже в четвертый раз. Покупают для удовольствия. Но в основном – их ставка на продажу. Горный хрусталь – материал мистический. Он многогранен. Семейство Освальдов вот уже много лет занято не только добычей, но и познанием секретов хрусталя. То, что они представят в этом году – будет ошеломительно. По крайней мере такими словами Сэлвер набивал себе цену.
-Но почему вы выбрали закрытый аукцион, а не ярмарку изобретений, проходящую каждый год в Серебряных Горах? – спросила я.
-На ярмарке – узнают все. О нас будут говорить. На аукционе – мы лишь подразним. О нас пойдет слух. Люди будут шептаться. Разве это не лучше? – подмигнул Сэлвер.
Не знаю, что они там изобрели, но могу сказать одно: Сэлвер Освальд – самонадеянный дурак. Кстати, со мной, похоже, согласна и его сестра. По крайней мере она все время разговора смотрела на брата так, будто хотела его прирезать. Надо будет завтра подружиться с Амандой.
Фредерик. Без фамилии. Самый темный тип всего аукциона. Его знают все, но о нем ничего не узнать. Когда Фредерик покинул нас, я спросила у Курта Хьюгсона, давно ли они знакомы. Ведь они там хорошо беседовали в начале аукциона… Но Курт ответил, будто он встретил Фредрика лишь вчера вечером на пути в поместье. Сэлвер тоже лишь скривил рожу: он, как очень богатый и очень надутый индюк, не переносил простолюдинов.
Мои догадки о Фредрике разнятся: он может быть старьевщиком – конкурентом Генри. А может и сторонним детективом. Нет, не тем, кого нанял Александр. Учитывая две смерти на предыдущих аукционах, детектива могли нанять родственники погибших. В этом случае мое дело печально: я не люблю конкуренцию.
Генри Соквел. Слепой наследник антикварной империи. Он уже три раза был на аукционе. И по нему видно, что аукцион он не выносит. Странное выражение отвращения промелькивало по его лицу, каждый раз, когда речь заходила непосредственно о деле. Отчего такая реакция? Надо будет копнуть глубже в его историю.
Оставались Ароны и Аманда. С последней я справлюсь завтра. Насчет Аронов – я не уверенна. Но я точно знаю, они на аукционе в первый раз, и потому за ними надо лишь наблюдать.
Я закончила свои записи, откинулась на стуле и закрыла глаза. Как раз в этот момент расслабления ко мне и постучали. Я нехотя открыла дверь. На пороге стоял Александр.
-Скажите, что пришли пожелать мне спокойной ночи, - взмолилась я.
Александр окинул меня взглядом полным…презрения (?) но сказал лишь:
-Нам пора работать. Пойдемте.
И он вывел меня из моей комнаты, где я так мечтала о заслуженном сне.
Глава 9
Вместе с Александром я поднялась на четвертый этаж дома. Здесь я еще не была. Все это место напоминало более чердак. Даже подниматься пришлось по приставной лестнице, через люк, расположенный в центре коридора.
Весь этаж состоял из темного квадратного коридора, освещаемого одним единственным факелом на стене, четырех дверей черного дерева, и огромных часов посредине.
Странно, но, несмотря на полную тишину на этаже, я совсем не слышала, как идут эти часы. А они были действительно очень большими.
Часы стояли на толстом деревянном постаменте, и представляли собой гигантский лунный шар, на котором и был закреплен часовой механизм. (По-моему слегка безвкусно, но я не хозяйка дома, и мое мнение не важно). По кругу луны было что-то написано серебряными буквами.
-Грехи ваши воздадутся вам, - прочел надпись Александр.
Вернее нет, он не прочел ее. Он произнес ее. Эту цитату Александр знал хорошо.
-Можно сказать, девиз нашего рода, - скривил он губы.
-Я думала, вы лишь следите за аукционом, - произнесла я.
-Я тоже так думал, - вздохнул Александр.
-А это что значит? – спросила я, указывая на небольшую надпись красным на постаменте под луной.
Александр подошел ближе. Надпись была на древнем языке гор, и скорее выцарапана, чем написана.
-Автограф архитектора дома, - вздохнул Александр.
-Длинновато.
-Да. Здесь написано «Лишь тьма сотрет ваш грех».
-Немного странный автограф, не так ли? – поежилась я.
-Ничуть, - ответил Александр, - Я ведь уже говорил: архитектору выкололи глаза.
Он подошел к самой крайней двери и подергал за ручку.
-Это и есть ваш план работы? – спросила я, - Дергать двери за ручки, в надежде, что они раскроются?
Александр ничего не ответил, и лишь подошел ко второй двери.
Я зевнула, но решила все же составить ему компанию.
-Так что это за комнаты? – спросила я.
-Первая: комната ночи, - ответил Александр.
-Очень понятно…
Он бросил на меня полный презрения взгляд, но пояснил.
-В этой комнате свершается сделка, если продается …хм… честь девушки.
Я чуть приподняла бровь.
-Да у вас тут бордель…
На секунду на лице Александра промелькнуло выражение, будто он хочет дать мне пощечину, но он устоял, его гнев сменился обычной усталостью, и Александр даже улыбнулся сквозь нее:
-Пожалуй, вы правы… А за этой дверью у нас пыточная, - продолжил он в порядке разговора.
Тут даже мои сонные глаза чуть не вылезли на лоб.
-Что значит «пыточная»?
-Ну в этой комнате собраны всякие необходимые приспособления… Скажем, если лотом является какая-нибудь часть тела, и новому хозяину надо ее забрать.
Меня чуть не вырвало.
Александр продолжал:
-За этой дверью, - он подергал ручку третей двери, - Воображариум.
-Нет, как пекарша, я что-то не понимаю, - посетовала я.
-В «воображариуме» проводятся самые разные наказания чести. Эта комната наделена особой магией, и в ней может происходить все, чего пожелает покупатель. Это, кстати, единственная комната, в которую допускаются все.
Я стояла, и не могла поверить тому, что говорил Александр.
-Что значит «допускаются все?»?
Александр вздохнул. У него был такой вид, будто он объясняет простейшее маленькому ребенку, но тот его никак не понимает.
-Цель «продажи чести» дворянина в том, что он будет опозорен.
-Это я и сама додумала.
-Позор должен иметь свидетелей. Как сказал вам сегодня ваш новый друг Сэлвер Освальд, - Александр сделал особое ударение на слове «друг», - Люди должны шептаться.
-Теперь понятно, - пожала я плечами.
Укор Александра я решила не принимать к сердцу: в конце-концов я работала…, а вот его рассказ о комнатах все больше и больше давал мне понять, что этой ночью я вряд ли засну.
-Это последняя комната, - сказал Александр, вставая у четвертой двери, - Здесь лишают магической силы, - он подергал за ручку, - Это все, что я о ней знаю.
Я еще раз осмотрела расположение комнат. Провела рукой по стенам. Шершавые. Словно в мелкую сыпь. Странный материал.
-Комнаты соединены? – спросила я.
Александр пожал плечами.
-Я никогда не был ни в одной.
-Даже в Воображариуме?
-Особенно там.
-Вы же сказали: «допускаются все».
-При желании самих людей. Я же такового не имел, - отрезал Александр.
-Зря.
На меня снова метнули ледяной взгляд, но я не отвела глаз.
-Александр, - твердо сказала я, - Здесь происходят убийства. Из того, что я уже знаю об аукционе, никто из участников не может считать себя в безопасности. Мы должны найти способ попасть в эти комнаты и осмотреть их.
-Вы считаете, убийца мог пройти из соседней комнаты?
-Вполне.
Александр задумался. Неужели он наконец-то воспринял меня всерьез?!
-Вы можете быть и правы, - наконец сказал он.
Несмотря на поздний час, мне захотелось прыгать и кричать от радости: господин выслушал мое мнение!
-Мне надо запросить аукционные списки у лицитатора…
Мое лицо искривилось: аукционные списки? А они что, записывают кто, что, и когда купил? Иными словами, касательно этого аукциона, кто и что делал на нем?
-Да, пожалуйста, запросите, - прошипела я, - И меня не забудьте с ними познакомить!
(Да с этих списков и следовало все начинать!)
-Из-за ваших скрытности, гордости и высокомерия может погибнуть человек! – с горяча не выдержала я.
Александр выглядел озадаченно. Потом растерянно. А потом его выражение сменилось. Красивое и гордое лицо вмиг стало очень, очень усталым. Ему словно прибавили десяток лет.
-Простите, Розалинда, - тихо сказал он, - С этих списков, действительно, нам с вами и следовало начать. Просто я … я … я дурак.
Я чуть не упала на месте.
-Да, дурак, - повторил Александр, - Все пытаюсь уберечь себя, вас, и всех остальных от этого кошмара, под маской аукциона. Но это лишь отголоски гордости. Можно сказать предсмертная гримаса честного человека. На самом деле мне давно пора признать: мы все в этом позоре. И от него никогда не отмыться.
-Что вы говорите, - прошептала я, не веря своим ушам.
-Розалинда, как выдумаете, что я сейчас делал? – спросил у меня Александр.
-Дергали за ручки дверей, - как-то не остроумно ответила я.
-Я проверял печати. Магия моей семьи позволяет чувствовать, на месте ли печать. Как хороший тюремщик, я проверял, закрыты ли все камеры для заключенных.
Я приступила на шаг ближе к Александру.
-Александр, ты не тюремщик, - мягко сказал я, - Печать лишь предосторожность…
-И эту предосторожность ставлю я сам. От каждого моего прикосновения печать на двери лишь сильнее. Но сам я не могу ее снять.
Я вздохнула.
-Это не делает тебя…
Договорить мне не дали. Александр взял меня за руку и потащил вниз. Через люк в полу. По лестнице на второй этаж. Потом в конюшню. Там мы прошли лестницу всадников и остановились у главных ворот.
К тому моменту на лице Александра играла странная, кривая усмешка. Ее я никогда раньше не видела.
-Я так не хотел походить на отца, - пробормотал он.
-Что…?
-Розалинда, - развернулся Александр ко мне, - Я изначально был против вас в этом деле. Мое мнение и сейчас не изменилось. Вы напрасно рискуете ради нас. Наш род – проклятые тюремщики. Мы ставим печати, чтобы люди не могли сбежать.