Калифорния, лето 2014
- Сейчас у нас будут общие съемки. На самом деле, парням нелегко, ведь среди них звезда, которая сияет – и это я. И оператору сложно поймать в кадр всех, ну вы понимаете – я затмеваю остальных.
Том красуется перед камерой, зыркая по сторонам глазами и совершая бесцельные движения руками.
Ловлю на себе настороженный карий взгляд и едва заметно пожимаю плечами.
Мы быстро разогреваемся. Даже Густав начинает подтанцовывать и хохмить с серьезной миной. Что говорить про брата и Йорки - они упражняются в остроумии. Дорвались до общения с камерами. Оператор бегает за нами, пытаясь запечатлеть самые отвязные моменты.
- Я не слишком? – слышу быстрый шепот. Мы с Томом не разошлись в коридоре. Застряли между кронштейнами с одеждой. Пока оператор ловит в кадр Малыша, отвечаю, улыбаясь.
- В самый раз.
Облегченно выдыхает. Любимый старший брат.
***
За окном второй день дождь стеной. Том, в черной майке и довольно узких джинсах, курит на пороге дома, распинается перед оператором, как бы машинально поглаживая себя по гладким плечам и шее. Отомщу.
В охренительном образе с перьями на голове прохожу по коридору, останавливаюсь рядом с Томом. Братец сегодня в ударе. Слышу его голос, заканчивающий фразу.
- … и попрошу фотохудожника, чтобы откорректировал готовые кадры и сделал «там» побольше.
Фыркаю – вот придурок! Признается всем, что ему там что-то подрисовывать надо!
- А можно носок засунуть, - предлагает Георг.
Брат протягивает мне белый носок. Усаживаюсь на стул.
- Мне зачем? Куда уж больше-то?
Дошло, что выглядят озабоченными идиотами. В глазах Тома – искренний ужас. Положение спасает Натали, укоризненно пристыдившая нас за тему.
Желая добить близнеца, нахально задираю ногу в красных леггинсах. Во взгляде – претензия новобрачного, обнаружившего неневинность юной супруги.
- Том, давай-ка сделай свою чертову работу и завяжи мне ботинок, - покачиваю прямо перед его пахом тяжелым эксклюзивным буффало. – Ты же знаешь правило – если рядом нет ассистента, то ты - мой ассистент. Давай.
Том моментально реагирует на тон. Я вдруг с ужасом понимаю, что он сейчас встанет на колени и начнет выполнять мой дурацкий приказ. Но нет, останавливается на полпути, услышав смех Натали. Боже, я этой девушке сегодня шампанское куплю! Нет, лучше цветы, она любит. Спасла балбеса от позора. Представляю, как бы это выглядело со стороны – Том на коленях привычно завязывает мои буффало, преданно заглядывая в глаза… Видимо, Том тоже увидел красочную картину, потому что передергивает бровями и кидает укоризненный взгляд. Не расслабляйся, братец.
***
- Альбом на 90% моя заслуга, я полностью спродюсировал и смикшировал звучание, - в очередной раз хвастается Том. Хитрый ведущий Джо-Джо умело раскрутил брата на эмоции и Том радуется, переходя на профессиональные подробности. Мы удачно рекламируем свое творение.
Том прав – он работал над альбомом больше всех нас, вместе взятых, часто ночевал в домашней студии. Отказывался от клубов и тусовок. А бывало, что срывался из самого эпицентра событий, застигнутый новой идеей, или услышав в ритмах клубной музыки то самое звучание, которого добивался. А сколько раз я вытаскивал его из-за пульта, осоловевшего от звука и голосов! Распробовав тонкости работы продюсера, брат взялся за это дело с одержимостью перфекциониста. Он был великолепен, поражал меня вкусом, тонким пониманием идеи каждого саунда. И каждый раз, добившись идеального результата, прибегал ко мне хвастаться, смотря восторженными глазами. Похвали, восхитись, Билли.
С энтузиазмом гимназистки подхватываю слова Тома, превозношу талант брата без меры.
- Мдааа, - тянет Густав по окончании встречи. – Томше сегодня на высоте…
Брат гордо расправляет плечи. Густав поправляет очки и продолжает мысль:
- Сразу видно - возмужал парень. Раньше только про свои потрахушные подвиги рассказывал. А сегодня – ни одного слова, все по делу. Я тобой горжусь.
Георг сочувственно хлопает Тома по плечу. В глазах брата мечется паника. Проклятый Густав!!!
В следующем сюжете Томас упорно пытается вернуть себе славу секс-символа, мнет яйца и облизывает пирсу, многозначительно фонтанируя незатейливым юмором, достойным озабоченного подростка. Весело хохочу над старыми комплексами брата, внезапно выплывшими наружу.
***
Увлеченно обсуждаем с режиссером наброски для будущего клипа. Наверное, уже в сотый раз. От туманного предчувствия мурашки по коже. В кресле посапывает Густав с Малышом на коленях. Георг сонно хлопает глазами и все пытается сообразить, о чем вообще речь. О тусовке? О новом фильме? Ах, это у нас такой клип будет?! Послушав еще пару минут, отрубается следом за Густавом.
- Слабаки, - смотрит на парней Том, вытаскивая сигареты. Доведенным до автоматизма движением протягивает мне одну.
- Они всегда такие после перелета, - поймав тревожный взгляд режиссера на друзей, комментирую я. - Из Германии только что получили ценным грузом.
Режиссер кивает и продолжает свои выкладки.
Я залип на этом клипе, сам знаю. Том уже смеется над моим желанием довести ситуацию до абсурда. И все же то, что предлагает режиссер, не совсем совпадает с моими представлениями. Оргия – прекрасна. Расписанные крупные планы более чем впечатляют. И, словно бы в другом измерении, параллельно, в том же месте, но безлюдном и заброшенном – мы, ребята играют на инструментах, я брожу по пустым комнатам с тоской во взгляде. На контрасте – яркие краски в съемках оргии, и черно-белый свет – наши силуэты. Интересная и даже мистическая подача, но не отвечает идее песни.
- Мне хотелось бы совместить нас и тусовку, - наконец, понимаю я.
- Тогда получится выросший из детских штанишек «Шрай», - замечает развалившийся в кресле Том.
Режиссер мычит и быстро делает заметки в блокноте.
- Хотите участвовать в массовке? – осторожно интересуется, обводя нас с братом взглядом.
- Я – обязательно. Давно мечтал, - моментально решаюсь и тут же, по теплой волне по всему телу, убеждаюсь в правильности сиюминутного порыва.
- Окей! - подозрительно легко соглашается режиссер. – Ты прекрасная модель, будешь главным героем.
Представляя себя то ли персонажем «Парфюмера», то ли Дорианом Греем, соблазнительно улыбаюсь, поддевая кончиком языка колечки в нижней губе. Режиссер роняет ручку на стол. Том нервно дергает ногой.
- А чё это ты один? Мы тоже хотим.
И пинает просыпающегося Георга. Басист моментально подхватывает:
- Да, мы тоже хотим!
Ох, Йорки, ты еще не понял, на что подписываешься. Режиссер потирает ладони от свалившегося счастья и начинает быстро менять раскадровку. К концу процесса просыпается Густав и с неописуемым ужасом вслушивается в предлагаемое безобразие.
Парни соображают, что влипли. Похоже, один я готов так вот просто сняться чуть ли не в порно. Густав и Георг подавленно молчат. Даже корчащий из себя мачо Томас сдувается на глазах, как воздушный шарик, выслушивая возбужденную импровизацию режиссера. По новой версии, они не просто играют на инструментах в темном и пустом помещении, их окружают целующиеся и тискающиеся парочки, а то и тройнички… К Густаву на барабаны лезут похотливые девчонки, Георга за плечи обнимают две девушки и два парня, а к Тому на высокий стул забираются обнаженные красавицы. Наш режиссер очень красочно описывает горе-плейбоям их перспективы. Густ и Йорки по-хамелеонски меняют цвет лиц – то краснеют, то бледнеют. Видимо, представляют, что им будет от подруг по возвращении в Германию. Том нервно чешется, как блохастый пес.
- Это… - нерешительно обращается к режиссеру.
Я откидываюсь на спинку дивана, предвкушая театр одного актера. Брат определенно на пике вдохновения - невероятно логичен и убедителен. В два счета доказывает режиссеру, что Густав забьет на хрен своими палочками всех лезущих к нему девиц. А Георг вообще всегда так сосредоточен на игре на бас-гитаре, что не обратит внимания на творящееся вокруг приставалово, а зачем тогда его лапать? Мысленно аплодирую брату. Йорки и Густав смотрят на Тома, как на джедая-спасителя.
- Что касается меня… - Том делает значительную паузу и смущенно разводит руками. – Понимаешь, чувак, я не такой актер, как брат. Если меня начнут трогать прямо в кадре… ну я блин за себя не отвечаю… натура у меня страстная. Может, лучше не надо?
- Не понял, - недоумевает режиссер. – А зачем тогда я старался? Возвращаемся к первому варианту? - обращается ко мне, как к самому адекватному из компании.
Парни облегченно выдыхают.
- Как это?! – возмущаюсь я. - Я хочу сниматься в главной роли. Выкидываем из оргии этих трусов, а меня оставляем.
- Окей, - снова соглашается режиссер и опять что-то записывает.
- С детства страдал эксбиционизмом, - пытается поддеть меня брат.
- Почему же страдал? Наслаждался! – спокойно отзываюсь и готовлюсь выслушать новые раскладки режиссера.
***
- Отлично! Снято! – звучит голос режиссера.
- Похоже, мне необходимо поправить макияж, - пританцовываю в накинутой на голые плечи шубке, протягиваю руку за бутылкой воды.
Вообще-то в помещение прохладно. Видимо, так задумано, чтобы мы не сильно разгорячились от жарких сцен. Но лично я, услышав команду «Мотор», моментально абстрагируюсь от эмоций, словно смотрю на себя со стороны, работая с лицом и телом, как с послушной формой. Изображаю отстраненную страстность, пока чужие руки и губы скользят по телу. Неприятно, что остаются мокрые следы. Лицо - в прозрачном блеске для губ. Веселая гримерша поправляет грим. Глупо скалюсь, изо всех сил показывая смущение. Я ведь должен чувствовать себя немножко неловко, это ведь первый клип в таком жанре? То, что я с удовольствием и давно отрываюсь на тусовках и танцполах в ночных клубах полуголый, не считается.
- Все хорошо?
- Да?
- Горячо, не так ли?
- О да. Горячо.
Я так лихо показываю неловкость, что на самом деле начинаю нервничать.
Парни сидят поодаль, курят и обсуждают прелести массовки. Густав, поняв, что на его барабаны и добродетель никто не покушается, приходит в благодушное настроение и отпускает шуточки не хуже Георг, который от стресса прощает американским неучам собственное перевранное имя, согласившись и на «Герхарда», и на «Джоржа». Том активно хохмит. Слишком активно. Чувствую, он на грани. Крутит на палец прядь темных волос.
Следующий сюжет оправдывает мои ожидания. Большой кучей народа усаживаемся на белом диване. Сзади – модель Кира упирается костлявыми коленками в бедро. Ерзаю, пытаясь пристроиться поудобнее.
- Сделай так на камеру, Билл, – требует режиссер.
Киваю. Справа – симпатичная девчонка с копной шикарных длинных волос, щекочущих лицо. Жаль, что у нее такие жесткие руки, хватает меня холодными пальцами за лицо, как щипцами. Слева – смазливый блондин, не знает, как ко мне притронуться и прерывисто дышит в ухо. Команды оператора и режиссера сбивают весь сексуальный настрой, даже если кому чудом и удается возбудиться. В мыслях параллельно возникает вопрос, как же снимается профессиональное порно, вернее, как актеры могут еще что-то творить друг с другом под прицельным вниманием камер и замечаниями постановщиков.
Георг сверкает глазами, как кот по весне, и восторженно общается с камерой. Впечатлен.
Пока съемочная группа прокручивает и обсуждает отснятое, присаживаюсь к Тому. Брат делится сигаретой.
- Отлично смотришься, - нарочно небрежным тоном. – Полный экстаз.
- Прозвучало, как «полный отстой», - усмехаюсь, прикуривая от его сигареты.
Вижу злые искры в карих глазах. Ярость на брата накатывает медленно, но неумолимо, как морская волна. Чувствую все оттенки близнецового гнева – невольное восхищение заснятыми картинками замешано на стыде от того, что сам не набрался храбрости для участия. Неловкость. Ревность.
- Том, - хочу положить руку на его коленку, но понимаю, что прикосновение сейчас будет лишним. – Ты возбужден больше меня.
- Ты в кадре… просто улет. Ходячий афродизиак, - признается, смотря на съемочную площадку.
- Ревнуешь? - интересуюсь тихо.
Взмах черных ресниц. Качает головой еле заметно.
- Разве я веду себя так в постели? – киваю в сторону тусовки. – Ну скажи, похож этот мой постановочный «экстаз» на настоящий?
Том замирает на мгновение. Вижу, как перестает кусать губы. И, наконец, робко улыбается. Утыкаюсь носом в его бороду, вдыхаю запах и тут же чувствую, как закололо в кончиках пальцев. Ходячий афродизиак – мой старший брат. Сумасводящий, безумный секс-наркотик, моментально действующий на нервные центры. Отскакиваю от близнеца, собирая враз рассыпавшиеся мысли. Трусливо убегаю к массовке, ловлю обострившимися чувствами тяжелый довольный взгляд на своей спине.
Пока я делаю селфи с участниками нашей оргии и пью капучино, быстро отснимаются сюжеты с парнями, практически с первых дублей. Режиссер и операторы поражены, как они круто держатся перед камерами. Усмехаюсь - тупые американцы, мы же не новички в шоу-бизе.
Только сейчас замечаю, что Том в футболке «имени меня». Смеюсь, сбрасывая напряжение.
Старший братец, блестя глазами на посвежевшем от грима лице, распинается о том, что в клипе все любят друг друга, кроме него и Георга. Звучит как-то извращенно, но чтобы не сбивать с толку взбодрившегося Тома, молчу и хихикаю про себя.
Снова перерыв. Гримерша и оператор тискают Малыша. Девчонки из массовки кормят его позволенными вкусностями и умиляются прыжкам и ужимкам.
Общаемся с камерой в гримерке, перед следующей сценой. Всеми силами показываю необыкновенное оживление. Меня же должно это волновать?! Том сидит рядом с каменным выражением лица.
- Мы ведь сделаем это, не так ли? – даже подскакиваю от нетерпения.
- Да, - отзывается режиссер.
- Ох, не могу дождаться, - смотрю в камеру, изображая счастье ребенка, ждущего Санта-Клауса. – Мне сделают минет первый раз в жизни.
Глупо смеюсь, замечаю кривую усмешку брата. Том, ну отомри, приколись, ведь твоя тема! Не могу же я сказать, что именно сегодня утром проснулся от охренительного минета в твоем исполнении!
Сцена дается нелегко. Крупный парень, которого выбрали из-за редкой невозмутимости, тормозит, Кира стоит, как деревянная кукла, лифт не закрывает двери, а меня вдруг пробивает на нервный хохот. Проржавшись со всей группой, мы наконец-то заканчиваем со злополучным сюжетом.
Проходя мимо стоящего с отстраненным лицом Тома, шепчу еле слышно:
- Несравнимо.
Близнец фыркает.
Вечером уставшие и обалдевшие от ударной дозы эротики Густав и Йорки падают на диван в гостиной с литровой бутылью джина и устраиваются, видимо, надолго. Том, изображая гостеприимного хозяина, ставит перед друзьями несколько банок тоника и горячую пиццу.
- Я в душ, - сообщаю компании. – Чувствую на себе похотливые руки.
- И языки, - поддерживает Георг.
Том открывает рот, чтобы продолжить мысль, но смотрит на меня и послушно молчит.
Я чертовски устал. Выворачиваю краны и прислоняюсь спиной к стене. Двенадцатичасовой рабочий день высосал все силы. С непривычки голова болит, а мышцы сводит усталостью. Как только организм понимает, что дома, тут же пытается отрубиться и заснуть.