Спортсмен-музыкант-прозаик мне вот чем запомнился. В один жаркий летний денек в писательском ресторане плавились даже столы. Нева дрожала за окнами. Сплошное марево – асфальт прилипал к подошвам.
Рекшан принес с собой термос. Да еще и наливал – то одному знакомому посетителю, то другому.
– Как он может пить в такую жару горячий чай? – не выдержал я.
Те, кому он не налил, злобно разъяснили:
– Дурак! Там о-о-очень холодная водка!
Шадрунов и случай с актрисой
Николай Шадрунов, знаменитость города Ломоносова, или Ораниенбаума (или в просторечии – Рамбова), косолапый, простодушно-хитроватый, поймал автора этих строк на следующем вопросе:
– Перечисли-ка, братец, членов Политбюро при Хрущеве.
Перечислить я, само собой, не смог, потому что, несмотря на годы, проведенные на историческом факультете, меньше всего интересовался всякими членами.
– Какой же ты после этого историк? – то ли возмутился, то ли обрадовался Шадрунов, сам имеющий чуть ли не пять классов образования. И тут же перечислил полный состав Политбюро.
Он был еще одним «человеком из народа»: работал в кочегарке, писал рассказы о ломоносовских бомжах и пьяницах, пил, спорил, поддевал собеседников – хитренько так, с прищуром. Расхаживал, загребая листву и пыль своими медвежьими ногами, по родному Рамбову, разгуливал по Питеру, все видел, все слышал и частенько заглядывал в писательский ресторан. Там Шадрунов присаживался к какой-нибудь компании и незаметненько влезал в спор. Как всякий самоучка, он любил щеголять знаниями и делать кому-нибудь «асаже». А знания у него были – память Шадрунов имел хорошую.
Он дружил с писателем Коняевым.
С артистом Иваном Ивановичем Краско.
И со многими другими интересными людьми.
Он был настоящим самородком.
До сих пор ходит байка о случае с Маргаритой Тереховой. Однажды в Рамбове снимался фильм. Видно, с жилищными условиями у советских киношников не все оказалось в порядке. Когда Шадрунов пригласил актрису пожить у себя, та согласилась (если, конечно, верить анекдоту).
Вскоре наш добрый самаритянин собрался в Питер по делам. Годы были своеобразные. Уже существовали проблемы с продажей алкоголя.
– Маргарита, – сурово сказал народный рамбовский писатель, – у меня в шкафу два флакона тройного одеколона. В тумбочке еще один. Береги их как зеницу ока. Если придут приятели – Петрик с Коньком-Горбунком (клички известных местных персонажей), – ты с ними не миндальничай. Смело посылай. Они только ругань и понимают.
Писатель уехал, Терехова осталась сторожить одеколон.
В то же самое время в Питере к одному прижизненному классику (не будем упоминать его имени) заглянул известный московский редактор. Выпили, закусили.
– А знаешь что! – воскликнул классик в порыве гостеприимства. – Я тебя, брат, сейчас с таким человеком познакомлю! Выдающийся человек. Свой. Из народа. Гостеприимен. Талантлив. Потом благодарить меня будешь. Поехали!
Рамбов в то время был настоящей Тмутараканью. Незваные гости долго тряслись в электричке, а затем плутали по каким-то улицам. Наконец вышли на окраину города к развалившемуся деревянному домишке, в котором и проживал народный талант.
– Он, брат, нам знаешь как обрадуется, – твердил всю дорогу классик, расписывая добродетели «самородка», – знаешь как примет!
Наконец отыскали квартиру.
Позвонили.
– Так! – распахнув дверь, гаркнула известная на всю страну актриса. – Ты – Петрик! – показала на классика. – А ты – Конек-Горбунок! – показала на московского редактора. – Одеколона вам не будет. Пошли отсюда на (бранное слово)!
Весь обратный путь два деятеля культуры молчали…
Дядя Миша и доллары
Прозаик Михаил Демиденко являлся почетным ресторанным гостем. Когда он крепко закладывал за воротник (что не так уж и редко случалось), начинались скандалы, разборки и прочие развлечения.
Автор знаменитого в свое время «Дневника пройдохи Ке», востоковед, китаист, еще успел повоевать и на корейской войне – был шпионом, дипломатом, спецназовцем; впрочем, кем только дядя Миша не был.
Вернувшись из очередной командировки (в Кампучии он помогал свергать режим Пол Пота), дядя Миша привез целый чемодан тамошних кампучийских долларов.
В долларах был весь ресторан. Дядя Миша их дарил, раскидывал. Оставлял на столах. Ясное дело, эти доллары были никому не нужны – вот писатель-спецназовец и веселился.
Когда он в изрядном подпитии покидал писательский дом, то видел, как деньги уборщицы просто выметали.
Наутро, вернувшись, он застал одного из своих приятелей, у которого никогда не водилось «тугриков», за ресторанным столом. Тот заказывал себе поистине царский обед, как говорится, «двести грамм… и закусить».
«Приболевшего» после вчерашнего дядю Мишу алкаш-приятель встретил словно отца родного, чему подозрительный, как все шпионы, Демиденко несколько удивился.
Но долго ему не пришлось дознаваться, откуда богатство. Угостив изможденного мэтра «холодной, двойной очистки, московской», приятель добродушно поведал, что собрал раскиданные благодетелем кампучийские билеты и отнес их какому-то предприимчивому нумизмату, тот отвалил за них приличную сумму.
– Да и не только я относил! – воскликнул друг. – Тут многие этим занялись. Коллекционеры твои раритеты с руками отрывают.
Взревев, дядя Миша бросился к мусорным бачкам, но было поздно.
Дядя Миша и мат
Как всякий образованный человек, дядя Миша умудрялся повсюду вставлять бранное словцо.
Довлатов в свое время дал ему такую исчерпывающую характеристику: «Я спросил писателя Демиденко, какой фирмы его пишущая машинка. “Рейн (бранное слово), металл, на (бранное слово)”, – ответил тот».
Что такое дао
Однажды Демиденко разогнал даже видавших виды сотоварищей одним-единственным вопросом:
– Что такое дао?
Тем, кто не знал – а таковых было большинство, – дядя Миша старался дать в ухо.
Неудивительно, что ресторан начал пустеть на глазах. Запахло очередным скандалом.
Не помню, как я ему подвернулся, но на вопрос успел пробормотать, что знаю.
Удивительно, дальнейшей экзаменовки не последовало. Дядя Миша настолько удовлетворился ответом, что мгновенно успокоился, ласково меня обнял (думаю, так в припадке нежности может обнять йети) и таким вот образом ходил со мной в обнимку, показывая официанткам, бармену и даже поварам и приговаривая при этом:
– Он знает, что такое дао!
С тех пор китаист и разведчик относился ко мне как к сыну.
– А все потому, что Бояшов знает дао, – объяснял завистникам, – а вы, ослы, – нет!
Кутузов и Большой дом
Евгения Васильевича Кутузова также не лыком сшили.
Кагэбисты (о чем уже говорилось) были нашими соседями.
Если не приятелями.
Руководителю ЛИТО как-то пришло в голову, что он предал родину.
Несомненно, без водки не обошлось.
В темный осенний холодный вечер, почти в ночь, когда ресторан уже закрывали и особо засидевшихся посетителей выкидывали на улицу – иначе от них было попросту не отделаться, – выставленный за порог мэтр внезапно раскаялся и отправился к Большому дому.
Он стучал кулаками в парадную дверь и требовал собственного ареста – за малодушие и шпионаж в пользу Запада.
Его отговаривали сердобольные дежурные. Предлагали такси. Смеялись. Недоумевали. Пытались усовестить.
Он требовал карандаш и бумагу – для дачи показаний.
Дождь лил как из ведра.
Кончилось тем, что мэтра выбросили и оттуда.
И вся королевская рать
Кутузова мы любили.
Но не менее любили и Леонарда Емельянова, профессора Пушкинского дома, и Бориса Стругацкого, и Глеба Горышина, и хитрющего, умного поэта Вольта Суслова, и Анатолия Белинского, главреда тогдашнего «Лениздата», и вообще всех, кто тогда с нами – поэтами, лириками и фантастами – возился.
Нас тоже «было много на челне».
Теперь «иных уж нет, а те далече…».
Андрюша Измайлов, Володя Алексеев, Сережа Федоров, Леша Грякалов, Лена Грачева, Виталик Крижшталович, вечно бородатый Носов… – где вы сейчас, многие мои друзья-товарищи по писательскому застолью?
На третьем этаже Дома, в мавританской гостиной, обшитой дорогим потемневшим деревом, с роскошным столом и резными креслами (все потом сгорело, все растащили), занимались молодежью писдомовские консультанты – Володя Ивченко с Николаем Горячкиным.
Худой, длинный, экспрессивный Горячкин всегда встречал меня одним и тем же лозунгом:
– Пора вершить великие дела!
Я и пытался их вершить. Правда, не все получалось.
А как поживали в то время Отряскин и компания?
Да замечательно!
Продолжение хлопот
Следующим местом дислокации «Джунглей» стал ДК «Невский» – помпезный клуб на берегу Невы в заводском районе, за Лаврой. Развеселый Кирилов ушел в «Зоопарк». Его место согласился занять барабанщик из «Странных игр» Александр Кондрашкин, товарищ вдумчивый и серьезный. Говорил он мало, но стучал – дай бог каждому.
Игорек Тихомиров как-то, между прочим, на очередной репетиции заметил:
– У Цоя нет басиста. Меня попросили… немного подыграть.
К творчеству группы «Кино» все «джунглевцы» относились если не с пренебрежением, то, честно говоря, весьма снисходительно. С гималайских высот арт-рока Отряскин оглядывал равнину «трех аккордов», как и полагается небожителю, считая подобные чудачества обыкновенным баловством (он и «Секрет» никогда не жаловал). Ни песни, ни своеобразный шаманизм Цоя никого из нас не вдохновляли. Тихомиров, помню, однажды даже передразнил голос «начальника Камчатки», продребезжав на вдрызг расстроенном фортепьяно нечто вроде «Транквилизатора».
Мы со смеху тогда покатывались.
И вот теперь он стеснительно признается, что, пожалуй, немного поможет ребятам.
Отряскин великодушно разрешил эту самодеятельность, поставив условием, что помощь никак не должна отразиться на боеспособности «Джунглей».
К счастью, так и случилось.
Через несколько лет успех «Кино» стал просто ошеломляющим. Однако Тихомиров всегда был нам верен. Впоследствии, всякий раз отпуская Игоря с «Кино» на гастроли, Андрей добродушно бурчал:
– Опять поехал петь про «пачку сигарет»!
Репетиции в «Невском» шли полным ходом. К тому времени крепко встали на ноги «секретчики». У них появились импресарио и представительский автомобиль. Они ездили по всему городу и ясно кого из себя изображали. К нам они заскакивали уже как мэтры. Фома весь лучился счастьем. Но нашего лидера «попсовое творчество» по-прежнему мало трогало. В один прекрасный день, после того как я помог вытащить ребятам аппаратуру на сцену, Отряскин сказал:
– Поедешь к метро, встретишь саксофониста Орлова!
Орлов
Как только новый участник группы в своем длинном плаще и с бородкой в стиле кардинала Ришелье показался на эскалаторе – этакая смесь стиляги с панком, – даже я, слепец, понял: это наш клиент. Но невольно отшатнулся.
Сразу по прибытии москвич Юра потребовал для себя клетку на время выступлений – чтоб не причинить увечий ни зрителям, ни музыкантам. Он выглядел настоящим берсерком. Внешность не обманула – стоило Орлову только схватить инструмент, началось истинное камлание.
Сам он однажды признался:
– От меня на улице собственные родители шарахаются. Отец вот так же: встретил в метро – и в сторону!
Юра был заражен особым московским эпатажем – разгульным, бесшабашным, шокирующим всё и вся. Сразу чувствовалась Первопрестольная.
В «Джунглях» он пришелся ко двору.
Позднее наш саксофонист здорово прогремел в обеих столицах, создав собственное авангардное детище – «Николай Коперник».
А богемная жизнь продолжалась. Один раз нас занесло к знаменитому на весь тогдашний рок-музыкальный Питер подвижнику – Коле Васин у.
Битломан всех времен и народов
Помню, Коля встречал гостей на пороге своей ржевской квартирки в балахоне, бородатый и умиротворенный, как и полагается святому. Он сильно смахивал на Демиса Руссоса.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.